Анатолий Гладилин - История одной компании Страница 35

– Отставить, капитан, я за пустяки денег не беру.

Так он напарнику моему, Кольке, сунул в карман рублевку.

Еще я с «Волгой» возился. Клиенты сбились в кучу. Обычный разговор. Дескать, целый день кошке под хвост. А в Америке машины на сто тысяч гарантию имеют. И опять же, обслуживание люкс. Подкатил, бросил мальчику ключи, а сам пошел пить коктейли. Выходишь – все смазано, подтянуто, проверено. Машина вымыта. Пожалуйста, счет.

А кто тебя, черта толстозадого, в Америку пустит? Радуйся еще, что сейчас на человека напал, а то вон Юрка, король халтуры…

Часа в четыре явился Петька. Выручи, мол, парня. Проездом в Москве. Ленинградец. А «парень» Петьке в отцы годится. По виду учитель, если не профессор. Машину профессора легонько «приласкал» в дороге автобус. Крыло ему Петька выправил, а вот передок… Ленинградец мне интеллигентно плетет разную научную ахинею.

– Хватит, – говорю, – папаша, мне мозги тра-та-та. «Волгу» пора заводить. А на «Запорожце» да на юг? Несолидно. Как ехать думаете? Передок – это жизнь. Втулки надо менять. Есть втулки?

Конечно, нет. Разве у профессоров что-нибудь бывает? Они все в призрачном мире живут. Газетам верят – дескать, по дороге станции техпомощи. А кому они нужны, частники проклятые?

– Идите, – говорю, – просите мастера, чтоб выписал со склада втулки.

– Просил, тра-та-та (быстро он у меня научился), да все кончились.

Возможное дело. Толя, мастер наш, – тоже фрукт: не понравится ему физиономия – нет, и весь разговор. А клиенту ставить машину на прикол? Для своих корешей, гад, бережет.

Пошел я на склад, достал втулки. Цена им три копейки, да где возьмешь? Договорились мы с ленинградцем, все чин чинарем. После смены отогнал я «Запорожца» (есть у меня поблизости «подпольная» яма). До темноты перебирал передок. Папаша оказался свой в доску. Подбросил меня в центр.

Завалился я домой. Руки-ноги, как протезные.

– Мать, приготовь рабочему человеку пару калорий!

Потом полистал «Советский спорт». Не заметил, как уснул.

2

Когда-то, опять же давным-давно, смотрел я фильм. На экране лихие морские сражения сменялись блистательными балами, тонули французские фрегаты, береговые крепости выбрасывали белые флаги, а адмирал Нельсон дарил алые розы леди Гамильтон. В разгаре кровавой Трафальгарской битвы пуля настигала Нельсона. Потом… Грязный кабак, и спившаяся женщина неопределенных лет говорила: «Не было «дальше», не было «потом». Прекрасный трагический конец. Зажигался свет, и зрители, с красными опухшими веками, толкались у выхода.

Вот так же и мне одно время казалось, что не будет «дальше», не будет «потом». Правда, мой «адмирал» если и устраивал сражения, то гораздо менее эффектные (во всяком случае, по пиротехнике) по сравнению с Трафальгаром, и никакая холера ее нигде не настигала, и до сих пор она живет счастливо со своим товарищем. Да и я сам не столь очарователен, как леди Гамильтон, и явно уступаю ей в цельности характера. Вероятно, в восемнадцатом веке люди были романтиками и максималистами. Все или ничего! Может, я ошибаюсь, но мне как-то трудно представить, чтобы знаменитая в прошлом красавица прокачивала тормоза старому «Москвичу». А я занимаюсь этим каждый день, и следы моих бурных страстей сохранились только на одном из фонарных столбов по Бережковской набережной.

Когда после моего семейного Трафальгара прошел год, на горизонте замелькали какие-то девушки. Прогулочными лодками они крутили около меня и исчезали, а я, как лермонтовский парус, и не искал и не бежал. Но прошлой осенью, когда я наконец-то вырвался в отпуск и примчался на самолете вслед за проклятыми частниками к Черному морю, со мной произошло нечто серьезное.

Ее звали Лида. У нас сложилась веселая компания беззаботных дикарей. Там были молодые врачи, инженеры и даже один поэт. А я был… юристом. Да-да, юристом. Если кто-нибудь приставал ко мне с расспросами, то я сразу напускал такого многозначительного туману, что спрашивающие бледнели и почтительно замолкали. Алла кое-чему меня научила, да и за долгое общение со своими старыми товарищами я нахватался верхушек, так что держался вполне интеллигентно.

Но пробиться к Лиде было нелегко. Толя, врач, владелец «Москвича-402», захватил лидерство.

