Бернард Маламуд - Самородок Страница 35

Плот с поющей зеленоглазой сиреной, охраняющей запретное пламя, скинул в вонючий поток смердящую одноглазую крысу. В отдалении спустили в унитазе воду, и, хотя герой был внутренне готов сопротивляться, стремительный напор зловонной воды захватил его, закружил и увлек вниз.

Судья Бэннер заключил очень экономный контракт с небольшим родильным домом неподалеку от Найтс-Филд (там-то и умер Бамп), чтобы там лечили все несчастные случаи, которые случаются с игроками, поэтому Роя отвезли туда. Дежурный акушер решил избавить героя от аппендикса. Однако Рой сопротивлялся, как сумасшедший, и с ним не могли справиться хирург, анестезиолог, санитар и две акушерки. Они утихомирили его, сделав укол, и увидели шрам, змеей извивающийся по всему животу. Осмотр показал, что аппендицит был удален, а вместе с ним и кое-что еще. (Всех привело в изумление его изуродованное шрамами и обезображенное тело.) Врачи предлагали удалить ему желчный пузырь, а может быть, и часть желудка, но никто не решался взять на себя ответственность, опасаясь реакции «Рыцарей» и общественности. (Город был в ужасе. Возле больницы собирались толпы; все ждали бюллетеней о его здоровье. Правительство Японии выразило соболезнования.) Вместо операции применили клизму и выкачали невероятное количество слизи. Пациент все время стонал в унисон с дамами, рожавшими на том же этаже. Врачи внимательно наблюдали за Роем, не предпринимая радикальных мер.

Живот донимал его так сильно, что он не мог думать ни о чем другом. Ледяные струи неслись по огненной пустыне. Он стучал зубами от холода и исходил потом, редко отдавая себе отчет в происходящем, но терзаемый снами. В них он возносился до гигантских высот, чтобы потом рухнуть на многие мили вниз и стать маленьким карликом Роем (эй, мистер, вы наступаете мне на ноги!). Его подхватили порывы бушующего шторма, ослепительно вспыхивали и гасли огни — так ярко, что болели глазные яблоки. Голова Айрис сидела на плечах танцующей Мемо, а голова Мемо на том, что осталось от мерцающего обрубка Айрис. Все перепуталось, переплелось, закружилось и поплыло. В ночном кошмаре он умирал по куче экзотической еды: фрукты и икра тропических рыб наполняли удивительную вазу. Он наклонил голову, чтобы съесть эту прелесть, и тут же угощение исчезло. Тогда ему подали отличный кусок мяса, и он обнаружил, что оно невероятно вкусно уже потому, что жует он сам, а не кто-то другой. От его воплей сестры разбежались по углам. Им нечего было противопоставить его молотящим воздух кулакам.

В бреду Рой выскочил из постели в одной ночной рубашке и пустился по коридорам, распугивая только родивших женщин, чтобы найти где-нибудь швабру или метлу и потренировать страшные замахи в своей палате перед зеркалом… Его нашли распростертым на полу… На рассвете он осторожно встал и утащил из кладовки плунжер водопроводчика, но на этот раз его поймали и водворили на место три служителя. Роя привязали к кровати, и он лежал, как арестант, а в это время «Рыцари» продули третью из трех решающих игр вконец израненным и ожесточившимся «Красным». Поскольку восставшие из пепла «Пираты» вдребезги разнесли «Филсов» три раза подряд, конец сезона раскалился как никогда. Единственная игра плей-офф на Найтс-Филд была назначена на следующий понедельник, за день до открытия Мировой серии.

К концу дня температура спала. Рой пришел в сознание, уже без пут, и увидел возле кровати встревоженную Мемо. От нее он узнал, что случилось с командой, и застонал от боли. Когда она ушла, прижимая носовой платок к покрасневшим глазам, он обнаружил, что его неприятности только начались. Лечащий врач Роя, длинный, сутулый, седоусый человек с печальными глазами, рассеянно игравший массивными золотыми часами, объяснил ему ситуацию. Он весело сообщил ему, что почти не сомневается в участии Роя в плей-офф в понедельник (Рой чуть не выпрыгнул из кровати, но доктор жестом остановил его). Он может сыграть, да, хотя его форма оставляет желать лучшего, поэтому ему не удастся играть с отдачей, как хотелось бы. Впрочем, он, безусловно, сможет находиться среди играющих, что, насколько понимает доктор, имеет огромное значение для Роя и для его публики. (Интерес к этому вопросу столь велик, сказал он, что он разрешил сообщить об этом прессе.) Общественное мнение вынудило его весьма неохотно пойти на это, хотя, по его взвешенному мнению, идеальным было бы отдохнуть несколько дольше, прежде чем вернуться к своей, хм, нормальной деятельности. Кто-то объяснил доктору, что отчасти бейсболисты — то же, что и солдаты, а поскольку ему известно, что реакция тела на исполнение долга иногда приносит такие же хорошие результаты, как уход и медикаменты, он согласился разрешить Рою сыграть.

