Иван Зорин - Вечность мига: роман двухсот авторов Страница 37

Ведёт ли куда дорога? Я задавался этим вопросом много лет. Но теперь я смертельно устал. Сидя на обочине, я безразлично смотрю вперёд, и только одна мысль не даёт мне покоя. Что, если общей для всех дороги не существует, что, если у каждого она своя, как тот единственный человек, который, быть может, ждал меня на одном из её поворотов, и мимо которого я прошёл, не заметив.

Гвидо Буззони. «Притчи и аллегории» (1948)

ВОЙНА И МИР

Со стороны это выглядит очень странно: пекутся о справедливости, превыше всего ценят человеческую жизнь, отменяют смертную казнь, а потом — раз, и мильон невинных одной бомбой!

Парфён Холостой. «Странности, к которым все привыкли» (1981)

ТВОРЧЕСТВО КАК ТОВАР

Один художник не мог завоевать признания и сходил от этого с ума. Стеллажи в его мастерской прогибались от картин, а самого — съедало неудовлетворённое тщеславие. Тогда он обратился в рекламное агентство. Там предложили сделку: ему сделают громкое имя, но всю прибыль заберёт агентство. Художник согласился. И вскоре мир узнал его — у него появились подражатели, его работы украшали модные салоны, а музеи дрались за его наброски. Художник трудился, как вол, агентство богатело, а у него по усам текло, да в рот не попало. Кончилось тем, что он стал голодать. При мысли же о баснословной цене своих работ, он кусал локти и был на грани помешательства. Обращался он и к критикам, и к коллекционерам, но те лишь разводили руками. Всех интересовали только его картины. От этого художник окончательно спятил.

Однако в сумасшедшем доме он оказался счастлив. Ему оставили краски, и врачи, прежде чем передать агентству, ставят за рисунки «пятёрки».

Рой Роллс. «Ничего личного» (1903)

ЭТИ СТРАННЫЕ ЧУЖЕЗЕМЦЫ

В Скифии много удивительного. Вместо хитона мужчины там носят штаны из козлиных шкур, напоминая издали бога Пана, а пьют кобылье молоко или кровь, делая надрез на шее лошади. Бесчисленных овец пасут у скифов козлы, которые выполняют здесь роль собак, в отсутствие пастухов защищая стадо от хищников. Местные козлы смышлёнее наших и по разуму приближаются к людям.

Архидам из Спарты. «Путешествие за край ойкумены». (IV в. до н. э.)

ОБРАТНАЯ ХРОНОЛОГИЯ

Пробивая висок, пуля вылетела из ствола. «Не задержу», — откликнулся он бармену секундой раньше, когда, протирая за стойкой стаканы, тот бросил: «Мы закрываемся». За последние дни бармен привык к посетителю, засиживающемуся допоздна. Сосредоточившись на рюмке, он в одиночестве тянул виски, лишь изредка поднимая палец, чтобы повторить. А появился он с крашеной брюнеткой, яркая помада которой странно контрастировала с заплаканными глазами и бледным, осунувшимся лицом. Они заняли дальний столик, едва освещавшийся миньоном, закурив, молча выпили по бокалу. Его рука безвольно лежала на столе, и женщина накрыла её своей. «Трогательное прощанье», — подумал бармен, уловив исходящую от них тихую грусть. Но он не слышал состоявшегося до этого разговора. «Ты не можешь так поступить! — кричала она, кусая губы. — Мы вместе уже семь лет! Я отдала тебе молодость, а теперь ты бросаешь меня! И ради чего? Ты даже не можешь объяснить толком, куда едешь! Ну, зачем тебя посылают в эти чёртовы джунгли?» Он вспомнил, как лгал ей про эпидемию среди африканцев, про долг врача, видя, что она не верит, гнул своё, убеждая, что не может отказаться. Он и сейчас только махнул рукой. Повторяться не было желания, а для правды пришлось бы многое рассказать. Да и к чему? Лишняя боль. А ещё он вспомнил, как они познакомились. Худенькая, неуклюжая, как подросток, она поступила в отделение под вечер, когда он уже осмотрел всех пациентов. «У меня что-то страшное? — испуганно сжимала она сумочку. — Только не обманывайте, доктор, ради бога, не обманывайте!» И он дал слово никогда ей не врать. Хотя врал с самого начала. А через неделю её выписали, и из больницы они пошли в церковь. Он уже был женат, неудачно, — как и все ранние браки, держащиеся на постели, его — быстро распался. Так что разводились, как чужие, и у него даже в мыслях не было рассказать о диагнозе, поставленном ему накануне. «Ты сам врач, — прятал глаза коллега. — Процесс затормозился, но ты носишь бомбу…» «Каждый носит свою смерть», — хватило у него сил усмехнуться. И натянутость пропала. Слушая, что до часа «икс» он абсолютно здоров и может дышать полной грудью, перебил: «Конец будет мучительным?» Коллега опустил глаза. А он твёрдо решил до него не доводить, и, прикрывая дверь, подумал, что очень кстати приобрёл месяцем раньше пистолет.

