Тимофей Ермолаев - Рассказы Страница 37

— Эй! — раздался чей-то чужой голос.

Мы повернули головы и увидели двух коротко стриженных парней в чёрных футболках. Рядом с ними на песке лежали два велосипеда. Какого чёрта их занесло сюда?

— Да? — спокойно вежливо ответил Степан Антонович.

— Лысый, что был с вами, это Дилан? — нагло спросил один из них. Впрочем, угрожающе они не выглядели.

Наверное, спутали Юрия Матвеевича с кем-то, подумал я. Каково же было моё удивление, когда Степан Антонович рассудительно ответил:

— Я что-то слышал об этом, но точно не знаю. А у вас к нему какое-то дело, ребята?

Парни как-то замялись.

— Мы просто поспорили, Дилан это или нет…

— А вы его подождите и поговорите с ним сами, — миролюбиво предложил Степан Антонович.

Парни переглянулись.

— Нет, мы спешим. Передавайте привет!

Они выкатили велосипеды на дорогу и укатили.

— Юра Продюк, оказывается, валлиец Дилан? — поинтересовался я у Степана Антоновича. — В наших степях-то?

Мой друг напустил загадочный вид. Как обычно, он знал больше, чем рассказывал.

— Да, — кратко ответил он и тут же спросил:

— А что такое «валлиец»?

Болик выскочил из моря, что-то съел, что-то выпил и опять побежал к воде. Уследить за ним было невозможно.

Вскоре Юрий Матвеевич вновь присоединился к нашей компании. Отсутствовал он гораздо больше, чем обещал.

— Юра, тут какие-то юноши спрашивали, не Дилан ли ты… — проронил я.

Юрий Матвеевич словно взорвался.

— Кто это спрашивал? — заорал он. — Где они?

— Уехали по направлению к городу, — ответил Степан Антонович.

Юрий Матвеевич выбежал на дорогу, посмотрел в одну сторону, другую, а потом вернулся к нам. Из воды, привлечённый криками, наконец, вылез Алексей. Его мокрое тело блестело в лучах вечернего летнего солнца. Мы вручили шашлык ему и Юре.

Юрий Матвеевич в один присест умял свою порцию и, видимо, успокоился.

— Так ты на самом деле Дилан? — вернулся я к этому вопросу.

— В некоторых кругах меня знают под этим именем, — мрачно ответил Юра.

— Впервые слышу.

Алексей с аппетитом поглощал шашлык и, видимо, не совсем понимал, о чём речь.

— У моего деда была такая фамилия, — счёл нужным пояснить Юра.

Он разоблачился и с громким хохотом бросился в море, подняв кучу брызг.

— А я в туалете повесил карту мира, — сказал Алексей. — Теперь срать не скучно и познавательно.

— Ага, — сказал Степан Антонович. — Пальчиком водишь и вроде как путешествуешь…

Нижний край солнца коснулся водной глади. В кустах кузнечики стрекотали всё громче и громче. Степан Антонович разлил остатки коньяка по стаканчикам.

Алексей выпил и спрятал стакан в пакет для мусора.

Мы молчали, каждый думал о чём-то о своём. И нарушать эту тишину не хотелось. Мы смотрели на море, где в тёмных волнах всё ещё плескались Болик и Юра.

— Веселится, как ребёнок, — с улыбкой сказал Алексей, подразумевая Болика.

— Не знаю ни одного человека, более жизнерадостного, чем Болик, — поделился своими наблюдениями Степан Антонович.

— На самом деле дела у него так себе, — сказал Алексей. — Там, где он живёт, чтобы получить более-менее приличную должность, нужно продать душу и выучить адский язык…

До нас донёсся весёлый гогот Юры и детский смех Болика. Алексей поворошил палкой костёр.

— А язык Болику не даётся… — печально закончил Алексей. — Вот и приходится ему с высшим образованием развозить пиццу…

— А я вот думаю, — отозвался Степан Антонович, — раз мы всё же европейская страна, то у нас могли бы ввести такие же льготы для гетеросексуалов…

Тут он замолчал.

Мы доедали шашлык, глядя на лучи заходящего солнца.

Потом мы собрали мусор, окончательно затушили костёр и поехали в город.

На перекрёстке мы расстались.

Болик, стуча копытцами и размахивая хвостом, убежал куда-то на юг.

Алексей Сармат ушёл на север, и дорога, по которой он тяжело ступал, покрывалась толстой коркой льда.

Юрий Матвеевич Продюк (он же Дилан) укатил на мотороллере на восток, и дорогу себе он освещал мощным потоком света, бившего из глазных отверстий на его металлическом лице.

Степан Антонович задержался позже всех. Мы обменялись рукопожатием.

— Был рад всех вас увидеть, — сказал я.

На небе взошла луна. Она осветила перекрёсток, и я увидел, что держу за руку красивую блондинку. Фигура у неё была потрясающая.

— Я тоже, — сказала она и смущённо улыбнулась.

