Александр Житинский - Фигня Страница 37

Часовой, тупо послушав незнакомую речь, удалился. Лязгнул засов. Прошло не больше минуты, как за окном послышался тихий возглас:

– Ку-ку!

Узники подняли головы. За зарешеченным окном виднелось улыбающееся приветливое лицо Бранко Синицына.

Иван молча погрозил ему кулаком.

– Издеваешься, гад!

– Сейчас вам принесут передачу. Прочтите это! – сдавленным голосом произнес Бранко, бросая в открытую форточку сложенную в четыре раза записку.

Вадим поймал записку и поспешно спрятал ее, потому что часовой вновь вошел в камеру с картонной коробочкой в руках. Бранко исчез из окошка.

– Вам передача, – сказал часовой.

Вадим спрыгнул с верхних нар, принял коробочку. Часовой потоптался, видимо, ожидая, когда коробочку откроют, но не дождавшись, ушел. Только тогда Вадим уселся рядом с Иваном и осторожно открыл крышку.

– Клюква в сахаре… – удивленно констатировал Иван.

Глава 12

Государственный совет

За круглым столом, где еще недавно шли переговоры, на этот раз заседал Государственный Совет вольной республики Касальянка. В полном составе сидели члены кабинета, в том числе и Алексей Заблудский; на почетном месте, в деревянном кресле с высокой резной спинкой, восседал дон Перес де Гуэйра. У дверей зала дежурили солдаты, а у стены притулился на стуле Бранко Синицын, на коленях у которого как бы невзначай лежал автомат.

– Начинаем заседание Государственного Совета, – объявил Перес. – На повестке дня обсуждение поставок чая, утверждение плана по экспорту. Это первое… Второе: вопрос о незаконном проникновении в страну агентов Интерпола, арестованных по представлению прокурора… Где он, кстати?

– Запой у него, – тихо сообщил министр юстиции.

– Ладно, без него разберемся. В третьем пункте – разное. По первому вопросу докладывает министр внешней торговли. Прошу.

Поднялся солидный мужчина, действительно похожий на министра, в прошлом – председатель облисполкома, получивший срок за взятку. Держа перед собой листок, он принялся докладывать.

– План по экспорту на первое полугодие выполнен на сто семьдесят процентов. Сверхплановые закупки произведены Японией, Южной Кореей, Сингапуром. Поставки Соединенным Штатам остались на прежнем уровне.

– А когда ж в Россию продавать будем? – раздался голос министра здравоохранения.

– Вот, уже купили небольшую партию, – указал Перес на Федора. – Сто двадцать килограммов. Дальше будем больше.

– Как намереваетесь использовать?

– Чтоб я знал! – воскликнул Федор. – Я в глаза вашего чая не видал.

– Я приложу инструкцию для покупателей. Пойдет, как и везде, по коммерческим структурам, – сказал Перес.

– Национал-радикалов поите и этого… Жириновского! – воскликнул Илья Захарович.

– Там есть клиенты. Много, – утвердительно кивнул Перес, давая понять, что обсуждение закончено. – Прошу утвердить отчет. Кто за?

Все министры дружно подняли руки. Бранко тоже поднял.

– Единогласно. Переходим ко второму вопросу. Слово министру юстиции, – сказал Перес.

Поднялся министр юстиции – небритый желчный тип с бородкой.

– Я кратко, если можно. Расстрелять ментов – и дело с концом. Чтобы неповадно было.

– Я против! – выкрикнул Алексей.

– А ты кто такой? – удивился министр юстиции.

– Он министр культуры. Уже третий день. Вы же знакомились на брифинге, – укоризненно сказал Перес.

Знакомство Заблудского с юристом состояло в том, что их вынесли вместе из банкетного зала.

– А-а… Вспомнил, – хмуро сказал юрист. – Я закон напишу, если нужно. Вплоть до исключительной меры. А то повадятся.

– Хм… – сказал Перес. – Права человека должны соблюдаться неукоснительно. Я думаю, отпустим их с Богом. Вышлем из страны в двадцать четыре часа.

– Зачем так долго! В полчаса! – раздались возгласы.

– Введите арестованных, – распорядился Перес.

Бранко оживился, положил руки на автомат.

Открылась дверь, и в зал ввели Ивана и Вадима в тех же белых рубашках. Они были бледны и прекрасны, как молодогвардейцы. Они сделали несколько шагов и остановились в центре зала, прижавшись друг к другу плечами. Композиция напоминала бы известную скульптуру «Несгибаемые» скульптора Фивейского, где три бронзовых голых молодых человека стоят, надо полагать, лицом к лицу с палачами, – если бы не отсутствие Алексея. Он это понимал, поэтому потупил взгляд.

– Признаете ли вы… – начал Перес, но его перебил Бранко.