Однажды мы поехали из Анапы в Новороссийск на двух машинах. Впереди шла новенькая «Волга» Марика, инженера со «Станколита» (впрочем, машина принадлежала его отцу), а мы с Лидой и поэтом тащились на Толином «Москвиче». Толя купил машину весной, водить не умел да еще трусил. Через каждые тридцать километров лихач Марик останавливал «Волгу», ребята выходили на травку и ждали, когда мы покажемся из-за поворота. Лида сидела рядом с Анатолием. Когда он уныло плелся в кильватере очередного грузовика, я хладнокровно заводил разговор о поэзии.

Так мы добрались до Новороссийска, а на пляже Толя умудрился посадить машину на песок. Он включал и переднюю и заднюю скорость, потом за руль сел Марик, но результат был тот же. Я стоял в стороне, смотрел и думал, что еще немного – и тогда без грузовика нам не справиться. Кто-то побежал за веревкой, чтоб «Волга» взяла Толю на буксир, но тогда я сел за руль и через несколько секунд вывел машину на шоссе. Это всех озадачило. Пошли вопросы.

– Да, – сказал я, – когда-то водил. Но прав с собой у меня нет. Однако, если Толя сядет рядом…

Толя промолчал. Но когда мы поехали обратно, быстро стемнело. Фары встречных машин заставляли Толю тормозить каждые пятьдесят метров, и мы догнали Марика, и он сказал, что ждет нас уже полчаса, и так дело не пойдет, пускай поведет Руслан, а он, Марик, будет стараться идти потише.

– Иди так, как привык, – ответил я.

– Но ведь «Волга», – начал Марик.

– На меня не обращай внимания, понял? – ответил я.

Я плотно сел Марику на хвост, и он погнал, а я не отставал, и тогда он еще увеличил скорость, а Толя рядом со мной клал в рот сигареты, как леденцы, а потом пошли горы, и тут уж Марик не мог. Я сделал его на третьем вираже, и больше мы Марика не видели, пока не приехали в Анапу, не заглушили мотор, заперли дверцы и купили вина в ближайшем погребке.

Тут они появились, выскочили из «Волги», словно катапультировали, и Марик сказал «Ну и ну!», а остальные – много других слов.

Мы пили сухое вино в комнате поэта, танцевали, и Лида на меня несколько раз так посмотрела… Но я не подошел к ней ни в тот вечер, ни потом, потому что все было более серьезно и разговор мог идти только в открытую, а что бы я сказал: «Лида, прости меня, ты архитектор, а я тебя обманул, я не юрист, а просто слесарь, печки-лавочки…»

Перед отъездом она дала мне свой телефон. Я обещал сразу же позвонить и, конечно, никогда этого не сделаю. Я человек суеверный и твердо знаю, что перед очередным нашим свиданием ко мне вдруг явится Толя или Марик на профилактику, а Лидин телефон они записали еще в первый день пребывания в Анапе.

Я, грязный, потный, в промасленной спецовке, выхожу из магазина с Колькой и Петькой. Сегодня опять подхалтурили, раздавили бутылку на троих, а Петька еще с утра набрался. И вот мы выходим на шоссе, а мимо проносятся частники проклятые, и вдруг скрип тормозов, и у обочины рядом с нами останавливается белый «Москвич».

– Привет, – говорит Алла.

– Привет, – говорю я.

– Как жизнь? – говорит она.

– В порядке, – говорю я.

– Ну, привет, – говорит она.

– Привет, – говорю я.

Ребята смотрят на меня как ошпаренные (такая девочка, бывают же счастливцы, которые с ней, но она не для нас), и я знаю, что они о ней думают, и что думают обо мне, и какой вопрос зададут через пять минут, и как я на него отвечу, – я все знаю. Более того, знаю, что Алла так быстро уехала, потому что поняла мое состояние, но теперь она уверена, что я сегодня же ей позвоню, а она никогда не ошибается. И клянусь, она поняла, что я скажу ребятам, когда ее машина скроется за поворотом.

Красивая женщина, белый «Москвич» – ах, какая романтическая история! Настолько романтическая, что я уже стал сомневаться, было ли это на самом деле. А ведь, откровенно говоря, я и живу только для того, чтобы изредка вспоминать прошлое и убеждаться, что все это было на самом деле. И чем ниже я буду опускаться и чем выше будут подниматься Аллка и Сашка, тем дороже мне будут мои воспоминания и, как ни странно, тем большее значение приобретет для меня самого моя персона.

– Алла, – говорю я в телефонную трубку, – ты одна?

– Да, я одна.

– Только ты не думай, ничего не произошло, я просто так, меня заинтересовала машина. Профессиональное любопытство. Сашкина? Давно купил?

– По-моему, ты что-то забыл, – говорит она, – ты еще хотел предложить мне по старой дружбе у тебя ремонтироваться, смазываться и т. д. Не правда ли?

– Допустим, – говорю я.

– Господи, этот дурак ни капельки не изменился! Спускайся на улицу, я сейчас за тобой подъеду. И не смей никуда исчезать.