Олег Рой - Нелепая привычка жить Страница 36

– Зайка, а ты где? – пропел веселый голос Ланы. – Я встала, смотрю, а тебя нет.

– Да так, отъехал по делам. Часа через два буду, – отвечал Малахов.

– Ой, тогда меня уже не будет. Я скоро улетаю перышки чистить. Ты, надеюсь, не забыл, что мы с тобой сегодня приглашены на день рождения к Карине?

Ну конечно, это вылетело у него из головы. До того ли ему было сейчас?

– Лана, у меня нет никакого настроения… – начал было он, но супруга (то есть жена) не дала продолжить:

– Виталя, но ты с ума сошел! Это же Карина! Моя подруга и, между прочим, тетка твоего любимого заместителя Аркадия. Они все страшно обидятся, если ты не приедешь! А уж я как обижусь!

Обижаться Лана умела, и Малахов знал это. Менее всего ему хотелось тратить драгоценное оставшееся время на семейную ссору. Приходилось выбирать из двух зол – и день рождения явно был меньшим.

– Хорошо, уговорила, – сказал он со вздохом.

– Ну и чудненько! Значит, встречаемся дома в пять. Максим нас туда отвезет.

Он отшвырнул телефон на соседнее сиденье и посмотрел на часы. Оказывается, еще не было и половины двенадцатого. А значит, выходило, что Малахов провел на поляне перед сторожкой всего несколько минут. Как странно – ему казалось, что их разговор тянулся много дольше…

Дорога за окнами уже стала привычной. Виталий вел свой «Лексус» почти машинально и все прокручивал в голове недавно услышанное. Ему было странно, что он почти ничего не ощущал – ни страха, ни паники, ни отчаяния, ни боли. Зато голова была очень ясной. Вероятно, это был такой своеобразный шок – словно кто-то специально отключил его чувства и оставил работать мысли. Малахов перестроился в правый ряд и приступил к размышлениям.

Итак, кто-то из его близкого окружения замыслил его убийство. И ему, Виталию, обязательно надо выяснить, кто же это таков… Будем рассуждать логически и начнем с самого начала. Что это вообще такое – близкое окружение? Семья, друзья, работа… Вот вроде бы и все. Ну, семья исключается сразу. Друзья… Оказывается, не так-то и много у него друзей. Скорее, это приятели, партнеры по бизнесу и прочие, как выражается Лана, фигуры из их круга. Борька Егорин, Никита, ну еще два-три человека… И тех уже можно назвать близкими только с натяжкой. Но с чего бы вдруг Борьке или тому же Никите его убивать? Ну, может, они ему завидуют, не исключено, что в глубине души недолюбливают, но затевать убийство – какой смысл? Они ведь ровным счетом ничего не выиграют от его смерти… А первый вопрос любого преступления – это всегда: «Кому выгодно?»

Значит, остается работа. Конкуренты (но она сказала, что они тут ни при чем!), подчиненные – весь штат его фирмы, начиная с секретарши Полинки и заканчивая Аркадием. Теоретически – чисто теоретически! – помощник мог бы ненавидеть своего босса и желать ему смерти… В этом ракурсе Аркадий выглядел бы подходящей кандидатурой, если бы не одно «но». Малахов ведь так и не успел сделать его своим компаньоном! А значит, Лошманову нет никакой корысти его убивать. Более того, внезапная кончина владельца компании может доставить ему массу проблем. Неизвестно, как еще Аркашка сработается с новым хозяином… А не исключено, что и срабатываться вообще не придется. Новый владелец фирмы обычно всегда стремится окружить себя своими людьми. Все то же самое относится и к Коле Тихомирову. Он человек очень мягкий, доброжелательный… Представить его в роли заказчика было просто невозможно.

Да, ни в бизнесе, ни где-либо еще подходящих кандидатур не находилось. Что же еще может считаться «близким окружением»? Женщины? Но у него давно никого нет, кроме Ланы. Не принимать же в расчет абсурдную версию, что муж фарфоровой куколки Анечки оказался патологическим ревнивцем, разузнал о приключениях своей женушки на Лазурном берегу и теперь жаждет крови соперника… Какие еще варианты? Соседи? Кто-то из живущих через стену в их доме на Басманной положил глаз на малаховские двухэтажные хоромы? Бред. Стоп, а если? – мысль пришла внезапно и так потрясла, что Виталий не заметил перемены сигнала светофора и едва успел затормозить перед наземным переходом. – А если весь сыр-бор разгорелся из-за «Черной радуги»? Вдруг писатель, или его супруга, или их дети решили отомстить ему за то, что он лишил их родового гнезда? Нет, тоже чушь, попахивает какими-то старинными романами. Они с Ланой ведь не украли у Россихиных участок, а купили, деньги на счет переведены, Малахов лично это проконтролировал…

Он доехал до Москвы, так и не придя ни к какому мало-мальски приемлемому умозаключению. Возвращаться сейчас домой и проводить воскресный день наедине со всеми этими размышлениями не было никакого желания. Недолго думая, Виталий отправился на Покровку и вскоре уже сидел за столиком любимого кафе. Здесь, в привычной обстановке, рядом с дорогим сердцу им же самим ощипанным цветком, среди знакомых уютных ароматов, его посетили совсем другие мысли.

«Что я еще не сделал такого, что срочно нужно завершить? Может, составить завещание? Впрочем, нет необходимости. По закону и так все перейдет Лане и Дольке, включая банковские вклады. Лана, наверное, продаст фирму… Сама она с ней, конечно, не справится. Разве только сделает управляющей эту свою таинственную Таню Тосс… Значит, с супругой и с дочкой после моей смерти будет все в порядке, они не пропадут и будут обеспечены надолго. А про всех остальных нужно хорошенько подумать. Вспомнить всех, перед кем я виноват в чем-то и кому что-то должен, и постараться как-то решить эти вопросы за оставшиеся сутки. Вернуть все долги, вплоть до чужих книг и компакт-дисков…»

За спиной послышались легкие шаги. «Девушка из таверны» принесла кофе, даже не дожидаясь его заказа.

– Добрый день. Ваш кофе, пожалуйста, – она улыбнулась, взглянула на него, и тотчас ее лицо приняло тревожное выражение. – Что-то случилось? Что с вами?

– А что со мной? Что-то не так? – переспросил Малахов.

– Да. У вас такое лицо… Даже не знаю, как сказать. Словно произошло что-то очень страшное.

– Я выгляжу испуганным?

– Нет. Совсем нет. Вы выглядите… – она на секунду запнулась, потом подобрала слово, – обреченным.

Он с удивлением взглянул на нее. В ее глазах было столько искреннего волнения и участия, что ему вдруг неудержимо захотелось все-все ей рассказать. Но это было бы по меньшей мере нелепо.

– Ну что вы! Вам просто показалось! У меня все в порядке.

– Ну что же, хорошо, коли так… – она покачала головой и отошла. А он, даже не притронувшись к чашке, поспешил в туалет и внимательно изучил в зеркале свою физиономию. Неужели по его виду так заметно, что творится внутри? Но зеркало ничего такого не показало. Какие бы сомнения и терзания ни раздирали его душу, внешне это никак не отражалось. Виталий увидел в серебристом стекле обыкновенного стильного мужчину с озадаченным – но не более того! – выражением лица. Никаких тебе новых седых волос, невесть откуда взявшихся морщинок, изменившегося выражения глаз. На миг ему даже пришло в голову, что его отражение живет какой-то своей, отдельной от него, жизнью…

Официантка больше не подходила к нему, но несколько раз, поглядев в ее сторону, он встречался с ее взглядом. «А ведь я вижу ее последний раз в жизни! – вдруг осознал Малахов. – Завтра ее не будет, не ее смена… А послезавтра, возможно, уже не будет меня». И он решительно поднялся со своего места, подошел к ней и спросил то, что все время хотел узнать:

– Скажите, а как вас зовут?

Она ответила тотчас, будто давным-давно ожидала этого вопроса:

– Любовью.

– А я Виталий, – отвечал он, почему-то чувствуя себя слегка неловко.

– Я знаю, – кивнула «девушка из таверны». – Вы Виталий Павлович.

Он очень удивился:

– Неужели вы всех клиентов помните по именам?

– Постоянных всегда стараюсь запомнить, – отвечала она. – Но с вами это совсем легко – вы у нас особенный.

– Вот как? Почему?

– Очень немногие из наших посетителей могут себе позволить менять кофе из-за того, что он остыл, – рассмеялась она. – Остальным такое не по карману.

Надо же! Ему бы это и в голову не пришло. Он тоже невольно улыбнулся ей в ответ и вдруг подумал, что больше всего на свете хочет сейчас быть с ней, болтать о пустяках, слушать ее мелодичный голос и хрустальный смех, вдыхать исходящий от нее легкий запах старомодных духов…

– Девушка! – позвала пожилая дама за столиком у стены. – Можно вас на минутку?

– Да, сейчас, – откликнулась официантка и перевела взгляд на Малахова: – Вы что-то еще хотели, Виталий Павлович?

– Да, – кивнул он. – Расплатиться и попрощаться. Вот деньги за кофе. Прощайте, Люба.

– До свидания, Виталий Павлович, – с мягким упреком поправила она. – Я не люблю слова «прощай». Говорить его – плохая примета.

День прошел в суматохе, вечер заканчивался еще хуже. Сидя за накрытым праздничным столом, Малахов с неудовольствием думал о том, что даже последние оставшиеся часы своей жизни вынужден делать не то, что хочется, а то, что надо. Да и надо-то не ему, а Лане. У него, Виталия, вообще нет никакого желания находиться в этом особняке, среди этих людей, пришедших сюда продемонстрировать свой достаток, как модель на подиуме демонстрирует чужой наряд. Одежда и аксессуары, прически и косметологические ухищрения, слова и манеры, мужья и любовницы – все это служило одной цели: похвалиться перед остальными и не только показать, что ты не хуже других, но и вызвать зависть, по этикету принимающую форму восхищения. Виталий никогда особенно не любил светских тусовок, но сегодня ему здесь было уже совсем тошно. Не хотелось ни есть, ни пить, ни слушать все эти разговоры…