– Долой ревизионизм всех мастей! – фальцетом прокричал он, бросаясь к интерполовцам с автоматом наперевес.

Он затормозил в двух шагах от них и в упор прошил обоих очередью из автомата.

Иван и Вадим, словно стараясь защититься, прижали руки к груди, предсмертный ужас исказил их лица, а когда руки бессильно упали вдоль тела, все увидели, что на белых рубашках интерполовцев, на груди, расцветают алые пятна крови. Иван и Вадим беззвучно рухнули на пол.

– Что ты наделал, гад! – заорал Алексей, бросаясь к Синицыну.

Он вырвал у него из рук автомат и саданул Бранко по башке прикладом.

Синицын, как сноп, повалился рядом со своими жертвами.

Министры сидели, раскрыв рты. Такие развлечения были редкостью даже в Касальянке.

Подоспевшая стража отобрала автомат у Заблудского, скрутила ему руки за спиной.

– Ай, как нехорошо получилось… – почесывая подбородок, протянул Перес. – Международный скандал… Террориста – в тюрьму, – указал он на Бранко. – Остальных похоронить с воинскими почестями.

– Я хочу похоронить своих друзей… – сдерживая рыдания, проговорил Заблудский.

– Это пожалуйста. Сами виноваты. Нечего было дразнить террориста, – наставительно произнес Перес.

Солдаты за руки и за ноги вынесли тела интерполовцев. Заблудский шел следом. Бранко подняли с пола. Взгляд его был мутен, но радостен. Сбылась мечта партизана. Трупы врагов волокли на свалку истории.

– Ну, повеселились и хватит, – сказал Перес. – Пункт третий повестки дня. Разное.

Глава 13

Нормативный Биков

Покинув гостеприимную чайную, гости деревни по совету хозяина чайной направились в храм, чтобы представиться отцу Василию, главе духовной власти Касальянки.

Женщины находились в просветленно-возвышенном состоянии и то и дело порывались читать стихи – одна по-русски, другая по-испански, – однако ни та ни другая никаких стихов не знала, поэтому это напоминало песни без слов композитора Мендельсона.

– Я здесь уже… и все вокруг… тарам-та-та… Как хорошо, и листики зеленые, и тараканов нет, и мух! За океаном наша Родина, тарам-та-та, могучая, непобедимая! Тарам! – примерно такой стихотворный текст выговаривала Пенкина, Исидора же бормотала что-то по-испански, временами изображая пальцами игру на кастаньетах.

Биков мрачнел. Ему хотелось чаю и Пенкину. И даже Исидору. Он уже месяц не видел живого женского тела.

Они вошли в церковь и перекрестились кто как умел.

Навстречу им от алтаря уже шествовал молодой священник с окладистой русой бородой. За ним служка нес поднос с дымящимися чашками чая. Отец Василий нес в руке крест, который один за другим поцеловали все гости, включая католичку Исидору.

– Мир вам, дети мои! – провозгласил отец Василий и перекрестил их.

Пенкина, повинуясь какому-то чисто генетическому наитию, припала к руке батюшки и поцеловала ее. Исидора сделала то же самое, соблюдая неведомый ей ритуал. Бикову ничего не оставалось делать, он поспешно и немного стыдясь прикоснулся губами к тыльной стороне ладони отца Василия.

– Может быть, вы хотите исповедаться и причаститься? – спросил отец Василий.

– Хотим! – искренне выпалила Пенкина.

Биков не знал, что это такое. Он почувствовал, что его втягивают во что-то ненужное и вредное для его нынешней должности.

Первой исповедовалась Ольга.

Батюшка уединился с нею у алтаря и спросил, в чем она желает покаяться.

– Грешна, батюшка! Согрешила с товарищем по оружию, – доложила Пенкина.

– Он женат? – спросил отец.

– Нет. Стала бы я с женатым!

– И ты не замужем?

– Конечно, нет!

– Это не грех, дочь моя.

– Правда? – просияла Пенкина и в порыве благодарности еще раз поцеловала руку батюшки.

– Что еще? – спросил он.

– Да вроде… – стала припоминать она заповеди. – Не убивала, не крала…

– Унынию предавалась?

– Никогда! – заявила Пенкина.

– Так ты безгрешна, дочь моя. Причащайся.

Священник перекрестил ее, а служка поднес чашку чая. Пенкина выпила и просветлела до такой степени, что стала слегка просвечивать. Порхая, она вернулась к своим.

Разговор отца Василия с Исидорой был более длительным и напряженным, ибо выяснилось, что Исидора украла чек на миллион долларов и раскаивается в этом, а также переспала с доброй тысячей мужчин, подавляющая часть которых были женаты. Правда, унынию тоже не предавалась.

Выслушав глубокое раскаяние Исидоры на ломаном русском языке, отец Василий причастил и ее.