Михаил Бочкарев - Москва-Поднебесная, или Твоя стена - твое сознание Страница 35

— Ага!.. — кричала тетка травмированная бигудями, — А как же мы без рекламы узнаем что нам нужно покупать?

— Да не нужно вам ничего покупать! — возбужденно проповедовал Василий.

— Нужно! Нужно покупать! — ревела толпа, — Мы хотим покупать! Мы хотим сериалы! Хотим кино! Хотим знать, что сегодня модно! Мы хотим быть модными и крутыми!

— Вы заперлись в квартирах и сидите, таращась в экраны, переживая чужие эмоции и страхи, пережевывая чужие слова и мысли, а ваш мозг в это время спит! Вы зомби! Больные и жалкие никчемные овощи! Вы не живете, не думаете! Вы хотите только жрать, совокупляться и потреблять! Все равно что, лишь бы потреблять!

— Мы хотим жить! Жить как раньше! Нам так нравиться! — кричала тетка впереди громче и визгливей всех, — Нам скучно! Нам хочется праздника! Нам хочется ток-шоу! Фильмов про любовь!

— А в жизни вам любви не хочется? — распалялся Василий.

— Нет в жизни любви! — сокрушенно орала тетка, мотая крашенными кудрями.

— Да ведь вы и жизни не знаете! Сидите как роботы, у экранов открыв рты, а вас дерьмом накачивают! Безмозглые овцы! — опустошенно махнул рукой Василий. Он смотрел на бушующую толпу и не понимал, как эти люди не видят ничего дальше своего носа. Они были словно стадо примитивных животных. Лишенные привычного, дешевого развлечения, ставшие еще более жалкими от этой потери, они, мстительные и злые, теперь хотели уничтожить, стереть с лица земли того, кто был повинен в крахе телебашни. Кишащая толпа извергала проклятия и ругательства, силилась прорвать ограждение, но милиция, пытаясь не допустить самосуд, сдерживала массы, и те нехотя отступали, ругаясь еще ожесточеннее.

Ангел, неслышно подлетел к Василию, к глазам которого уже подступали слезы. Он легонько прикоснулся к нему, Склонил голову на плечо и прошептал:

— Они не поймут… Никогда не поймут тебя.

— Почему, — бессильно опустил голову молодой человек.

— Они ограничены. Но это не их вина.

— Но как же тогда… — начал Василий и в этот момент, сзади на него и ангела, трое ментов накинули брезентовый плакат с рекламой какого-то пива. Еще четверо набросились на холодильник и принялись жестоко избивать его резиновыми дубинками. Тут со стороны бушующей толпы подбежал омоновец в камуфляже и кинул на сцену моток веревки.

— Вяжите их! — заорал он, возбужденно пытаясь вскарабкаться на концертную конструкцию. Моментально заполнившие всю сцену милиционеры, схватили веревку. Суетливые и злые, имеющие значительное численное превосходство над противником они, не прекращая орудовать дубинками, принялись обматывать трепыхающийся брезент.

— В отделение их!

— И холодильник не забудьте! — подсказывала толпа.

Подъехал крашеный в цвет хаки ЗИЛ, и пойманных, под восторженные завывания разбушевавшейся публики, потащили к машине. Замотанных в брезент пленников и покореженный холодильник, закинули в машину. ЗИЛ тронулся и выхлопнув черное зловонное облако отработанного бензина, незамедлительно укатил, дребезжа и громыхая на всю округу, в неизвестном направлении.

БОГИ

В кабинете Верочки не обнаружилось и Загробулько, леденея от страшного предчувствия, помчался по коридору, сам не зная куда свернуть. Тут на пути прямо в руки майору вынырнул из кабинета патрульный Сидоров. Вифа Агнесович схватил его и затряс, словно поймал хулигана, писающего в лифте.

— Где она! — зашипел на патрульного майор.

— Кто? — ничуть не смутился Сидоров от такого обращения.

— Вера! Вера Степановна?!

— Вера Степановна допрашивает задержанных мной преступников, — с гордостью объявил Сидоров, — Тех самых, что башню уничтожили! — веско добавил он и посмотрел на Загробулько надменно.

— Признались? — опешил майор.

— Нет еще, — сконфузился сержант, — но признаются! Все улики на лицо. Крылья у них…

— Где она их допрашивает?

— В «обезьяннике». Где ж еще? Боязно их в кабинет запускать. Вдруг чего?

Загробулько все еще держа патрульного за воротник, открыл было рот, но ничего не произнес. Поняв, что Верочка вне опасности, он успокоился, отпустил Сидорова и, бережно разгладив тому мятую форму, натянуто улыбнулся.

