Семен Данилюк - Мужские игры Страница 37

- Так что означает сия артикуляция? - Забелин живо обратился к Подлесному.

- Мы у Петракова в квартире "жучки" установили. Второй день слушаем. И... вот, последняя стенограмма. Там подчеркнуто. - Внимательно вглядывающийся в потемневшее лицо шефа Подлесный подставил стул. Не отрываясь от чтения, краем сознания Забелин расшифровал этот жест несентиментального подчиненного - за прошедшее время Подлесный докопался до его институтского прошлого.

- Здесь нет ошибки?

- Это стенограмма. Есть еще магнитофонная запись, - бесстрастно подтвердил Подлесный. - Я не стал при Флоровском. Показалось...

- Правильно показалось, - при виде поспешно наливающей минералку Юли Забелин заглянул в зеркало, - там отражался совершенно краснокожий Забелин, - чистый Чингачгук. Усмехнулся. - Что? Напугал? М-да, совсем разучился в руках себя держать. Прочтите, Юля. Читайте, читайте. Это для дела.

Юля поморщилась, с неохотой взяла стенограмму. Но едва заглянула в текст, как брезгливая гримаса сменилась азартом игрока, по случаю подглядевшего чужие карты.

- Судя по сегодняшней информации, этого следовало ожидать, - констатировала она. - Во всяком случае, теперь ясно, что Власова играет за Петракова. И значит, ее тоже срочно надо изолировать. Хотя бы отстранить от ведения реестра.

- И еще, Алексей Павлович, - руль - это, конечно, ваше. Но скупка-то вся под Флоровского "заточена", - продолжая говорить, Подлесный отметил, что Забелин и Лагацкая быстро переглянулись. - Не то чтоб утверждаю. Но живой ведь, а деньжищи неслабые. Тем более, как выяснилось, в Россию он вернулся гол как сокол. Подлесный потащил из папки новый листок.

- Что значит "как сокол"?

- На первом совещании вы дали указание прокачать заграничный период Флоровского, - напомнил Подлесный. - И, стал быть, выяснилось...

- Слушайте, избавьтесь, наконец, от этого вашего "стал быть"! А то Жукович совсем засмеет, - сорвалось у Забелина. Он уже понимал, что сейчас узнает еще одну ошеломляющую новость, и инстинктивно тянул время. Уловил изучающий Юлин взгляд. - Извините. Столько за раз обрушилось. Продолжайте, пожалуйста.

- Продолжаю, - кивком Подлесный подтвердил, что причину срыва понял, и - не в обиде. - В Штатах Флоровский сошелся с каким-то американцем, работающим на ценных бумагах. Фамилию пока не узнал. Уговорил стать компаньонами. Одно время действительно неплохо заработали. Но полгода назад... Там не совсем понятно, как именно произошло, Флоровский...

- Проиграл всё в казино? - попытался угадать Забелин.

- Казино? - Подлесный заглянул в свой поминальник. - Нет. Просто есть информация, что все заработанные деньги Флоровский без согласования с компаньоном поставил на одну сделку, и - неудачно. Всё потеряли.

- То же самое. Только вид сбоку.

- В общем в Россию приехал пустой. И вроде даже остался должен, - почти сочувствующе закончил доклад Подлесный. - Я к тому: компания, куда деньги заводим, под ним. А ну как "кинет" нас, как того американа? Опять же с Власовой у них какие-то шуры-муры. А та, в свою очередь, с Петраковым этим повязана. - Вот это винегрет, - озадаченно произнесла Юля. - При таких вводных надо пока не поздно закрывать позицию и уносить ноги.

- Молодцы. Быстро схватываете, - сквозь зубы одобрил Забелин. - Ретиво. Только вот мне, дураку, пока ничего не ясно. Что касается Флоровского, нам-то как раз выгодно, что он "пустой". Лишний стимул заработать. А Власова... Полагаю, что и здесь все не так уж сумрачно вблизи.

Он подтянул к себе телефон, не глядя, набрал номер, лукаво подмигнул насторожившимся сотрудникам и озарился радостью:

- Натуська! Привет, дорогой человечек. Это Алеша.

С улыбкой выслушал встречный поток слов, не без труда вклинился:

- Ну, извини подлеца. Захлопотался. Столько дел, что жить не успеваешь... Что значит - с кем? Вижу, общение с Максом на тебя дурно действует. Просто жить, Натуля. Вспомнил как раз посиделки наши на Котельниках с портвешком. И так захотелось увидеться. Прямо там же... Можно для первого раза без портвешка. Тем более теперь такого не делают. Но прямо сейчас. А то до вечера просто-таки истеку ожиданием... Что значит "с чего бы"? Отвечаю конкретно и исключительно по существу - соскучился.

Скосившись, уловил с удовлетворением ставшее колючим лицо Юли.

Выслушал новый словесный поток.

