Олег Рой - В сетях интриг Страница 36

В школе между ними так ничего и не было. Разве что Оле казалось, что смотрит на нее Сашка не так, как на всех, – дольше, ласковей, словно хочет что-то сказать. Мечтая поздними вечерами, она додумывала его фразы, мысли и уже сама терялась, что было взаправду, а что придумано. Плечом заденет – потому что неравнодушен, промолчит – сказать боится, несет откровенную чушь – не может найти лучшего предлога поговорить.

А потом был тот выпускной. Оля к нему долго готовилась. Почему-то решила: этот вечер будет решающим. Платье зеленого цвета сама сшила, конечно, не без помощи мамы. Обычное, длинное, без рукавов, с небольшим вырезом сзади и воротником-качелями. Для нее и такой фасон – слишком открытый. Она, можно сказать, впервые плечи обнажила. Как-то все стеснялась, да и эти ненавистные конопушки портили. Оля с завистью смотрела на белоруких подруг, уверенных в себе и своей красоте, и пыталась убрать веснушки, натирая кожу лимонным соком и смесью чистотела с водкой. Только все без толку – раздраженные плечи покрывались сыпью, а глаза – слезами отчаяния. Еще и эти туфли – и зачем она взяла на каблуке, ведь никогда же не надевала! Вон Машка Кудрявцева всегда ходит на высокой шпильке, привыкла и смотрится эффектно. Оля с восхищением глядела на местную красавицу и все время думала: «Как же она на этих копытах перескакивает через деревенские лужи и кучи навоза?» Вот теперь и сама купила что-то вроде того, правда, не такие высокие каблуки, но все же. И с чего ей в голову взбрело? Никогда ей до Машки не дотянуться, да и не надо – за той пацаны толпами бегают, славу она нехорошую себе заработала, а правда это или нет, кто знает. Оля предпочитала не прислушиваться и не распространять грязные сплетни. Тем более голова была занята выпускным – намечался самый настоящий банкет с дискотекой. А вдруг Сашка пригласит ее на танец? Или хотя бы просто подойдет поговорить. А что, если… Сердце отчаянно билось при мысли, что одноклассник может признаться в любви. А он любит, точно любит, она чувствовала это. Как-то в саму душу глядели его серые серьезные глаза, да и вообще очень много замечала она необычного с его стороны. Часто списывать подходил на перемене. У них три отличницы было, но он к ней шел, а не к другим. А однажды даже попросил объяснить решение задачи. Разве это не внимание? Нет, на выпускном наверняка что-то будет!

Оля тщательно готовилась к вечеру. Никаких причесок-загогулин на голове не делала, просто распустила каштановые пряди волос. И получилось очень неплохо – на ночь мокрую косу заплетала, отчего волосы книзу стали волнистыми. Глаза накрасила – и стала другой какой-то, даже непривычно. И братик, и сестренка только ахали, какая их Оля красавица. Пока дошла до школы, двести раз пожалела, что купила эти туфли. Мама еще советовала хотя бы в доме разносить, вместо тапок, а она не стала, пожалела обувь. А теперь, когда чапала до банкета окольными путями, обходя самые грязные дороги, почувствовала, что натирают. Неужели? Этого еще не хватало… Доносящаяся из школы громкая музыка заставила забыть о туфлях. Вот и пришла. Сейчас увидит его! Сердце бешено застучало…

Им вручили аттестаты – у Оли была только одна четверка, – и началось веселье. В актовом зале накрыли столы, расставили тарелки с бутербродами и пирожными. Спиртного не было видно, но Оля по запаху чувствовала, что парни принесли с собой все, что нужно, и давно уже опробовали. В спортзале выключили свет и включили магнитофон, начались танцы. Машка Кудрявцева в коротком платье с оголенной спиной отплясывала так, что все вокруг не сводили с нее глаз. Она многозначительно перемигивалась с Настей Маклыгиной – своей лучшей подружкой, повсюду тенью следовавшей за нею. Вдоль окна черной толпой стояли ребята, о чем-то тихонько переговаривались. Был ли там Сашка, Оля в темноте не видела. Танцевать она не особо умела, поэтому просто стояла у стены. Никто не обращал на нее внимания. Это в порядке вещей – в классе Оля всегда была немного особняком. Не потому, что задавалась, просто некогда ей было тусоваться с девчонками и ребятами помимо школы, дружить, в гости друг к другу бегать, гулять ходить. Вот и держалась в стороне и привыкла к тому, что ее мало кто вспоминает, если только речь не идет о контрольной работе или сложном домашнем задании – тут уж все ждут ее как бога, чтобы успеть списать.

Потом был перерыв в танцах, все сели за столы, и как-то само собой вышло, что Оля оказалась прямо напротив Саши. А рядом с ним уселась Машка с пунцовыми после пляски щеками.

– Сашуль, ты мне не подашь рыбки? – жеманно попросила она его.

– Да, конечно. Для такой девушки, как ты, все, что угодно, – ответил он.

Оля почувствовала, как ревностью защемило сердце. Надо было что-то сказать, обратить на себя внимание, но прилипший к небу язык никак не желал подчиняться. От страха так громко забился пульс, что, казалось, заглушал весь зал.

– Саша, ты куда собираешься поступать? – наконец выговорила она еле слышно.

Он посмотрел на нее как-то задумчиво и уже открыл рот, чтобы что-то сказать, как Машка перебила:

– А зачем ему поступать? Он трактористом будет у нас, да, Саш? – подмигнула ему и лукаво хихикнула.

– Ага. Трах-тористом, – пошутил он.

Оля смутилась, спрятала глаза.

– Прошу минутку тишины! – громко объявила Зоя Васильевна, вставшая во главе стола.

Шум голосов постепенно замолк. Сашка, как и Маша, как и все остальные, повернулся и посмотрел на учительницу, которая минут десять говорила о наиболее успешных учениках, достижениях школы и серьезном и ответственном шаге, который им предстоит сделать, выходя во взрослую жизнь. Слушая ее вполуха, Ольга размышляла все о своем и с грустью понимала: момент упущен, Кудрявцева не вовремя подвернулась, и омерзительное предчувствие, что ее надежды сегодня не оправдаются, теперь не давало покоя. Вместе с речью преподавателя оборвалась зависшая тишина. Едва Зоя Васильевна замолчала, как народ оживился и, подкрепившись, рванул на танцпол. Оля отвернулась на минутку, а когда повернулась обратно, напротив никого не было – ни Машки, ни Саши. «Наверное, пошли танцевать», – промелькнула мысль, и, дожевав свой бутерброд, Оля направилась в спортзал. Там было темно, вдалеке виднелись еле различимые тени кучковавшихся ребят, гремела музыка, отбивая ритмичные удары. Оля поискала глазами Сашу, но не нашла. Даже Кудрявцева не отплясывала. Куда они подевались? Танцевать она так и не стала, двинулась к выходу.

– Оленька, ноги не поломай! Осторожно, девочка! – крикнула ей вдогонку Зоя Васильевна. Цоканье каблуков эхом раздалось по длинному коридору. Оля уже подходила к двери, когда услышала переливистый женский смех. Машка! Это она! Почему-то ноги сами пошли на звук. Несколько шагов, и трепещущее сердце почти остановилось – на подоконнике в конце коридора, прямо около лестницы на второй этаж сидели в обнимку Сашка и Кудрявцева. Его рука на ее талии, ее голова на его плече. Она нагло улыбалась и вообще вела себя очень вульгарно. Увидела ее и еще ближе придвинулась к Саше.

– Олька, а ты чего тут забыла? – грубо спросила она.

Девушка попятилась.

– Да я… да я искала тут… Я уже ухожу, пока, – пробормотала Оля в ответ и повернулась к парочке спиной. Машка снова громко засмеялась, и Саша тоже хихикнул. Уже пройдя десяток шагов, Оля услышала, как Кудрявцева говорит:

– Слышь, она втюрилась в тебя, что ли? Как тень за тобой ходит…

Вот это позор! Какой кошмар! Хотелось провалиться сквозь землю. Как теперь жить? Как ему в глаза смотреть? Оля бежала в темноте, мимо домов с маленькими освещенными окошками. Со дворов лаяли собаки на разные лады, туфли вконец измучили ноги, и она разулась. Лучше босиком, перед кем теперь рядиться… Ноги сразу же увязли в холодную скользкую жижу грязи, образовавшуюся после вчерашнего дождя, но это ее совсем не беспокоило. Ей ли сейчас думать о дороге, когда мир стал таким серым и противным и человек, которого она много лет любила, в самый последний момент выбрал другую, более красивую, яркую, но совершенно пустую девушку?

В их доме уже было темно, мама с Иркой и Вовкой спали. Чтобы никого не разбудить, Оля наскоро вымыла ноги ледяной водой из бочки для полива и прокралась в сени. Хорошо, что удалось добраться до кровати незамеченной. Не хватало сейчас расспросов, почему так рано и отчего слезы на глазах. Наутро девушка проснулась с ужасным настроением – мир обрушился, и она мысленно ходила по руинам своей мечты. Из этого состояния ее вывела работа – с утра куры не кормлены, корова не доена, и вообще дел по горло. Оля крутилась день и ночь и только под вечер вспомнила о своем горе. Вспомнила и забыла – чего зря тосковать…

Уже смеркалось, когда девушка прошла в свою комнату. Включила свет, достала книжку и мимоходом посмотрела в окно. На их лавочке, той самой, на которой любила иногда отдыхать мама, кто-то сидел. Оля присмотрелась и обомлела – кажется, Сашка. Что делать? Не выйти – глупо. На ее же лавке сидит, значит, к ней пришел, не к мамке же и не к Ирке с Вовкой. Но зачем? Ни о чем не договаривались, ничего не обещал, да и вообще после вчерашнего как-то неловко… Боже, как же она ему в глаза посмотрит? Что скажет? Ведь ему вчера Кудрявцева говорила, что она в него втюрилась… Оля залилась краской стыда и, кусая губы, решилась. Наряжаться не было времени – а вдруг уйдет, – и потому, едва накинув яркую кофту поверх обычного старого платьица, она вышла со двора. Чтобы хоть как-то скрыть смущение, решила схитрить. Сделала вид, будто присматривается в потемках, и удивленно спросила: