Леонид Гартунг - Пoрог Страница 35

Фонарик вываливается из рук Филиппа Ивановича и падает на снег. Лежит на снегу и освещает два валенка, подшитых автомобильной камерой. «Бежать. Бежать… Не успею. Ему только нажать, и все. Я так и думал — в живот».

— Подыми, — слышит он шепот. В лицо ему бьет крепкий запах водки. Филипп Иванович нагибается, трясущейся рукой ловит в снегу фонарик и гасит его.

— Ну, что? — окликает его Хмелев.

— Здесь никого нет, — выдавливает из себя Филипп Иванович. После этого они все трое возвращаются в избу.

— Может быть, он в подполье? — высказывает предположение Мих-Ник. — Я знаю случай…

Хмелев подымает крышку западни.

— Я сечас осмотрю, — сам вызывается Филипп Иванович.

— Осторожно, — предостерегает Хмелев.

— Семи смертям не бывать, одной не миновать, — смеется Филипп Иванович и смело спускается вниз. Он осматривает каждый уголок. Никого нет.

— Ушел, — говорит Хмелев.

65

Вечереет. Во дворе школы высокая раскидистая елка. На ней ледяные игрушки и гирлянды лампочек. Ветер слегка шевелит их, и они позванивают. Между двух сосен по красному стягу идут серебром буквы «С Новым годом!»

Егор у Тони. Он спрашивает:

— Пошто куришь?

— Не нравится?

— Не личит тебе.

— Конечно. Курить плохо. Я знаю. И я не буду… Это последний раз. Я письмо получила.

— Что за письмо?

— Из Березовки. От Бориса. Хочешь прочесть?

— Я не разберу. Ты сама прочти.

— А может не стоит читать? Я так скажу. С Фросей он развелся. Зовет к себе.

— Поедешь?

— Теперь поздно.

— Может, и не поздно…

Егор направляется к двери. Тоня ему вслед:

— Не уходи. Посиди со мной.

Егор возвращается так же молча. Садится на корточки около печки.

— Я подымлю малость?

— Подыми.

Егор оглядывает елку, которая стоит в углу. Не дожидаясь Нового года, она пустила мягкие светло-зеленые ростки. Тоня заботится о ней — каждый день подливает воды.

— Жива моя елка-то? — говорит Егор.

— А как же…

Егор думает о чем-то, хмурится, затем говорит:

— Антонина Петровна, ты мне справку напишешь?

— Какую?

— А такую, что я семь классов закончил.

Тоня удивлена.

— Но ведь ты не окончил.

— А мне надо. Хочу в Асино, в школу механизаторов. На шофера задумал учиться.

— А лошади?

— Лошади что… Они теперь не в чести. Напишешь?

— Такие справки пишу не я, а директор. Но и он не напишет.

— Напишет. Панкин тоже не кончал, а Иван Максимыч справку написал. Был такой директор.

— Не может быть, чтоб написал.

— Очень даже может. Отнес ему Панкин туес меду — вот и справка готова.

— А ты мне рыбу?

Егор краснеет и говорит сердито:

— Ты рыбу сюда не мешай. Рыбу я так. Ты даже не думай. Так что же делать мне?

— Учиться в вечерней школе.

— Это не по мне. Тупо понимать стал. Читаю, а буквы разбегаются, ровно мураши. Никак их в одну горсть не соберешь.

— Отвык.

— Может и так, — Егор вздыхает. — Я вот смотрю, дрожишь ты. Может, печку-то затопить?

— Мне не холодно. О чем ты думаешь?

— Думаю, что лучше схожу-ка я за тулупом, да поедем мы с тобой в Березовку.

— Зачем? Что ты говоришь?

— Дорога известная. Санки кованые. Я Чалого запрягу. Домчу с ветерком.

— Я не понимаю тебя, — говорит Тоня. Но она лукавит. Она прекрасно понимает Егора и благодарна ему за прямоту. Ее глаза влажно поблескивают.

— А ты не плачь, — уговаривает Егор. — Обойдется все. Только пимишки у тебя неподшитые остались. Как поедешь? Ноги ознобишь. Хочешь, я Митькины принесу? Или портянки побольше намотай. Теплее будет…

— Ладно.

— Давай собирайся. Я мигом.

Тоня одевается и ждет Егора. Долго, долго. Или это только так кажется.

Наконец, под окнами скрипит снег. Тоня гасит свет и выходит к Егору. Он вытаскивает из кошевки тулуп и укутывает ее. Он хочет сесть впереди, но она просит:

— Сядь рядом.

Тоня немного трусит на крутом спуске к реке, но все обходится благополучно.

Едут они Обью, зимним путем. Чалый бежит бойко. Долго едут молча.

— Егор! — кричит Тоня. — Останови.

Егор натягивает вожжи. Чалый останавливается.

— Куда ты меня везешь?

— К мужу, — говорит Егор.

— Я не поеду! — Тоня выпрыгивает из саней. Егор пытается удержать ее за руку.

— Обожди.

— Нечего ждать. Никуда я не поеду!

Слезы застилают ей глаза. Егор силой усаживает ее, дергает вожжу. Чалый кидается в сторону. Сразу проваливается в снег. Бьется, потом передними ногами выскакивает на дорогу и вырывает сани из снега.

— Держись, — кричит Егор и свистит острым разбойничьим свистом. Кованые санки летят назад, в Полночное, под молодой луной, мимо темных елей.