Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 6 2005) Страница 37

“Резко континентальные” переходы от мимолетной веселости к безотчетному гневу, от праздного суесловия к затяжному молчанию, все эти повелительные “сходи”, “принеси”, “наколи” могли вывести из себя кого угодно, а я ведь тоже не сахар. Наверное, чтобы до конца понять старухину душу, вычерпать ее, так сказать, до самого дна, нужно было пожить с ней месяц-другой, а не семь дней.

Настоящий удар пришлось испытать в день отъезда. Рано утром над Баской Выставкой, как прыгуны с трамплина, разлетались самолетики местной авиации, и я заспешил в сельский аэропорт. Она проводила меня до крыльца, перекрестила трясущейся рукой, по церемонному северному обычаю поклонилась низко в пояс — и вдруг как обухом по голове:

— Ты вот что, милой человек, ты мне пачпорт свой покажи...

Какое-то время я стоял на месте, остолбенев.

— Вот тебе и охти-мнеченьки! — вырвалось у меня. И достал не только паспорт, но и командировочное удостоверение с печатями.

Неловко пряча глаза, бабка Пима попыталась объясниться:

— Мы дак последние будем по реке-то. А дальше все лес да бес... Не обижайся... Время уж больно ненадежное...

Я еще раз поблагодарил ее за гостеприимство, вскинул рюкзак на плечо и, круто развернувшись, зашагал в сторону аэропорта.

Набирая высоту, “Ан-2” совершил над деревней прощальный круг. С высоты птичьего полета Выставка выглядела чистой и прибранной, аккуратно разлинованной на фоне реки и леса, выделяясь свежим румянцем новых построек. Увидел я и старухину избу, и саму старуху, стоявшую на высоком крыльце, сгорбленную и жалкую. Она махала рукой пролетавшей “Аннушке”, но я понял так, что она махала только мне и никому больше...

1 Кбосик — деревянная лестница, ведущая с откоса вниз.

Год Козы

Битов Андрей Георгиевич родился в Ленинграде в 1937 году. Прозаик, эссеист, пушкинист. Автор двух поэтических сборников: “В четверг после дождя” и “Дерево” (СПб., 1997, 1998).

В больничке

Мозг постоянно думает о мозге…

                                           Б. А.

Проснусь, открою глаз: в окне стоят деревья.

С довольством обвожу зимующий чертеж.

Граница не видна меж ветками и верой —

Дождемся ли весны? Все ли дождутся? Что ж,

Ты думаешь о них, о ней… не о себе ли:

Не есть ли это подражанье Белле?

Рождество, 2003.

Диагноз

Дело близится к развязке:

Чувство бури, буря чувств…

Продолженья нет у сказки —

Быть не может. Нет тех уст,

Что разомкнуты в начале,

В легкомыслии певца…

Ноту взял, и раскачали

Звуки песню до конца.

Гамбург, февраль 2003.

Памяти Олега Битова

Когда стоял в церквбе у брата,

Решая, как тут быть с букетом,

Душа вскипала виновато,

И годы поглощала Лета,

Я хоронил его ботинки,

Я хорошо запомнил оба.

Теперь на слеповатом снимке

Есть тень и свет, но нету гроба.

Нос выделился по-немецки,

Так удивительно спокоен

Стал рот. Я понял наконец-то,

Что ты иначе был устроен.

Ботинок был чуть-чуть помятый,

Светился лоб свечою мертвой,

Когда переплетался в даты

Твой век, где был ты только жертвой.

За упокой слепые пели,

На ощупь считывая слово…

Ты первым достигаешь цели,

Чтоб встретить папу с мамой снова.

Памяти Георгия Владимова

Такая нищета и бедность

Всех чувств! Они невыразимо

Проходят, будто бы бесследно.

Висит стрела — цель мчится мимо.

Смертей случайный посетитель,

Слезу случайную уронишь,

Утрешь… и ты уже не зритель,

Когда отца ты похоронишь.

Рычит дыханье преисподней

В слогах, как “мама мыла раму”…

Вне опыта, всегда сегодня,

Мычишь, когда хоронишь маму.

Душа особо виновата,

Трепещет, но не оторвется

Совсем, когда хоронишь брата…

Так “слово наше отзовется”…

Опять смутился ты, зародыш?

А все равно не угадаешь,

Пока у собственного гроба

Ты наконец не зарыдаешь.

14.XI.2003, Гамбург.

В больничке-2

Приснилась истина нагая

С косой до задницы нагой…

И вдруг она уже другая:

С оскалом волчьим и косой.

И так всю ночь она шагала

Косой диагональю сна:

То соблазняя, то пугая,

Красавица и смерть сама.

Годовщина брата

Не спи, не спи, художник…

                                           Б. П.

И столько мучительной злости…

                                           О. М.

Жизнь рвется, как старая пленка, —

Ее не спасет красота:

Опасная легкость ребенка,

Веселая тяжесть кота.

А ты, как слуга на работе,

Вращаешь свой рабский жернбов,

Как будто твои капли пота

В терновую выльются кровь.

Усни и умри как художник —

Очнешься от страшного сна,

Что все, что творил, было ложно —

Лишь прихоть да похоть одна.

Отринь толкований пелбены:

Опять ты не понял за жизнь, —

Упрись потным лбом в эти стены

И к Богу дорогу раздвинь.

*    *

 *

(Перед аудиозаписью)

Стихи, заведомо плохие,

Ты не боялся записать,

Ко мне приходят дни другие,

Их “Не дано предугадать”.

Предлог, казалось бы случайный,

Вдруг превращается в урок.

Не шевели покрова тайны

И не разгадывай намек.

19.XII.2003, Краснопрудная.

*    *

 *

Опять на площади снежок,

И звон одной из колоколен,

И птицы выпуклый глазок,

И я не умер и не болен.

Что ж я на белом тут лежу?

Лист ржавый в небе шевелится.

В окошко белое гляжу

Я тем же взглядом, что и птица.

Так вот граница! Белый свет,

Где нахожу себя меж вами,

И тьма слепящая, где нет

Возможности

                           о том сказать словами.

6.III.2004.

*    *

 *

Люблю одинокое дерево,

Что в поле на страже межи.

Тень в полдень отброшена к северу,

Зовет: путник, ляг и лежи.

Забыв за плечами дорогу,

Забросишь свой посох в кусты,

И медлят шаги понемногу,

Пока приближаешься ты.

Как к дому, как к другу, как к брату,

Поправишь свой пыльный мешок...

И ты не захочешь обратно:

Ты с деревом не одинок.

Сквозь ветви, колени и листья

Плывут облака, как года.

Одной одинокою мыслью

Взойдет над тобою звезда.

И космос как малая малость

Сожмется до краткого сна...

И сердце со страхом рассталось,

И бездна всего лишь без дна.

1 апреля 2005.

Чур, рассказ

Горланова Нина Викторовна и Букур Вячеслав Иванович родились в Пермской области. Закончили Пермский университет. Авторы многих книг прозы. Печатались в журналах “Новый мир”, “Знамя”, “Октябрь”, “Звезда”… Живут в Перми.