— Да-да, все правильно, — согласился он, — В кабинете вдруг чего…

Оставив патрульного в коридоре, Вифа Агнесович торопливо направился в камеру предварительного задержания, прозванную в народе «обезьянником». Верочка, сидела напротив решетки, за письменным столом и что-то строчила, поджав губы, своей любимой шариковой ручкой, с символикой СССР. Загробулько, успокоившись, остановился и несколько секунд с отеческой нежностью смотрел на рыженькую практикантку. Впрочем, родительским взгляд майора назвать можно было с натяжкой. Не должны так смотреть папаши на своих чад. Майор подошел к камере и увидел трех задержанных, сидящих за решеткой на засаленной скамье. Вид преступников не внушил майору серьезных подозрений, но все-таки что-то его насторожило. Слишком уж спокойными они были. Слишком надменно и бесстрашно взирали они на майора. Словно не в камере сидели, а в парке культуры и отдыха, прохлаждались в тенистой аллее.

— Дают показания? — склонился майор над Верочкой, тут же ощутив тонкий ее аромат, от которого трехлитровая его голова закружилась.

— Шутят, — серьезно ответила девушка, не отрываясь от своих записей, — Сказки и небылицы рассказывают.

— Ясно, — Загробулько заметил лежащую на стуле возле Верочки синюю спортивную сумку и вопросительно уставился на нее. Рыжая практикантка, наконец-то оторвавшись от бумаг, поймала взгляд майора.

— Это их сумка, и знаете что в ней? — интригуя майора, блеснула глазами милиционерша.

— Знаю. Крылья.

— Вот именно! Думаю тут прямая связь с вашим делом.

Загробулько достал платок, промокнул вспотевший от удушливой духоты затылок и, развернувшись к камере, внимательно осмотрел задержанных. Самым подозрительным ему показался молодой человек, кавказкой национальности. Гордый словно орел, взирающий с вершины горы на мышь-полевку, он смотрел на милицейского работника и улыбался. Ассоциация с грозной птицей возникла у майора не случайно, что-то поразительно птичье было во внешности задержанного. И более всего это птичье выдавал его нос — огромный, кривой и с горбинкой, словно клюв. А черные глаза, холодные и решительные, победоносно взирали из-под сросшихся на переносице бровей, приподнятых, словно взмах соколиных крыльев.

— Фамилия? — обратился Вифа Агнесович к кавказцу.

Тот, улыбнувшись треугольно, вскинул горделиво свой клювообразный дыхательный орган и скрипуче произнес:

— Сейчас можешь называть меня Егор Исидович Фалкон.

— Национальность? — багровея пробасил Загробулько, терпение которого начало давать трещину. То управляющий строительным трестом ни в грош его не поставил и наорал как на мальчишку, то теперь этот «гость солнечного Кавказа» говорит с ним словно принц с прислугой.

— Скажем грек, — не задумываясь, ответил задержанный.

— Документы у них были? — повернулся Загробулько к Верочке.

— У этого были, — она взяла со стола паспорт и передала майору.

Документ опытному следователю сразу показался подозрительным. Судя по всему, это была искусная подделка. Шикарная, первоклассная подделка. Листая идентифицирующую личность книжечку, майор отметил высокий уровень, с коим была выполнена фальшивка. Но выдавало ее именно это небывалое качество. И новизна. Обычно гости столицы, а задержанный был именно из их числа (в прописке значился город Сочи), документы имеют потрепанные и затертые. Порой такие паспорта попадаются что, можно подумать будто их отрыли в обломках рухнувшего с неба авиалайнера. А этот, наоборот, был свеженький, чистенький, словно только что выданный. А выдан он был, судя по дате, пять лет назад, управлением внутренних дел города Сочи, и за этот срок, никак не смог бы сохраниться в таком идеальном состоянии. Разве что его хранили в сейфе, но бывает ли такое с паспортами? Да еще с паспортами столичных визитеров? Нет!

— Регистрация есть?

— Не имеется.

— Цель пребывания в Москве? — не отрываясь от документа, задал вопрос майор.

— Мы намеренны встретиться с нашим коллегой и решить некоторые проблемы, — туманно ответил Егор Фалкон.

— Что за проблемы?

— Об этом я, пожалуй, умолчу.

Загробулько подошел к сумке, расстегнул ее и извлек белоснежное, легкое как дуновение ветерка крыло. Держа в руках пернатую конечность, Вифе Агнесовичу вспомнился вдруг случай из детства, когда он нашел на дороге подбитую кем-то ворону. В тот раз иссиня черная птица с безвольно болтающейся головкой на потерявших упругость шейных позвонках, вызвала в юной душе жгучую тоску и искренние детские слезы. Он раскрывал вороньи крылья, поражаясь, как они красивы, гармоничны и естественны, и озадачивался вопросом; «Кто такое мог создать?». Натуральная природная красота и гармония — вот что поразило маленького Вифу. Но тогда, пернатые конечности мертвой птицы были совсем другими, нежели те, что сейчас рассматривал майор. Закоченевшие, они не только отличались цветом. В них не было энергии, жизни, а в этом белоснежном экземпляре, странным образом, она присутствовала. Словно существовало крыло само по себе. Словно не нужно ему было тело. Казалось, отпусти он его сейчас и оно не упадет на землю, а легко и красиво застынет в воздухе, повинуясь неведомому физическому закону. Как такое могло быть, майор не понимал. Может, это ему только казалось?