Однако у хорошей новости всегда есть двойник, плохая новость, почти печально сказал он и в доказательство дал Рою понять, что лучше всего для него навсегда распрощаться с бейсболом, если он хочет остаться в живых. Если он попытается играть следующий сезон, его кровяное давление, временами очень высокое, к тому же осложненное особенностями спортивного сердца, может в значительной мере способствовать внезапной смерти. Если же Рой займется какой-либо легкой и ненапряженной работой, можно с уверенностью сказать, что он проживет многие годы. Доктор опустил золотые часы в карман жилетки и, кивнув пациенту, удалился. Рой ощутил, как с неба на него обрушилась гигантская рука с огромной дубиной и одним ударом раскроила ему череп.

Последовавшие за этим часы были самыми ужасными в его жизни за последние пятнадцать лет. Он жил мыслью о смерти, не шевелился, не разговаривал, не ел, не принимал посетителей. И все-таки фанатично боролся, стремясь опровергнуть откровения доктора, сражался каждую долю секунды, хотя что-то внутри подсказывало, что седоусый старина прав. Рой помнил, как годами подозревал что-то неладное, и вот что это было. Сильно подскочит давление — и голову сорвет. (Он видел, как черепушка взлетает в небо.) С ним кончено — его больше нет. Только Рой не верил — просто не мог в это поверить. «Я, Рой Хоббс, навсегда выбыл из этой игры. Невообразимо!» Он думал о фантастическом числе рекордов, которые побил за такое короткое время, что сделало его для народа героем. Он думал о тысячах — десятках тысяч рекордов, которые дал слово побить. У него вырвался стон.

И все-таки его одолевали сомнения. Может быть, седоусый ошибся? Ведь ошибаются и врачи? Может, не с такой уж силой летит на него этот мяч, как ему кажется, может, он попадет в землю у его ног, а не в перчатку. Ошибки могут быть в чем угодно. Разве это будет первый раз, что мясник ошибся. Может, он на сто процентов не прав.

Следующим вечером Рой выскользнул из больницы, прячась в процессии отцов, покидавших жен в час кормления новорожденных. На такси он добрался до Найтс-Филд, и удивленный Счастливчик Пеллер, сторож стадиона, впустил его. Телефонный звонок — и на сцене появился Диззи. Рой надел форму (он чуть не расплакался, увидев в шкафчике Вундеркинда таким заброшенным), а Счастливчик напялил снаряжение кэтчера. Диззи приготовился к роли питчера. Рой сказал, что это только для тренировки, настроить глаз и реакции к плей-офф в понедельник. Счастливчик включил вечерние прожектора. Диззи набросал ему несколько подач, потом Рой встал на пластину, и Диззи бросил по центру. Ударив со всей силой по мячу. Рой ощутил, как голову пронзила струя раскаленного пара. Они подняли его, посадили в такси и отвезли в больницу.

Бушевала метель, и Рой шел сквозь нее. Ну не совсем так, это потерялся Сэм Симпсон, и Рой разыскивал его. Он ходил вверх и вниз по холмам, оставляя за собой белые следы, пока не набрел на эту хижину с белым на крыше.

Есть здесь кто-нибудь, зовет он.

Нет.

Вы не знаете моего друга Сэма?

Нет.

Он заплакал и хотел уйти.

Да заходи, милый. Я пошутил.

Рой вытер глаза и вошел. Сэм сидел у стола под голой лампочкой, без галстука и воротничка и играл в солитер со всеми пиками.

Рой сидел у огня, пока Сэм не закончил. Сэм посмотрел на него поверх своих очков полумесяцем, в которых отражался лунный свет.

Ну так что, сынок, сказал Сэм, прикуривая сигару.

Клянусь, я не делал этого, Сэм.

Не делал чего?

Ничего не делал.

А кто сказал, что делал?

Рой не отвечал, он молчал, как рак-отшельник.

Да, Сэм.

Не делай этого.

Нет, сказал Рой, не буду. Он поднялся и встал, наклонив голову к стулу, на котором сидел Сэм.

Давай вернемся домой, Сэм, прямо сейчас.

Сэм уставился в окно.

Я хотел бы, милый, честно, но нам сейчас не выбраться отсюда. Черт, снег валит величиной с бейсбольный мяч.

Придя в себя, Рой попросил врача пообещать ему, что он никому не расскажет о его состоянии, если появится малейший шанс на улучшение, достаточное для того, чтобы он смог играть в следующем сезоне. Врач честно признался, что такого шанса не видит, но согласен хранить молчание, ибо следует принципу свободы выбора. Так что он никому не сказал; никому не сказал и Рой — даже Мемо. (Никто даже словом не обмолвился о том, что он будет участвовать в Серии, но Рой уже решил попробовать.)