Гийом Мюссо - Я не могу без тебя Страница 37

– У тебя на руках все козыри, Габриель. Если он хочет арестовать меня здесь, я не стану сопротивляться. Выбирай сама, что тебе больше нравится: в последний раз поговорить со своим отцом или отправить его за решетку доживать свой век.

– Но где мы можем поговорить?

– У меня есть хорошая идея. – Арчибальд указал на гидросамолет.

– Почему ты заставляешь меня выбирать между тобой и Мартеном?

– Потому что жить – значит, каждый раз делать выбор, Габриель. Уверен, ты это знаешь…

Она стояла в нерешительности, в ужасе от мысли, на что ей придется пойти ради отца, затем поспешила в дом и спустилась в погреб. Услышав ее шаги по лестнице, Мартен крикнул:

– Я еле нашел эту бутылку!

Он как раз закрывал холодильную камеру для вина, когда в проеме двери показалась голова Габриель.

– Прости меня, любимый…

– Что?

Мартен даже не успел сообразить, что происходит, как она повернула ключ и закрыла его в погребе.

– Прости, прости… – повторяла Габриель срывающимся голосом, возвращаясь к Арчибальду.

21–

Мы так любили друг друга

Любить кого-то – это значит распотрошить его целиком, до глубины души, и таким образом дать ему понять – вынимая из него душу – насколько она у него большая, бездонная и чистая. Мы все страдаем от этого: от того, что нас недостаточно выпотрошили. Мучаемся, что нашим скрытым потенциалом никто не хочет воспользоваться, хотя бы ради того, чтоб заставить нас самих обнаружить его в себе.

Большой круглый фюзеляж и толстые поплавки вместо колес делали гидросамолет похожим на пеликана. Арчибальд надел очки с тонкими стеклами для защиты от ветра и сел в кресло пилота, в то время как Габриель молча проводила обычный перед вылетом контроль работы систем. Он завел мотор, дал ему некоторое время поработать на низких оборотах, чтобы самому привыкнуть к самолету и чтобы винт при запуске не слишком поднимал волну на поверхности и не раскачивал самолет.

Прозрачное ночное небо не вызывало опасений, но резкий бриз и волнение на воде требовали соблюдать осторожность при маневрировании, чтобы аккуратно развернуть машину носом навстречу ветру. Арчибальд не спеша отвел самолет от понтона, надеясь найти просторное место для взлета, где водная гладь была бы более спокойной. Он прищурился, внимательно всматриваясь в темноту, чтобы случайно не задеть кусок дерева или другой плавучий мусор на поверхности воды и не повредить поплавки. Пока двигатель постепенно набирал обороты, Арчибальд опустил закрылки и штурвал, постепенно выправляя поплавки, о которые ритмично бились волны. Тогда он стал сильнее отжимать газ, и самолет грациозно заскользил по поверхности океана, как на воздушной подушке, рассекая волны и веером распуская фонтаны брызг по бокам.

Вскоре он оторвался от воды, набрал высоту, перелетел downtown и скопление небоскребов внизу, потом Бэй-Брижд и Angel Island, после чего взял курс на юг.

Мартен, оставшись в погребе босиком и в одних трусах, был вне себя от ярости. Здесь не было окон, а единственный выход – железную дверь наверх, Габриель закрыла на ключ с противоположной стороны. Он трижды пробовал вышибить ее плечом, но ничего не добился.

Габриель унизила и оскорбила его в очередной раз. Сначала заставила его раздеться донага, обезоружив и вынудив его снять защиту, расслабиться, и только ради того, чтобы предать его. И всего-то пять минут спустя после того, как отдалась ему.

Мартен ничего не понимал. Он бы и не понял никогда. К страданиям и страху теперь примешалась ненависть.

В бешенстве он схватил бутылку бордо и швырнул ее в железную дверь.

«Сессна» вышла на крейсерскую скорость. Остался позади Кармель, впереди на берегу залива маячили огни города Монтерей. Под ними, между лесным массивом Лос-Патрес и отвесными скалами, извивалась живописной лентой дорога, то спускаясь к самому океану, то углубляясь в дикие каменистые джунгли.