Яя Соверш-Турэ. «Эксперименты со временем» (1963)

КРЕСТ-НАКРЕСТ

Телефонные звонки

Элен: Алло!

Майк: Как дела?

Элен: Майк! Рада тебя слышать!

Майк: И я. Как мама?

Элен: Слава богу.

Майк: А тётушка?

Элен: Поправилась.

Майк: Я слышал, у тебя проблемы с…

Элен: Ничего, обойдётся. А что у тебя?

Майк: Хорошо. Тут провернул одно дельце… (Пауза) Элен, а почему бы нам вместе не поужинать?

Элен: О, я в восторге от этой идеи!

Майк: Тогда мой бьюик…

Элен: У тебя опять новая модель!

Майк: Жизнь не стоит на месте. Заеду за тобой в…

В разговор вторгаются

Мэри: Алло!

Джон: Как дела?

Мэри: Джон! Рада тебя слышать!

Джон: И я. Как мама?

Мэри: Слава богу.

Джон: А тётушка?

Мэри: Поправилась.

Джон: Я слышал, у тебя проблемы с…

Мэри: Ничего, обойдется. А что у тебя?

Джон: Хорошо. Тут провернул одно дельце… (Пауза) Мэри, а почему бы нам вместе не поужинать?

Мэри: О, я в восторге от этой идеи!

Джон: Тогда мой бьюик…

Мэри: У тебя опять новая модель!

Джон: Жизнь не стоит на месте. Заеду за тобой в…

Майк: Чёрт! Вы вклинились в наш разговор, повесьте трубку!

Джон: Хм… Нет, это вы мешаете!

Мэри и Элен одновременно:

Перезвони, Джон.

Перезвони, Майк.

Телефонные звонки.

Элен: Да.

Джон: Хорошо меня слышишь?

Элен: Прекрасно, милый.

Джон: В баре на углу. После работы. О. К.?

Элен: Да.

Мэри: Да.

Майк: Хорошо меня слышишь?

Мэри: Прекрасно, милый.

Майк: В баре на углу. После работы. О. К.?

Мэри: Да.

Джон: Опять вы?! Невыносимо!

Майк: Хм… Чёртова линия!

Элен и Мэри в унисон:

До встречи, дорогой!

Эжен и Сэмюэль Беккенеску. «Радиопьесы» (1962)

РЕВОЛЮЦИОНЕР

Один философ, рассуждавший о социальной справедливости и всеобщем равенстве, был рантье. Каждую неделю по четвергам он аккуратно получал деньги в банке, где перед ним всегда обслуживали одного и того же клиента, который был богаче, а в очередь за ним вставал человек беднее. К первому он испытывал такую ненависть, что едва сдерживался, чтобы не отлупить тростью, ко второму — покровительственное снисхождение. И вот однажды на него свалилось наследство. Придя вскоре в банк, он привычно занял своё место, как вдруг почувствовал, что не испытывает больше ни злости, ни снисхождения. Их сменило чувство превосходства. И философ понял, что втайне считал себя обделённым, что его мечты о мировой справедливости питала зависть, а значит, он был недостоин их.

У него хватило мужества уничтожить свои книги.

Магдалена Нойдер. «Спиной вперёд» (1897)

ГЕОГРАФИЯ СЛОВА

Когда на изнеженном Юге проповедовал Назаретянин, на суровом, как правда, Севере объявился Бурляй Тунгус. Он потеснил засиженных слизняками идолов и был проклят за то, что нарушил их поросшие мхом законы. Одни сравнивали его с северным сиянием, а другие — с водяным. Он был старше воздуха и обжигал, как лёд, ходил по болотам, как по мерзлоте, а клюквой питался с такой же жадностью, как и слухами.

«Плоть не может кланяться плоти, — учил он, взобравшись на холм, запорошенный жухлой травой, — у всех один отец — Великий Дух, и чтить родителей — значит грешить! — Тунгус был плешив, и снежинки шипели на его лысине, как на сковородке. — А разве на свете есть блуд? — надув щёки, выл он, как Северный Ветер. — Плотью нельзя согрешить, земле не осквернить неба! Воздай же земле земное, а небу — небесное…»

После таких слов Бурляя часто мазали тюленьим жиром и валяли в перьях, соединяя на его теле небесное и земное. Но он оставался неукротим. Его яловые сапоги топтали северное бездорожье, а в жилах закипала кровь, от которой пьянели комары.

«Кабан дерёт берёзу, волк — кабана, а охотник — волка, — косился он поверх косматых голов. — Так устроил Великий Дух, а быть милосердным — значит бунтовать! — Бурляй медленно жевал слова, но они разлетались по округе гагачьим пухом. — Любовь делает слабым и немощным, — доносилось в ледяной синеве, — глупый лосось нерестится в верховьях рек, где кормит медведей и орлов. Любовь, как стрела, — отвлекает свистом, а несёт смерть…»