— Прах к праху, — сказал я и тоже улыбнулся.

— Ну, до встречи! — сказала девушка, села в автомобиль и скрылась в западном направлении.

Я немного постоял, а потом расстался со своим телом, которое мгновенно рассыпалось в пыль, и исчез.

9 марта 2010 г.

Девочка, которая не любила стричь ногти

Жила-была девочка, милая и красивая. Но вот беда — не любила она ни причёсываться, ни стричь ногти. И поэтому ходила она лохматая и растрёпанная. А ногти у неё выросли такие длинные, что это были уже не ногти, а самые настоящие когти.

Однажды пошла эта девочка прогуляться на улицу, а на ногах у неё были такие длинные ногти, что пришлось оставить ботинки дома. Идёт она босиком и когтями по асфальту чиркает: «Вжик-вжик!»

Люди увидели её и сказали:

— Это какая-то обезьянка здесь гуляет.

Девочка услышала это и начала кривляться и корчить страшные рожи.

Один толстенький мальчик в шортах побежал звонить по телефону в зоопарк:

— Здравствуйте, это говорит Петя. У нас тут по бульвару разгуливает живая обезьянка и безобразничает. Приезжайте поскорее и заберите её в зоопарк.

Вскоре приехала чёрная машина, из неё вышел дядя с бородой, он держал огромный сачок на длинной рукояти. Дядя поймал девочку сачком, бросил её в машину и уехал.

В зоопарке девочку посадили в клетку. Там было много настоящих обезьянок. Все они веселились, прыгали, играли и визжали от радости. Вот только девочке стало совсем невесело. Напрасно она кричала: «Я не обезьянка, я девочка!» — её всё равно никто не слушал. Она села в углу клетки и заплакала.

А дома девочку ждали её папа и мама. Когда наступил вечер, они, наконец, решили пойти её поискать на улице. Ходили они, ходили — нигде не находят своей девочки. Вдруг увидели они толстого мальчика, который сидел на скамейке и ел мороженое.

— Здесь, — говорит этот мальчик, — обезьянка безобразничала, я в зоопарк позвонил, и её сачком поймали.

Папа и мама сразу помчались в зоопарк. Прибежали они к клетке с обезьянками, вот только обезьянок там так много, где же им найти свою дочку? Мама говорит:

— Все обезьянки прыгают и веселятся, но одна обезьянка почему-то сидит в уголочке и печалится. Может быть, это наша девочка?

— Конечно! — закричал папа.

Девочка услышала, подбежала к ним и сказала:

— Мама, папа, заберите меня скорее отсюда!

Папа открыл дверцу клетки, взял девочку на руки, и они все вместе пошли домой.

С тех пор девочка стала причёсываться и стричь ногти. И даже чистить зубы два раза в день, утром и вечером.

7 апреля 2011 г.

Рюмин и другие

Затмение

Эрих Атенин, как обычно, занимался переводом двустиший древнеиндийского эпоса «Махабхарата», когда в дверь позвонили. С трудом он оторвался от работы. Дверь слегка скрипнула, и в проёме показалась крупная фигура в светлой куртке. С некоторым изумлением Атенин рассматривал облик своего посетителя, который оказался его старым другом. Алексей Рюмин был выдающимся поэтом современности. Лицо Алексея было измазано чем-то чёрным, куртка была покрыта какими-то подозрительными чёрными пятнами, а в правой руке он сжимал какое-то грязное стёклышко. Однако, лицо его светилось счастьем, а глаза сияли, словно две звёздочки. Брови Атенина помимо его воли поползли вверх.

С ходу, без приветствия, поэт огорошил вопросом:

— Ты на затмение смотрел?

Атенин, голова которого всё ещё была настроена на «Махабхарату», несколько раз моргнул, возвращаясь к реальности. Спустя доли секунды мозг перестроился с санскрита на русский язык, и он осмыслил, что именно его спрашивают.

— Нет, — ответил он и смущённо улыбнулся.

Счастье Алексея померкло, глаза потускнели, руки бессильно обвисли.

— Я, наверное, один такой, — пробормотал он.

Эрих Атенин, увидев, какое разрушительное воздействие оказало одно лишь его слово, попытался исправить ситуацию:

— Да я никогда на него не смотрю…

И он действительно вспомнил, что когда было прошлое затмение, ещё в прошлом веке, он тоже сидел, уткнувшись в компьютер. Алексей, однако, не успокоился. Он горестно покачал головой и сказал:

— Всем всё равно. Всем.

— Ну что ты, наверняка почти весь город смотрел, уверяю тебя.

Лицо Алексея немного просветлело.

— А я и не знал, что оно будет, — начал вдруг рассказывать он. — Сижу, вдруг что-то темнее стало, думаю — тучка, наверное. А потом как в голову ударило, и я побежал на крышу… Еле успел.

— Есть дела поважнее затмения, — сказал Атенин, который чувствовал себя виноватым перед всеми, кто в последние полчаса провёл, таращась в небо через закопчённые стёкла.