Во время полета Габриель не проронила ни слова, сосредоточившись на показаниях приборов, молча помогая отцу в управлении самолетом. Похититель картин уверенно чувствовал себя за штурвалом, получая наслаждение от управления машиной, чувствуя свое единство с серпантином, петляющим в нескольких десятках метров под ними, вдоль крутого скалистого берега. Иногда Арчибальд посматривал вниз, представляя себе серых китов в толще воды, мигрирующих в полной тишине от Аляски в сторону Мексики, чтобы в более мягком климате и теплых водах заняться продолжением рода. Мысли Габриель были заняты только Мартеном…

На подлете к Сан-Симеону Арчибальд сбавил скорость, и самолет стал снижаться. Габриель знала, что ветер постоянно меняет направление, и в таких условиях надо быть очень осторожным при посадке. Арчибальд слегка приподнял нос машины, чтобы приводниться точно в маленькой бухточке. Ночь была черна, небо усыпано звездами, а луна светила серебряным светом, из-за этого самолет отражался в воде, как в зеркале, и было трудно определить его высоту над поверхностью океана. Обман зрения, однако, не помешал Арчибальду мягко посадить машину на воду.

Как грабителю ему, конечно, не было равных, но и пилотом он был первоклассным…

В спокойной воде маленькой лагуны волшебным светом отражались луна и звезды. Добраться до пляжа по берегу из-за скалистых обрывов было невозможно, доступ был только с моря, благодаря этому местечко сохранило свой диковатый пустынный облик.

– Эта бухта – одно из любимых мест твоей матери, – сказал Арчибальд, пока они дрейфовали к берегу.

– А как вы познакомились с мамой?

– В то время я был летчиком и летом подрядился на нее работать, точнее в гуманитарной организации «Крылья надежды», которую она создала. Там я ее и встретил. Во время командировки в Африку.

Поверхность океана подернулась легким волнением, теплый ветер ласково дул им в лицо.

– Это была любовь с первого взгляда?

– Для меня – да, я сразу влюбился в нее. – А вот она… ей понадобилось пять лет.

– Пять лет?

– До меня у нее был роман с известным певцом из популярной рок-группы, этот подонок мучил ее несколько лет подряд…

Взгляд Арчибальда ожесточился, мыслями он вернулся в прошлое, в семидесятые годы, и, видимо, эти воспоминания причиняли ему боль.

– Тот тип много брал от нее, но ничего не давал взамен, – продолжил он. – И еще…

– Что еще?

– Он заставил ее два раза делать аборт.

Они замолчали, и в воздухе повисла давящая тишина. Потом, не сговариваясь, оба спрыгнули в воду и вышли на берег. После того как они привязали гидросамолет, чтобы его не отнесло течением, Габриель вернулась к разговору:

– Много времени она провела с рок-певцом?

– Лет шесть. Они то сходились, то расходились.

– Шесть лет?

– Понимаешь, чем больше он мучил ее, тем сильнее она его любила. Жизнь – это странная штука. Все происходит так, будто кто-то постоянно карает тебя за ошибки, которых ты не совершал.

Они прошлись по пляжу. Дух перехватывало от такой красоты: пляж, изогнутый в форме полумесяца, скрытый от ветра отвесной гранитной скалой, открывался океану и звездному небу.

– А ты? Что ты делал все это время?

– Ждал, но получал отказ.

– Но ты все равно надеялся?

– Поначалу – да. А в конце я уже ни на что не рассчитывал. Ей нравилось быть прямодушной, она всегда искренне говорила «нет».

– Так ты страдал?

– Да. – Арчибальд кивнул. – Это чувство… даже больше чем страдание: тоска, щемящая боль в душе, просто пытка какая-то…

– А как ты мог с первого взгляда так сильно полюбить женщину, которую не знал?

– Мне казалось, что я вижу в ней то, что другие не замечают, такие ее достоинства, о которых она сама не догадывается. Наверное, я тогда уже увидел в ней женщину, какой она стала много позже.

– Папа, но так бывает только в кино или в романах…

– В жизни тоже иногда случается.

– А как ты объяснишь, что ей потребовалось пять лет, прежде чем она поняла, что ты – главный мужчина ее жизни?

Он посмотрел ей в лицо:

– Потому что она боялась быть любимой. Потому что жизнь – это очень непростая вещь, иногда она просто издевается над нами, подсовывая хорошего человека в неудачный момент.

– А ты? Ты любил кого-нибудь до нее?

– До того, как я встретил твою мать, я был несколько лет женат на одной медсестре из «Красного Креста».

– Ты оставил ее ради мамы?

– Нет. Я оставил ее, потому что слишком много думал о твоей маме, хотя в то время она и слышать обо мне не хотела. Я оставил ее, потому что изменять другому сначала начинаешь в мыслях.

– Но через пять лет мама сказала тебе «да»?

– Она не сказала «да», просто призналась, что я ее излечил.

– Излечил?

– Да, и поверь мне, эти слова стоят дороже всего на свете.

Они дошли до края бухты, и Арчибальд показал Габриель невысокий водопад, низвергающий поток воды в океан. По краю пляжа у подножия скал росли деревья: секвойи, ивы, эвкалипты и смоковница.