Сергей Мирный - Ликвидаторы. Чернобыльская комедия Страница 34

ВРАЧ: О-о-о…

СЕРГЕЙ: Ноет. Постоянно.

ВРАЧ (обрадованно записывает): А какой?

СЕРГЕЙ (удивленно): Все зубы ноют…

ВРАЧ: Все! (Шпателем сочно обстукивает зубы.) Больно?

СЕРГЕЙ: Нет.

ВРАЧ (записывает): Вроде все в порядке. Может, гайморит? Надо снимок сделать… Флюорография ничего не покажет… Рентгена не боишься?

СЕРГЕЙ: Рентген туда – рентген сюда…

Рентгенкабинет.

ТОЛСТАЯ ТЕТКА-РЕНТГЕНОЛОГ: Ну, надевай вот это, сынок… (Обвязывает Сергею вокруг пояса нечто вроде массивной юбки: два клеенчатых фартука – один спереди, один сзади, – в их плотную материю зашиты тяжелые пластины свинца. Сергей начинает хихикать.) Ты же еще молодой… Садись. Зачем вам молодым это лишнее облучение… (Надевает ему на грудь и спину такую же защитную конструкцию. Завязывает узел на плече. Сергей прыскает.) Ты што, дурной? Щекотки боишься?

СЕРГЕЙ (уже неудержимо хохочет): Мне… СМЕШНО…

РЕНТГЕНОЛОГ: Да что тут смешного? В рентгенкабинете еще никто у меня смехом не заливался!

СЕРГЕЙ: А мне… смешно…

Дверцы кабинки рентгеновского аппарата закрываются.

РЕНТГЕНОЛОГ (командует из-за пульта, стоящего в углу за свинцовой перегородкой): Да перестань смеяться, ну! Я снимок не могу сделать. Перестань! Замри! Задержите дыхание… Не дышите!.. Да замри!

…Сергей сбрасывает защитные фартуки на деревянную кушетку – в них глухо гремит свинец… Примерно как в «кольчуге», которую Сергей недавно сбрасывал с себя после работы на крыше…

СЕРГЕЙ (хохочет, аж стонет, вытирает слезы): «Зачем вам, молодым, это лишнее облучение…» Нет, я не могу! Умру от смеха!

В кабинете врача.

СЕРГЕЙ (неудержимо смеется, отдавая снимок): Прошу прощения… (Переводит дыхание.) Ой-й-й… Потом объясню… (Опять взрыв хохота.)

Врач, не обращая на это никакого внимания, спокойно прикладывает снимок к большому светлому окну и рассматривает его. Темное фото черепа на фоне светлого окна. Неудержимый хохот владельца черепа.

ВРАЧ: Воспаления нет. Это у тебя нервы. В последнее время сильно нервничать не приходилось?

СЕРГЕЙ (неожиданно прерывает смех): А вы как думаете, доктор?

И вдруг врач начинает хохотать! Хохочет, как сумасшедший.

ВРАЧ: Н-не… Н-н-нервничать… (Взрыв хохота.) Н-не при… не при… не приходилось… (Хохочет.) Да тут ка… каждый день…

Сергей – серьезно и холодно – наблюдает за врачом, заливающимся смехом…

ВРАЧ (всхлипывает и, хохоча, выписывает бумажку): Вам нужно… Вам… нужно… (Переводит дыхание.) Нет, вам очень нужно… Вам очень нужно к психиатру! (Подает Сергею бумажку. Продолжает заливаться смехом.)

Белокурая дама – врач-психиатр – сидит в полумраке за настольной лампой. Освещены только ее пухлые руки: они сцеплены между собой; врач энергично, нервно крутит большие пальцы друг вокруг друга…

Лампа светит Сергею в лицо. Как на допросе.

СЕРГЕЙ (заканчивает свой рассказ): И так все время… И днем и ночью, как лава раскаленная в голове… (Говорит искренне, сбиваясь – и видит не лампу, не белый халат врача, а зону, АЭС, цифры, цифры, цифры – до тошноты!) Все время эти столбики уровней радиации перед глазами… А люди в селах! Около магазина в селе читают письмо: «А как там цёця Лена, живая она или нець?» А тетя Лена стоит тут же рядом… Просит: «Померяйте мне щитовидку…» А что я могу со своим прибором сделать? Ничего… А выселенные села?..

ДАМА-ПСИХИАТР: А вы просто забудьте об этом!

И большие пальцы ее рук начинают сумасшедше кружиться обратно.

Сергей закрывает за собой дверь, поворачивается идти – замирает…

Мимо по коридору торжественно шагает двумя рядами белохалатный эскорт во главе со старшей медсестрой – у всех строгие, как у жрецов, лица…

Эскортируют кровать-каталку, на ней – пластиковый мешок, завязанный, как мешок картошки, белой веревочкой – узкий и о-о-очень длинный…

СЕРГЕЙ: Так, Паташон уже здесь. Уже – там… Вот я и сходил к…

Поглядывает через плечо на дверь… Табличка – «Психотерапевт».

В своем кабинетике врач пишет что-то в карточку. Над ним склонилась старшая медсестра, она явно к нему неравнодушна.

ВРАЧ: Колоть будем как обычно… И пить дополнительно таблетки. По 20 тысяч Е…

СТАРШАЯ МЕДСЕСТРА (воркующе): У нас только по 10 тысяч Е…

ВРАЧ (ласково, спокойно, сохраняя дистанцию): Ну, тогда по две… Если надо – увеличим дозу…

В убогой больничной постели Сергею делают укол. Лицо потное. Жар. Он засыпает…

Пьер Элмс за письменным столом. Неистово строчит на печатной машинке свою новую книгу. Рядом лежит толстенная куча готовых страниц, на верхней – название: «Пьер Элмс. Я И ЧЕРНОБЫЛЬ».

Не переставая печатать левой рукой – правой, не глядя, тянется к полке… Рука промахивается, Элмс озабоченно смотрит на строку аккуратных папок на полке: «Родители», «Деды и бабушки», «Прадеды-прабабушки», «Детство», «Первая любовь», «Университет», «Первый секс», «Публикации»…

Фешенебельный дом из стекла и бетона, сияя в лучах яркого солнца, вознесся на много этажей вверх.

Оксана стоит перед державными дверями. Рядом вывеска – «ДЕПАРТАМЕНТ ПОМОЩИ». Вздыхает облегченно: здесь ей, наконец, помогут…

В сияющем мрамором фойе Оксана растерянно оглядывается. Смотрит на колоссальную доску-указатель на стене: кто где находится… Со вкусом одетый молодой охранник галантно проводит ее до двери лифта. Оксана, как королева, с благодарностью кивает. Поднимается в скоростном лифте вместе с сотрудниками учреждения… Все одеты изысканно, все блестит…

Современно оборудованный офис. За столом – усталый респектабельный пожилой клерк.

ОКСАНА: Добрый день. Я – эвакуированная из зоны…

КЛЕРК (удивленно): А как вы сюда попали?

ОКСАНА (не менее удивленно): Это департамент помощи?

КЛЕРК: Конечно.

ОКСАНА: Через дверь с улицы.

КЛЕРК: А сюда? На мой этаж?

ОКСАНА: На лифте. У вас очень любезные сотрудники…

КЛЕРК: Понятно. (Осматривает Оксану с головы до ног.) Ко мне надо по другой лестнице. (Указывает на другую дверь.) Там нужно немного подождать…

У дверей клерка сидят на стульях трое.

ОКСАНА (к самому дальнему): Я за вами?

САМЫЙ ДАЛЬНИЙ: Нет, вот там за мной.

Оксана поворачивается… На лестнице – цепочка людей, они прислонились к стене. Очередь тянется куда-то вниз, люди держат в руках пухлые папки потрепанных бумаг. Усталые лица. Духота.

Оксана, стуча каблучками, идет вниз – в конец очереди…

Которая тянется за поворотом вниз…

…и вниз…

…и еще вниз…

…и вниз, вниз и еще вниз!

На ступеньках у стен стоят один за другим, семья за семьей…

Мужчины, женщины, дети… Стоят давно. Получать помощь.

Народ приспособился, жизнь идет… Кто-то сидит на лестнице, читает газету. Двое играют в шахматы. Активист очереди спускается вниз, пишет фломастером на руках номера. Какой-то рационалист сидит на раскладном стуле над учебником: «Японский выучу, потом – китайский…» Молодые супруги перекусывают булочками и кефиром из пакета. Рядом их мальчонка сидит на горшке: болтает ножками, сверкает глазками по сторонам – давно освоился, здесь теперь его дом… А вот кто-то дремлет на раскладной кровати… Или приболел? Кто-то принес фикус в горшке – «Не могу без зелени». Так проходит жизнь…

На руках людей – номера: двузначные, потом трехзначные…

От духоты, спертого воздуха, затертой лестницы Оксану начинает тошнить…

Сверху вниз по очереди катится: «Продвинулись! Продвигаемся!» Все начинают собирать свои вещи – и скорей наверх!

На одну ступеньку.

На целую одну ступеньку!

Номера уже четырехзначные…

Вокруг – радость: «Движется! Движемся! Продвигаемся вперед!»

Оксана выходит из департаментских дверей во двор. Цепь людей тянется и тянется – вниз с ободранного черного крыльца, через весь двор, на улицу, – сливается с потоком людей, идущих по тротуару…

Уже на улице Оксана смотрит на вывеску… Теперь она внимательнее и читает ее до конца: «Департамент помощи ЖЕРТВАМ…»

ОКСАНА: Я, похоже, не по их профилю…

Прислоняется к темному граниту цоколя и скользит по нему, теряя сознание.

В палате Сергея – делегация, посещающая больницу.

ГЛАВА ДЕЛЕГАЦИИ (глядя в бумажку, барабанит): …Нельзя не сказать добрых слов в адрес наших воинов. Можно и нужно было сделать для них больше в Чернобыле. Задушевно… (Всматривается в бумаженцию, повторяет, не понимая.) Задушевно? Ага, «задушевно»! (Стараясь извлечь из себя эту полузабытую интонацию.) И не их вина, а их беда, что многие из них так и не стали родителями, их жены – матерями, их возлюбленные – женами…[33] Многие из вас уже умерли… (Теряет место в бумаженции, потом находит.) Ага! Еще больше вас умрет… (Окончательно теряет место в тексте, импровизирует.) Ага… Собственно, все вы, герои, умрете… (Не знает, что говорить дальше.) Ага. Да и мы все, герои и негерои, тоже…