Евгений Рубаев - Рыбья плоть Страница 36

— Вот геолог Попугаева, молодая девчонка, на практике открыла второе по величине в мире месторождение алмазов в Якутии — «Трубку Мира». Говорят, что ей тоже снизошло видение, она не стала его отвергать и предприняла поиски. Она настойчиво пробилась на практику в Якутию и обнаружила там кимберлитовую трубку. Стала известной на весь мир. Её именем назвали один из крупнейших алмазов, найденных человечеством — алмаз Мария. Назвали по её имени.

— А потом она ещё что-нибудь находила? — спросил Раф.

— Не-а! Она неправильно распорядилась своим даром. Больше ничего не искала. Мутная история! Факт только лишь, что перед открытием кимберлитовой трубки она видела светящийся шар. Она потом ссылалась на этот феномен. Но знаете ведь как в нашей науке?! Стали причислять к мракобесию, к увлечению оккультизмом и прочие ярлыки вешать, чтобы успешно разделить успех открытия без неё. Опасно на серьёзном уровне увязывать видение свечений и научных открытий. Могут дать по ж…пе! — закончил Макс.

Раф сильно призадумался. Он всё намеревался спросить:

— Не опасно, вернее, не так же опасно, владеть уже вторично даром обнаружения месторождений?

Но он опасался открываться малознакомым парням. Могли и на смех его поднять, если заподозрили бы что-нибудь. Тем более что у компании шла бурная дискуссия на тему: «Может ли человек «своим паром» догадаться о чём-либо? Или это посыл сверху?» Примеры приводили каскадами. Говорили, что нацисты во время подготовки к войне общались с «высшими материями», снаряжая экспедиции в Гималаи. Что не мог Циолковский, сидя чуть ли не в деревне, предсказать космические ракеты. Леонардо да Винчи, ещё до средних веков, нарисовал вертолёт.

— Всё это было посылом сверху! — уже единодушно кричали геологи. Особенно хорошо выдал очкарик с длинными патлами:

— Только этот посыл сверху не разрешает летать в Космосе далеко. Уже десятки лет болтаются космонавты по Малому Космосу, по пространству между стратосферой и Поясом Лагранжа. Там есть такой слой, промысел божий, где низкая радиация, из-за магнитного поля Земли. А выше — радиация Космоса всё убьёт!

Но проблема геологии их всё равно волновала больше всего, и они начали рыхлить эту проблему:

— Вот для чего человечество заглядывает куда-то в глубины Вселенной, за сотни световых лет, куда никто никогда не долетит, а под ногами Землю на десять километров расковырять не могут? — выдал тезу Макс.

— Почему не могут? На Кольском на одиннадцать километров пробурили! — пошла антитеза от пятикурсника в очках.

— Так это частный случай. Притом они бурили нечестно. По базальту. Базальт он и есть базальт, идёт однородный по всей глубине, и всё. Вернее всего, это баталит. Всё одно, что в торец столба сверлить, пытаясь узнать структуру дерева. Надо расковырять где-нибудь в Прикаспийской впадине, где осадочные породы залегают глубоко. Кроме этой Кольской, проковыряли возле Астрахани семь с половиной тысяч, и всё!

— Да что про твёрдую Земную кору. Даже то, что в пучине Океана, мы не знаем! Никто не видел, что там происходит. Неизведанные места! Ну, спускался батискаф туда. Ну, нырнул водолаз в Мурманске на полкилометра без малого. А глубина океана до одиннадцати километров. Выходит, он нырнул один раз на ноль тридцать пять сотых глубины океана. Да и что он там мог видеть? У него, я уверен, от давления глаза повылазили. Потом, наверное, его три дня спиртом отпаивали! Скафандры для космоса конструируют, а исследовать океан — времени нет! Что Космос? Под дном моря — полезные ископаемые. Англия вон как поднялась на нефти в Северном море, аж весь свой знаменитый уголь марки «Кордиф» добывать бросила!

— Очевидно, существует запрет сверху. Наверняка не дано людям изведать, что у них под ногами. Что там мы бурим? В масштабе Земного шара — это если домашний комар слона в ж…пу ужалить попытается! А в океан нырял наш глубоководный комплекс «Мир», немного, правда — сделал резюме Раф. — Где вы меня спать определите? Что-то сорвался я не по делу с Печоры. Надо ещё одного хорошего человека похоронить.

На этой скорбной ноте все разошлись спать. Утром Раф, помчался в аэропорт и улетел в Печору. Подружек своих он даже не проведал. Постоянной невесты у него не было, а обходить претенденток по очередному кругу он не хотел. У пятикурсников-геологов он получил подтверждение своим догадкам про то, что научное открытие не даётся человеку в процессе труда-познания науки, как дом из камня выстроить или ковёр выткать. Для обнаружения такого достояния должен быть посыл сверху!