- Всё больше убеждаюсь, что хваленый ум мужчин лишь иллюзия, которую им в своих интересах внушают женщины. Конечно, ты права - это важно. Отчасти и о Максиме... Есть, через полчаса буду.

- Это нельзя делать, - едва он положил трубку, произнесла Юля. - Это категорически нельзя делать.

Подлесный подтверждающе кивнул:

- Как только вы раскроетесь, она передаст Петракову, а тот - Мельгунову, что скупка акций затевается в интересах банка "Возрождение", а Флоровский - наш внедренный агент. И на этом все планы стратегического поглощения грохнутся.

- Наверное, вы правы. Но ваша правда - правда момента.

- Проколемся мы тоже моментом, - отреагировал Подлесный. - Но накрепко.

- Тогда пойдем пиво пить, - процедил Забелин. - Флоровский, к вашему сведению, не агент. И Власова не объект наблюдений. Друзья они мне. Есть работа. Есть жизнь. Жизнь - это те люди, что нас окружают, что дороги нам. Так вот, если выбирать по интересам, я наработался вволю. Так что скоро и друзей вовсе не останется. А посему выбираю жизнь.

Заключив диковинную эту фразу общим разудалым жестом, он раздвинул застывших плечо в плечо соратников и вышел.

- Думаю, можно паковать чемоданы, - мрачно оценил услышанное Подлесный.

Лагацкая со странным выражением лица промолчала.

На самом деле вовсе не было в Забелине той уверенности, что так лихо продемонстрировал он перед Подлесным и Лагацкой. Правда, относительно Максима не слишком удивился. Этот, даже если грабители начнут выбивать из него деньги, под пыткой будет из себя богатея изображать. Потому что натура такая: легче сдохнуть, чем признаться, что где-то и что-то у него не получилось. А вот насчет Власовой все сходилось, и записанный подлесновскими слухачами разговор лишь подтвердил то, что выглядело ранее невероятным, - Наталья, которую запомнил порывистой, мечтательной, за эти годы одиночества, должно быть, надломилась в вечном задыхающемся своем беге.

Был Забелин смятен и растерян. Потому и машину бросил подальше, на Большой Радищевской, неподалеку от входа в метро, чтобы иметь время подготовиться к ожидавшему его неприятному разговору, - отсюда до Котельнической набережной было минут пятнадцать ходу.

Пройдя могучий, из рифленого гранита дом, Забелин остановился - вниз, к набережной, круто убегал выложенный булыжником переулочек. Казалось, упади на этом булыжнике и тебя покатит - разгонит живенько и далеко внизу, перебросив по инерции и через поток машин на набережной, и через парапет, забросит прямо в Москву-реку. Девять лет назад в этом переулке он снял на лето квартиру в двухэтажном, предназначенном под снос и почти расселенном доме, чтобы в тишине закончить монографию. Тут же, прознав про новоселье, заявились Максим с Натальей, да так и остались ночевать. Утром счастливый Максим, пока остальные спали, сгонял за цветами и бутылкой коньяку. И они сидели за обеденным столом. Старый тополь под окном выдавил лапой рассохшуюся облупленную оконную раму, и пухлая его ветка лежала на скатерти рядом с разложенными книгами, коньяком и пучками редиса. Они сидели пьяноватые то ли от коньяка, то ли от майского воздуха, и Максим, не отпуская, держал Наташину руку.

Через год Максим эмигрировал.

Теперь на месте того дома из-за ажурной решетки кокетливо выглядывал трехэтажный особняк с джипами на помытой брусчатой мостовой.

Прошел теплый дождь, и грязные ручейки вытекали из сквериков на покатые улицы и там, сливаясь в общий мутный поток, в бесшабашном азарте, обгоняя одинокого пешехода, устремлялись вниз, к Котельникам.

Да, все изменилось. Было время, когда здесь, сбегая из лаборатории, начинали они с Максимом рабочий день - в кинотеатре повторного фильма "Иллюзион" можно было увидеть американские и французские ленты тридцатых-сороковых, давно забытые или вовсе не шедшие в отечественном прокате. Если, конечно, достать билеты, что было куда как непросто. Внутри кинотеатра, называвшегося, видно, для конспирации, музеем, висели фотографии западных кинозвезд, устраивались лектории. За семьдесят копеек можно было часа два подышать неведомым и оттого желанным иноземным воздухом. После "Моста Ватерлоо" впечатлительный Максим вышел с мокрыми глазами.

- Что, птичку жалко? - подковырнул тогда Алексей.

- Дурак. Себя жалко, - зло огрызнулся Флоровский.

Теперь возле кинотеатра было пусто и сиро. Лишь две пожилые женщины с кокерами на поводках лениво, не в первый раз, просматривали афиши. Должно быть, скучающие домработницы.

Что-то екнуло в нем - за "высоткой", в скверике, отсеченном потоком машин, увидел он со спины Наталью - расслабленная, она сидела на одной из чугунных скамеек, вытянув ноги и с интересом разглядывая двух полощущихся в луже воробьев.