Сара Уотерс - Бархатные коготки Страница 36

Уолтер подошел ближе и взял меня за предплечье.

— Отойди! — вскричала я, отдернула руку и шагнула к кровати. — Китти? Китти.

Я опустилась на колени, отняла ее ладонь от лица и поднесла к своим губам. Я целовала ее пальцы, ногти, ладонь, запястье; мокрую от ее собственных слез руку увлажнили и мои слезы и слюни. Уолтер, все еще дрожа, с ужасом это наблюдал.

Наконец глаза Китти встретились с моими.

— Это правда, — прошептала она.

Я дернулась, застонала — услышала ее вскрик, ощутила на своем плече пальцы Уолтера и поняла, что укусила Китти, как собака. Отдернув руку, она воззрилась на меня в ужасе. Вновь стряхнув ладонь Уолтера, я обернулась к нему с криком:

— Отойди, поди прочь! Поди прочь, оставь нас!

Он медлил; я несколько раз лягнула его ботинком в лодыжку, и он отступил.

— Нэн, ты не в себе…

— Прочь!

— Я боюсь тебя оставить…

— Прочь!

Он отступал.

— Я выйду за дверь, но дальше не пойду.

Взглянул на Китти, та кивнула, он вышел и очень осторожно закрыл за собой дверь.

Наступившую тишину нарушали только мое неровное дыхание и тихие всхлипывания Китти; точно так же плакала три дня назад моя сестра. Да ничего хорошего она в жизни не сделала, эта твоя Китти! — так сказала Элис. Я склонилась щекой на одеяло, укрывавшее бедра Китти, и закрыла глаза.

— Ты внушила мне, что он твой друг. А потом внушила, что он тебя разлюбил, из-за нас.

— Я не знала, как иначе поступить. Он в самом деле был мне всего лишь другом, а потом, потом…

— Подумать только, все это время… ты с ним…

— Ничего такого не было, до этой ночи.

— Я тебе не верю.

— Это правда, Нэн, клянусь! До этой ночи — да и как могло быть иначе? — мы только разговаривали и… целовались.

До этой ночи… До этой ночи я была счастлива, любима, довольна, благополучна; до этой ночи я готова была умереть от любви и желания! Услышав ее слова, я поняла, что боль от любви не составит и десятой, сотой, тысячной доли той муки, которую Китти причинила мне сейчас.

Я открыла глаза. У Китти тоже был несчастный, испуганный вид.

— И эти… поцелуи, когда они начались? — Еще не договорив, я угадала ответ: — Тем вечером, в «Диконзе»…

Поколебавшись, Китти кивнула; все тогда происходившее возникло в моей памяти и встало на свои места: неловкость, недомолвки, письма. А я-то жалела Уолтера — жалела! И все это время в дураках была я, все это время они встречались, перешептывались, обменивались ласками…

Думать об этом было пыткой. Уолтер был нашим другом — не только ее, но и моим. Я знала, что он в нее влюблен, но он казался таким немолодым, солидным, тихим. Неужели Китти убедила себя, что хочет лечь с ним в постель? Еще бы с отцом моим легла!

Я снова заплакала.

— Как ты могла? — твердила я сквозь слезы. Так разговаривают мужья в дешевых пьесах. — Как ты могла?

Сквозь одеяло я чувствовала, как она ерзает.

— Мне не хотелось! — потерянным голосом произнесла Китти. — Я едва терпела…

— Я думала, ты меня любишь! Ты сама так говорила!

— Я люблю тебя! Люблю, люблю!

— Ты говорила, тебе ничего и никого не надо, кроме меня! Говорила, мы будем вместе всю жизнь!

— Я никогда не говорила…

— Ты мне это внушила! Заставила поверить! Ты только и твердила, как ты счастлива. Так почему бы не продолжать все по-прежнему?..

— Ты сама знаешь почему! Пока мы молоденькие, все в порядке. Но время-то идет… Будь мы служанки при кухне, занимались бы чем душе угодно и никто бы не заметил. Но мы известны, мы на виду…

— Да не хочу я быть известной, если для этого нужно отказаться от тебя! Не хочу ни у кого быть на виду, только у тебя, Китти…

Она стиснула мою руку.

— А я хочу… Хочу. А раз я на виду, мне невыносимо, чтобы… надо мной смеялись, ненавидели меня, презирали, называли…

— Розовой!

— Да!

— Но мы бы вели себя осторожно…

— Любой осторожности мало! Ты слишком… Нэн, ты слишком похожа на мальчика…

— Слишком похожа… на мальчика? Ты мне ничего такого не говорила! Слишком похожа на мальчика… ага, стало быть, лучше уж Уолтер! Ты… ты его любишь?

Она отвела взгляд.

— Он очень… добрый.