Глава 12

На буровой у бурмастера Фархада дела с бурением совсем не шли. График проходки отставал от плана-графика и клонился всё ниже и ниже. Он почти приблизился к горизонтальной оси и напоминал графически отображённый рельеф равнины. Фархад очень страдал от этого, весь в ожидании очередного раздалбона от начальников. Его бы давно выгнали с должности, но с кадрами в такой экстремальной экспедиции была большая напряжёнка. Никто не хотел идти в такую малопрестижную контору, а если кто-нибудь вырастал из своих специалистов — его тут же переманивали на сторону. Вроде бы простоев значительных на буровой установке у Фархада не случалось, и деньки стояли хорошие. Не то, что в ноябре-марте, когда мороз давит, или в межсезонье, если дождь льёт обложной и настроение буровиков упадочное. Как считал бурмастер: «Просто наказание какое-то, а не скважина! Какой ещё ей экскиригент сделать?» Он ужасно путал буквы, но любил применять иностранные слова. Сейчас он говорил про «эксперимент»: «Ну, я ей покажу экскиригент!»

Он становился за пульт управления вместо бурильщика, и начинал газовать дизелями, развивая бешеные обороты ротора. Это действие напоминало его опыты, когда он кричал: «Она сама должна найти свой синтра!» — что обозначало, что ловильный инструмент должен сам найти свой центр. В этот раз «экскиригент» тоже не удавался. Все буровики также не понимали причину отсутствия проходки. Только они почему-то Фархаду не сочувствовали, но и не злорадствовали. Они злопамятно не могли простить ему, что он вмешался в процесс перегонки и не дал им допить комариную мазь.

— Сколько добра перевёл! — постоянно сокрушался Сапог, и закуривал новую «беломорину».

Курить на буровой запрещалось. Однако курили все и всегда. Главное, чтобы начальники этого не видели! Некоторые молодые буровики догадывались, что проходки нет из-за плохого бурового раствора. Раствор был совсем никакой, турбобур от этого вяло работал. Но на буровой была строгая вертикальная иерархия, молодые голоса не имели. Сам бурмастер об этом упущении не догадывался, он считал, что раствор — дело пятое. Он приходил на установку, оттеснял бурильщика, страшно газовал и матерился ещё страшнее. Молодой помбурильщика Ашот, выпускник нефтяного техникума, которого все звали только «Армян», пробовал что-то сказать про раствор. За что в ответ услышал от Фархада многоэтажный мат и эпитеты-советы:

— Молодой ещё! Зелёный! Пойди, сопли собери, а потом про растворы рассуждай!

Ашот, чтобы прогнать с души тему о том, как нанесли ему обиду, угасив его профессиональную инициативу, обратился к слесарю Валере:

— Валера, вот тебя тётки вон как все любят!

Валера не баловал никого разнообразием ответов, он монотонно сказал:

— Я же дрочу!

— А говорят, что у тебя в член шары забиты!

— Слушай их! Я вбил прошлой зимой. Два сбоку, а сверху «фару». Мотороллер называется. А потом, когда зажило, пошёл в баню, сдрочил, а шары все в руку и высыпались! — Валера махнул рукой и закончил своим обыденным приговором. — Всё испортил!

Слово «испортил» тоже было фирменное слово Валеры. В его словаре наиболее употребительными были: «Сдрочил!» и «Испортил!» В остальное время он всё больше молчал. Но Ашот был малый въедливый. Он внутренним чувством услышал, что Валера пошёл с ним на контакт, и стал уговаривать, что бы тот вбил и ему в член шары. Как тот вбил себе в прошлом году. Валера долго помолчал, а потом задал вопрос, какой и следовало от него ожидать:

— А тебе зачем, дрочить?

— Что ты! Есть на выходных у меня одна баба сорок лет. Никак её не могу пронять!

— Ладно. Вытачивай шары. И марганцовки у медички возьми. Отвёртка у меня есть!

Через полчаса вся буровая знала: «Валера будет Армяну вбивать шары!»

Ашот носился по всем комнатам двух бараков, только к Фархаду не заглянул. Он выпрашивал у кого зубную щётку на сам шар, который делается из ручки щётки, у кого наждачную бумагу для шлифовки. Через три дня у него вроде бы всё было готово. Он с утра стал тормошить Валеру:

— Ну, давай, ты же обещал!

— Подожди, дай хоть сдрочить! — следовал ответ, у которого вариантов по разнообразию словаря не было, только «сдрочить».

Наконец, когда отвёртку прокипятили в марганцовке, Валера, держа большой молоток в могучей руке, пошёл с Ашотом в баню, в ней, нетопленой, предполагался основной плацдарм операции. Весь посёлочек переживал и стоял на крылечках бараков в томительном ожидании. Вдруг из бани раздался вопль Ашота: