Михаил Чулаки - Большой футбол Господень Страница 36

– Куда с водкой! Не видишь, святой идёт! Светлый Отрок.

– Видали мы таких святых – на рупь пачку!

– Нет пророка в своем отечестве, – вздохнула первозванная Наталья.

– Будет! – обнадежил Дионисий.

Ему понравилось место на пересечении двух рядов, где палатки расступались, образуя крошечную площадь.

– Спирт есть, спирт не нужен? – опять ввернулся пониженный голос.

Дионисий жестом запечатал уста учениц, не дал им устыдить недостойного торгаша. Знакомый припадок накатил на Него, Он нырнул куда-то вглубь – и вынырнул, пылающий и просветленный.

– Настал час слушать Последний Завет Господень! – возгласил Он громко как только мог.

У Него и мысли не закрадывалось, что могут не услышать, или насмеяться. Не было в Нем расслабляющего сомнения, которое так часто разливается в головах планетян коварным зеленым светом.

– Слушайте Последний Завет! – подхватили первозванные.

И наркоманка Зоя перекрыла визгливо:

– Сладкий Отрок скажет истину!

Все стоящие и проходящие мимо оборачивались – и на голос, и на фигуру златокудрого пророка в синей крылатке. Подпольные спиртоноши на всякий случай отступили.

Дионисий не составлял заранее вводную проповедь. Он ведает истину – и этого достаточно: слова придут сами. Божественные Супруги помогут проложить путь к сердцам случайных слушателей.

– Оставьте свои труды корыстные и служите Божественному порядку! Божественная Любовь воплощается в любящих Супругах – Боге-Отце и Богине-Матери. Их любовью держится мир.

Не важно, что говорить, важно – как! Сколько энергии вложено в слово. Талант – это темперамент. Всякий талант, а уж прежде всего – талант пастыря людского.

– Христос говорил: Бог – это любовь. А Я вам истинно говорю: Божественные Супруги – в Своей любви создали этот мир. Им так повелела взаимная любовь и взаимная совесть.

Совесть всплыла внезапно. И тем более – истинно. Действительно, Они внушили Дионисию это верное слово! Любовь не скрепляемая совестью приводит к ссорам и оборачивается в конце концов ненавистью. По совести должны относиться друг к другу даже самые близкие.

– Спасутся те, в ком не засыпает совесть! Погибнут бессовестные, от которых гибель людям и гибель миру!

– Бог – это любовь и совесть! – эхом откликнулись первозванные.

Не научились они ещё произносить: «Боги-Супруги».

Зоя вовсе промолчала: она за любовь. А примешается совесть – и всё испортит!

– Вы слишком надеялись на любовь и терпение Господа-Отца и Госпожи-Матери! Творили мерзости и думали, Божия любовь всё покроет! Но хватит! Сосуд земной переполнен людскими мерзостями! Глухие к добру погибнут наконец! И только совестливые спасутся! Боги-Супруги рассудят по Своей высшей совести! Хороший человек угоден Небесным Супругам, а подонок отвратительнее дохлой собаки. Вы привыкли ждать от Бога всепрощения, а Я объявлю непрощение негодяям! Да, Я Спаситель, но Я Спаситель только хороших людей!

Дионисий не думал, сказано такое до Него – или не сказано! Не заботился Он и об излишней связности – как там уравновешиваются любовь с угрозами гибели всем бессовестным.

Боги-Супруги владели Им, Сыном Их возлюбленным – и вкладывали в Него необходимые слова.

А мальчик, Слава Себе, совсем не плох! Господствующее Божество наблюдало его дебют с симпатией. Не худший сын у Него объявился – если сравнивать со всеми прочими многочисленными самозванцами. И говорит резко, не подражает известным образцам.

Правда, и самозванцев можно понять: слишком уж безнадежное чувство – существовать в обычном человеческом убожестве. Вот самые смелые и пытаются вырваться из своей унылой среды.

А Господствующему Божеству – Оно чуть было не подумало: повезло. Оно – есть, Оно пронизывает и пространство, и время. Только такое существование и достойно, только такое существование можно принять полностью и безоговорочно. Во всей Вселенной Оно единственное существует – истинно.

Хотя и Ему, если начать размышлять на опасную тему, непонятно, как это – быть вечно без начала и конца? Откуда Оно Само появилось? Нет у Него ответа на этот самый простой, самый первый вопрос. Очевидный факт – Оно всегда было, есть и пребудет. Но факт этот не имеет объяснения.

Ну и пусть пока резвятся энергичные самозванцы, которым достаточно уверенности, что есть Бог, Который их усыновил, и не приходит им, к счастью, в голову спросить: а откуда взялся этот самый ихний Бог?! Что бы Оно ответило? Впрочем, кто они такие, чтобы спрашивать? Ничего бы Оно не ответило. Даже и не подумало бы Оно расслышать столь бестактный вопрос.

У Него теперь своя проблема: оставаться ли Ему единым и неделимым или разделиться на две вечно влюбленных Одна в Другую Половины?!

Небольшая толпа сбилась вокруг необычного и такого красивого рыночного оратора.

Дионисий, ободренный вниманием, продолжал проповедь, варьируя всё ту же простую и беспощадную мысль:

– Боги-Супруги по своему подобию создали людские семьи. Все несчастные семьи несчастливы одинаково, потому что не взяли примера с Божественных Супругов. Потому что забыли совесть. И тех, кто не имеет собственной совести, будут казнить Они по праву мировой правды.

Толпа тихо гомонила в паузах:

– Правильно говорит… Совсем мальчик, а хорошему учит… Хорошенький какой…

Однако многим присутствующим вовсе не понравилось, что явился проповедник, зовущий жить по совести. Они пока молчали, но постепенно догадывались, что у них отнимают что-то очень нужное. У них всегда оставалась в запасе надежда на доброго Бога, который всё простит – кроме разве что богохульства, но богохульничать им никогда не было никакого интереса: они пакостили здесь на Земле своим близким, конкурентам, а тем более – недругам, лгали и предавали, твердо усвоив, что достаточно льстить Богу, и всё будет хорошо, в своей безграничной любви Бог прощает грешников даже ещё охотнее, чем награждает скучных безгрешных праведников.

Преступать совесть им бывало легко и привычно, поскольку всегда можно поправить дело усердной молитвой и малой милостыней дежурным нищим. А этот нахальный мальчишка вырядился в какую-то самодельную рясу и твердит, что надо думать о какой-то совести!

Но и те, которым не нравилась внезапная проповедь, не уходили совсем – они и ждали возможного скандала, и испытывали томительную тягу к недостижимому, но все-таки мечтаемому в глубине души идеалу.

Прислонившись к ободранному дереву стоял сильно выпивший дед Дмитрич. Дед давно жил по чердакам и подвалам, выгнанный из коммунальной комнатенки собственным сыном. На чердаках жизнь лютая, в последнее время какие-то мальчишки взяли моду убивать бродяг, тренируясь на них в смертельных ударах. Бродяги насторожились, и дед теперь носил при себе днем и ночью длинный нож – «пырку». Слова о каком-то новом поделенном Боге и совести с трудом проникали в его помраченный мозг. Он слышал в них злые обвинения ему, такому жалкому и подлому. Дед Дмитрич твердо знал до сих пор, что милосердный Бог его понимает и прощает, что не он виноват в своей жалкости и подлости, а жизнь случилась такая, поломанная с самого детства. Виноваты все, кто пинал его семьдесят лет – начальство, жена, собутыльники, родные дети. А он – не виноват. И вот пришел наглый мальчишка, чтобы отнять у него милосердного Бога! Так что же гибнуть ему теперь из-за наглого мальчишки?!

Обида ударила в глупую голову деда Дмитрича так же сильно, как водка. С криком:

– Убью Иуду! – старик бросился на вещавшего синего дьявола, выхватив из сапога свою любовно заточенную пырку.

Дионисий не видел старика, Он подобно глухарю на току почти ничего не видел и не слышал, завороженный Собственными прекрасными словами.

Между диким стариком и мальчиком оставались какие-то сантиметры, когда метнулась наперерез Зоя и заслонила красавчика. Она хотела оттолкнуть психа руками, но, по слабости мозжечка, качнулась некстати – и промахнулась, руки простёрлись в воздух мимо разъяренного деда. Опрокидываясь навзничь, она падала на Дионисия – и тело её налипло на него спереди как горячий щит. Не разбирающий ничего, ослепший от страха и ярости дед всадил свой нож в нее. Потому что уже не остановить инерцию удара.

Его схватили тут же. Зоя лежала у ног Дионисия. Кровь почти не текла из раны.

– Праведница… Бог спас… – загомонила толпа снова.

Схваченный дед Дмитрич ругался и плакал одновременно, а Зоя лежала, и никто не решался дотронуться до нее в ожидании «скорой» и милиции. Нина с Натальей плакали, потрясенные сомоотвержением и величием этой девушки, к которой они, грешницы, относились свысока и даже с осуждением. А вот спасла Учителя она, а они – не спасли. Нина думала запоздало, как хорошо было бы ей умереть вот так, спасти душу и забыть боль по своей убиенной Валечке – но не смогла она, не бросилась так же мгновенно под нож, как Зоя.