— Очень добрый. — Я услышала наконец в своем голосе ноты горечи и недовольства. Выпрямилась, отстраняясь от Китти. — И ты пригласила его, когда меня не было, и он был добр к тебе, в нашей постели… — Внезапно подумав об испачканных простынях и матрасе, о ее обнаженном теле, которого касались его руки, его губы, я поднялась на ноги. — О боже! И долго бы это длилось? Давала бы мне целовать тебя, после него?

Китти потянулась за моей рукой.

— Клянусь, мы собирались сегодня же тебе рассказать. Сегодня же ты бы все узнала…

В ее словах мне почудилось что-то странное. Я расхаживала вдоль кровати, но теперь замерла.

— О чем ты? Что это за все?

Она уронила руку.

— Мы… о Нэн, только не сердись! Мы собираемся… пожениться.

— Пожениться? — Я бы додумалась и сама, если бы у меня было время, но времени не было, и от этого слова я совсем сникла. — Пожениться? А я… как же я? Где я буду жить? Чем заниматься? А как же, как же… — Мне пришла в голову новая мысль. — Как же наш номер? Как мы будем работать?..

Китти смотрела в сторону.

— Уолтер кое-что задумал. Новый номер. Он хочет вернуться на эстраду…

— На эстраду? После этого? С тобой и мной?..

— Нет. Со мной. Со мной одной.

С ней одной. Меня затрясло.

— Ты убила меня, Китти, — сказала я.

Я не узнала собственного голоса; думаю, он напугал Китти: она бросила дикий взгляд на дверь и заговорила стремительно, каким-то пронзительным шепотом.

— Не говори этого. Понимаю, ты потрясена. Но ты увидишь, со временем… мы снова станем друзьями, все втроем! — Она потянулась ко мне; голос ее сделался одновременно пронзительней и спокойней. — Разве ты не понимаешь, что это только к лучшему? Когда Уолтер станет моим мужем, кому придет в голову, кто скажет… — Я отстранилась, она схватила меня крепче и наконец панически выкрикнула: — Ты же не думаешь, что я позволю ему нас разлучить?

Я толкнула ее, и она упала обратно на подушку. Китти по-прежнему куталась в покрывало, но оно немного сползло, оставив на виду выпуклость груди с розовым соском. Чуть ниже ямочки под горлом, легонько вздрагивавшей при каждом вздохе, каждом биении сердца, висела на серебряной цепочке жемчужина, мой подарок. Мне вспомнилось, как я целовала ее три дня назад; быть может, этой ночью или утром Уолтер осязал языком ее холод и твердость.

Подскочив к Китти, я схватила цепочку и — снова как персонаж дурного романа или пьесы — рванула. С легкостью поддавшись и щелкнув, она повисла, разорванная, у меня в руке. Ненадолго задержавшись на ней взглядом, я отшвырнула цепочку, и она со звоном упала на пол.

Китти крикнула — наверное, позвала Уолтера. Во всяком случае, дверь распахнулась и он появился: бледное лицо в рыжих бакенбардах, подтяжки все еще торчат из-под пиджака, рубашка без воротничка болтается вокруг шеи. Забежав по ту сторону кровати, он прижал к себе Китти.

— Если ты сделала ей больно… — начал он.

Я рассмеялась ему в лицо.

— Сделала больно? Да я бы ее убила! Будь у меня пистолет, я бы прострелила ей сердце и сама бы застрелилась следом! И тебе бы достался в жены труп!

— Ты спятила, — сказал он. — У тебя не выдержали мозги.

— Ты этому удивляешься? Ты ведь знаешь — она тебе рассказывала — кто мы друг другу — кем мы друг другу были?

— Нэн! — поспешно прервала меня Китти.

Я не сводила глаз с Уолтера.

— Знаю, — медленно проговорил он, — вы были… любовницами, чем-то вроде.

— Вроде. Вроде чего? Держались за руки? Думаешь, ты первый заполучил ее в постель? Рассказывала она тебе, что я ее трахала?

Уолтер вздрогнул — я тоже, потому что слово прозвучала ужасно; прежде я никогда его не произносила и не ожидала сейчас, что оно сорвется у меня с языка. Но глаз он не опустил, и я с ужасом поняла: это ему известно и мало его заботит; может — кто знает? — даже нравится. Будучи джентльменом, он не позволил себе произнести непристойность, но выражение его лица — странным образом соединявшее в себе презрение, сочувствие и жалость — говорило о многом. На его лице было написано: Разве это называется трахать? Хорошо же ты ее трахала, если она тебя бросила! Ты трахала ее тогда, а я — сейчас и буду впредь!

Он был мой соперник, и победа досталась ему.

Я сделала шаг назад, потом еще. По-прежнему опираясь головой о широкую грудь Уолтера, Китти судорожно глотала воздух. В ее больших глазах блестели непролитые слезы, обкусанные губы алели; на бледных щеках сильней выделялись веснушки — они усеивали также плечи и часть груди, не укрытую одеялом. Такой красивой я ее еще не видела.