Павел Кочурин - Изжитие демиургынизма Страница 37

— Наше нынешнее-то малое, что камень под углом и общего дома. При нем коли всем и утвердиться. А если, не чтя себя, на зыбучем месте стены и дальше будем выкла-дывать, как нашему жилью устоять. Лет десять тут кошу для овечек своих. Сберегаю их во племя для дня грядущего. Полянку исподволь расчищал, стожок и набирался. Как вот можно без наших овечек ладную жизнь длить. Не той она будет.

Дмитрий Данилович повинился. И верно — в лес, в поле выходишь с благодатными помыслами, если лад в твоем доме. А он, лад-то, и от твоего стожка зависит. А он вот, колхозный лесник, увлеченный забоќтой о будущем лесе, не одну такую сенокосную де-лянку порушил. О дуќше-то человечьей и позабыл.

— Прости, Яков Филиппович, — опечалился Дмитрий Данилович, — переќходи на мою делянку. У меня в низинке, сыровато, но трава сочная, скоро и накосишь.

— Леса-то твоего, Данилыч, где дождаться, — заговорил как бы уже о другом Яков Филиппович. — Лес — не трава, но пока вот травой живем. О ней и думы наши. А ты о со-снах, ради них траву не пожалел… Полянку-то каждый новую себе сыщет, а о лесе кто по-мыслит… Тут уж покошу. Моим овечкам твоя трава и не больно подойдет… Осинника вот подломаю. Сам-то торопись, иди уж, — С этими словами Старик Соколов и взял свою косу.

Разошлись с каким-то уже новым осознанием своей жизни, крепившейся трудовой верой в дление ее.

3а косьбой все и позабылось, досада улеглась, на душе легкость и веселье. Хруст сочной травы под косой отдавался музыкой в сердце. Неќбо хмурое, отяжелевшее, время по нему не угадаешь. Но вот стало свеќтлеть над деревьями и это сулило погоду.

Идя домой по берегу Гороховки, Дмитрий Данилович улавливал вжиканье бруска о лезвие косы. Многие еще косили. Яков Филиппович тоже еще не ушел домой. Заглянул к нему, сказал:

— Заканчивай что ли, Филиппыч. У меня комяга в устье, переправимся.

— Потяпаю еще маленько, — отозвался Яков Филиппович, — похоже погоќдка к ведру клонится. — Оперся на косьевище передохнуть. — И то гляќжу тебя нету, не осерчал ли, по-думалось… Меж борозд вот походил. Сосенки твои и приклюнутся к будущему сенокосу. Погляжу на них и любо станет. Ты их посадил, тебе и слава Божья… Так и иди. Завтра не-бось на луг с Толюшкой выедете. Погоды устойчивой еще не жди, в нагуменник траву коли свозить. Я вот и ригу с обеда завтра затоплю. А вентеля уже сам включишь, как траву подвезешь.

Видя усталость Старика Соколова, Дмитрий Данилович попенял в душе на нескла-дицу жизни. Не понять вот и самому, отчего она у них такая. Вслух сказал:

— Маета одна такие наши сенокосы, ночные да вечерние. Вроде как все чего-то у кого-то уворовываем. Не воры, а к воровским повадкам приучаемся. Иные уж без опаски с колхозного луга сено домой таќщат. А тебя все еще двойной стыд одолевает: траву оставлять несќкошенной преступление, и тайком косить ее совесть гложет. Раздвоенќные вот какие-то на свое и не знамо на чье.

— Да что там, Данилыч, я бы вот лошадку при себе держал. Кто на моќтоцикле, а я бы в тарантасе. Да и на колхозное чего бы со своей тягой не выйти. В городе с собаками в сторожа нанимаются, а мужику с лошадью, вишь, нельзя. Вот и заросли пустоши наши. Дурость-то уж

больно далеко нас заманила. Как от порчи без колдуна от нее нам не избавиться. А кол-дун-то и к новой беде может толкнуть, ноли молитќвой святой не опасемся. На Святой Ру-си путь к ладу через мужика лежит. Но как вот одолеть вековечное окаянство.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

1

В маетных изнурительных трудах вроде бы и кончился сенокосный, колхозно-личный июль. Звено Дмитрия Даниловича заготовляло только сеќно. К сводкам не пригля-дывались. Досужее это занятие играть в сореќвнование сводочно-водочное с привиратель-ными приписками. На нескоќшенную траву — вот на что надо бы глядеть. Ее бы, Богом тебе дарованную, и не оставлять нескошенной. Дорожить не то что часом, но и погожей минутой. В непогоду выручал и новаторский метод — сенаж, силос. Но звено Данилыча сено сушило в нагуменнике. Такое сено годы будет храниться. А сенаж и силос, что квашеная капуста, по весне выбрасывай в навоз.

Напирал Август, благодатный и беспокойный для крестьянина. Дожди перемежа-лись с жарой. Давно не бывало такой погоды. Хлеба поспевали на виду. В душе Дмитрия Даниловича возникало новое тревожное опасеќние. Было оно не таким, какое приходилось испытывать прежде. На этот раз все хотелось делать по-своему. А дадут ли, будет ли доз-воление? На нем — Данилово поле. И лес — тоже его поле. Но к лесу он не так привык. Лес был еще не совсем обжитым им домом. А поле — давняя заќбота и боль. При должностях — и в МТС, и в РТС, и в ПМК, и заместителем председателя колхоза — глушилась эта боль и забота должностныќми обязанностями. Не сам пахал, сеял, убирал хлеб. А тут — одного тебя твое поле знает. И ты перед ним в ответе. Все другое — только на словах, а на деле — от дела в стороне.

В колхозе Дмитрий Данилович как бы уже и не числился — лесник Межколхозлеса. Механизатор — это добровольность. Невольно и осознавалось, что тебя могут и отстранить от поля своего. Это удручало. Он не мог не чувствовать себя пахарем — хозяином Данило-ва поля. Это его сотвоќрение, указанное ему Провидением во дление будущего устройства жизни. Такое не высказывалось вслух, но только чувствовалось и им вот, паќхарем, и Ста-риком Соколовым — Коммунистом во Христе, и художником их моховским, Андреем Се-меновичем.

Дмитрий Данилович заранее объехал поля, которые с Лестеньковым будут убирать. Каждый вечер выходил через свой овинник взглянуть на рожь за Моховым. Почва там легкая, впитывает влагу и тепло… Особенности моховских полей, их тайну, он, пожалуй, один теперь и знал. Вырождаќлся хлебороб, ведающий как ладить с каждым клином своей земли. Вот и страдай пашня, когда корежат ее, мнут тяжелым железом с равнодуќшием наемника. Старался поведать и своему напарнику, Лестенькову, эти тайны полей. Показать все в сравнении, за работой. Но не чувстќвовал встречного порыва. Может, по молодости парень не проникся еще осознанием долга перед землей и людом этой земли.

Рожь за Моховым вот-вот поспеет. И Дмитрий Данилович остерегался, выедут они туда с комбайном раньше дня на четыре и начнется дурогуд. Николай Петрович выхва-лится, что начали жатву, "сводку первым открыл". И поступит команда "равняться на пе-редовых". И выйдет, что они неќвольно навредили делу. Преждевременное начало жатвы на два-три дня — недобор с каждого гектара трех-пяти центнеров хлеба. И зерно не то. Кричат, когда потери из-за запоздалой уборки, но не хотят знать скоќлько недобора при недоспевшей ниве. Этого отец, дедушка Данило, так и не смог никому втолковать.

Решил переговорить с парторгом, учителем Климовым, и Александрой, чтобы по ним с Лестеньковым не равнялись. Ивану все объяснил, хотя он и сам все понимал. Но какая-то неизъяснимая демоническая сила влекла всех к неладу.

Вот и такие тревоги донимают и будоражат истового пахаря, когда бумагой здра-вый смысл и опыт мужика-крестьянина заменяются.

2

Дмитрий Данилович зашел в контору к председателю с одним делом, а вышел оза-боченный другим. Надо было ехать за новым комбайном. Только что позвонили из сель-хозтехники. И Николай Петрович высказал свою радость, что "выбил" вместо запасных частей целый комбайн. Это оказаќлось куда легче. Тут же и предложил этот комбайн им с Лестеньковым. Дмитрий Данилович задумался. С новым комбайном проваландаешься самое малое две недели, пока приведешь его в рабочее состояние. Да и потом — час работай, два стой, подкручивай, подвинчивай. Это уж известно. А старый у них отлажен и надежен.

Был разговор с Иваном. Но и он советовал взять "ниву" им с Лестеньковым. Иначе в ненадежных руках она весь сезон и проремонтируется. Было время, когда трактористы рвались к новой технике. Теперь ее опасались. Заработок — выезд в поле. А тут не работай, а "чинись" в мастерских.

Председатель как бы и высказал мысли Ивана и сетования тракториќстов-механизаторов:

— Чтобы комбайн включить в работу, он должен быть в руках мастера. Лес-то вот немного и подождет, а у поля свои сроки.

Вот и "улькнули" мечты твои и планы. Как ты выйдешь с новой "нивой" в поле через три дня. Раздумывать времени нет, надо немедля ехать на станцию. Следует еще в три конторы заскочить, документы оформить.

Вернулись вечером. Подъехали к конторе. Дмитрий Данилович на комќбайне ярко-оранжевого цвета (и то хорошо, что колеса крутились), а Лестеньков на "Беларуси" с жаткой и другими частями в тележке. Было заведено правило, что каждую новую машину; трактор, комбайн или друќгое что подгонять к конторе для огляда. Колхозники походят вокруг, поохают, пощупают. Начальство тоже озрит. Сейчас на разглядывание времени не оставалось. Но все же "Нива" постояла на лужке. Контора была уже на замке, магазин закрыт. Подбежала Настя Татьянина, кое-кто из мальчишек. Подошла и сама Татьяна, попеняла Дмитрию Даниловичу что давно не видела: "И не зайдешь, все в делах?.." Дмитрий Данилоќвич опечаленно сказал, что Анна плоха. И они постояли в сторонке молча. Толюшка следил за мальчишками, лазавшему по комбайну.