Филип Рот - Моя мужская правда Страница 37

Замужние соседки по манхэттенскому жилищу, дамы богатые и вечно чем-то занятые, сразу же стали использовать двадцатилетнюю праздную вдову в своих целях, нагружая ее (чтобы бедняжка не скучала) разными поручениями. Просьб хватало на всю неделю, а по воскресеньям и праздникам Сьюзен отправлялась с соседскими детишками-школьниками в планетарий или за город, следя, чтобы они не потеряли шарфов и не опоздали домой к ужину (на который и ее, усталую и раскрасневшуюся после прогулки, тоже приглашали — иногда). Дети подрастали, появлялись новые — и так продолжалось одиннадцать лет. Периодически Сьюзен поступала на вечернее отделение университета. Она подробно конспектировала все, что говорили преподаватели, скрупулезно прочитывала всю рекомендованную литературу, но постепенно ее начинал одолевать страх: вдруг профессор задаст какой-нибудь вопрос. В ужасе от такой перспективы Сьюзен переставала посещать лекции; поначалу занималась дома сама, а потом учение кончалось. Все эти одиннадцать лет она не испытывала недостатка в мужчинах. Знакомство обычно происходило так. Сьюзен получает приглашение на благотворительный обед с последующими танцами. Организаторша вечера, одержимая идеей оказывать поддержку всему на свете, знакомит одинокую молодую женщину со своим племянником или кузеном. Следуют танцы и все последующее. Просто и буднично; скоро Сьюзен даже перестали требоваться восемь миллиграммов милтауна, чтобы «справиться с собой». Она раздвигает ноги; он делает все последующее. Иногда племянники-кузены (а может быть, заботливые благотворительницы) присылали наутро цветы. Сьюзен складывала сопроводительные визитные карточки в папку с конспектами университетских лекций. «Я позвоню. Незабываемая ночь. Целую. А.». Или Б. Или В.

Или летом раздавался стук в дверь. Сосед. «Не хотите ли вместе пообедать? Моей жены нет в городе». Ну да, пока была, Сьюзен выполняла ее поручения и гуляла с детьми. Жены нарадоваться не могли безотказной вдовушке, а мужья и сами не дураки положить взгляд на рыжеволосую молодую особу в обтягивающем платье, ножки ничего себе, особенно когда садится в такси или выбирается из него с полными пакетами покупок. Один из таких верных супругов, владелец инвестиционного банка, представительный и обаятельный («На папу похож», — описала мне его тридцатилетняя Сьюзен не моргнув глазом), подарил ей перед возвращением жены новую электрическую плиту, чтобы помалкивала. Напрасная трата — Сьюзен и не думала трепать языком, а плита в квартире была подходящая, они с Джейми специально советовались с дизайнером, какую выбрать. Но, боясь обидеть соседа, миссис Макколл выбросила старую. И что интересно: ни один из соседей, скрашивавших со Сьюзен летнее одиночество, и в мыслях не держал уйти из смертельно опостылевшей семьи к богатой и красивой молодой женщине. Что уж тут удивляться самооценке, сложившейся у Сьюзен.

Я тоже не собирался жениться. И тем не менее каждый вечер вновь и вновь возвращался в ее квартиру, и мы были вместе: я здесь ел, я здесь читал — я здесь жил. Чем отличался от господ А, Б, В, Г или Д. Каждому из них с лихвой хватало одной ночи, чтобы удостовериться в своей мужской состоятельности и умении вести полноценную жизнь. Я же в дополнительных доказательствах не нуждался — тридцатилетний писатель, увенчанный престижными наградами и почти славой. Я восседал за обедом в кресле Джейми, похожем на трон, а Сьюзен, как гейша, прислуживала мне. Я брился замечательными лезвиями фирмы «Ролле», приобретенными когда-то Джейми с запасом (да еще с каким!); мои полотенца сушились на батарее электрического отопления, поставленной Джейми; зеркало в ванной безропотно отражало меня — как сначала Джейми, а потом черт-те кого, одного за другим. Я читал, развалившись на тахте, которую Джейми подарила мать по случаю его двадцать второго (и последнего) дня рождения. Я потягивал коллекционные вина из запасов Джейми — все эти годы они хранились при специальной температуре в большом баре с кондиционером, так что в любой момент покойник мог спокойно восстать из гроба и попросить бокал обожаемого им ричбурга, Сьюзен всегда была к этому готова. Промочив под дождем туфли, я вставлял в них его деревянные распялки, а озябшие ноги погружал в его бархатные шлепанцы от Триплера. Я пользовался при необходимости его рубашками. Я взвешивался на его весах. Я помирал от тоски в обществе его жены. Которая ничего от меня не хотела.

Она сама так сказала, всегдашним своим тихим голосом, и в этом была вся Сьюзен. «Я ничего от тебя не хочу. Я — твоя и готова для тебя на все. Ты волен поступать так, как заблагорассудится. Позволь мне кормить тебя. Позволь мне сидеть возле тебя по ночам и смотреть, как ты читаешь. Мое тело принадлежит тебе. Делай с ним, что хочешь. Я буду послушной. Приходи хотя бы иногда обедать. Обещаю никогда к тебе не приставать. Уходи когда и куда нужно — мне не потребуется отчета. Можешь никогда никуда не брать меня с собой. Пользуйся всеми этими вещами — ими и мной. Махровыми банными простынями, брюссельскими скатертями с кружевом, севрскими сервизами, тремя ванными, двумя телевизорами, двумя миллионами, доставшимися мне от Джейми, теми деньгами, которые я получу от родителей, моими руками, ногами, сосками, кожей, лоном. Одного я не могу предложить тебе — жизни. Ее у меня нет. Дай мне хоть толику ее! Приходи отдохнуть от жены. Приходи в любой час дня и ночи. Не надо предварительно звонить — я всегда буду ждать тебя».

Ну и дела, сказал я себе. Врачу, исцелися сам!

Конечно, Сьюзен не была первой женщиной, с которой я сошелся в Нью-Йорке, перебравшись туда в июне 1962 года. Но первой, с которой завязались прочные отношения. В то время считалось хорошим тоном для одинокого молодого человека (неужели так и по сей день?) толкаться по вечеринкам, заводить знакомства с девицами, перебрасываться с ними шуточками-прибауточками в темном углу чьей-нибудь вест-сайдской квартиры, потом одну из них пригласить поужинать — и в койку. Можно и без ужина. Некоторые из партнерш оказывались даже милыми, но ни о чем серьезном я не позволял себе думать, а и позволил бы — все равно впустую: не было ни сил, ни желания. В тот первый нью-йоркский год я многих удивлял своими странностями. Иногда мысль о том, что пришла пора раздевать подругу и самому разоблачаться, приводила меня в полное отчаяние. Я впадал в меланхолическое молчание, отводил глаза, почесывал переносицу. «Что случилось? На вечеринке ты был совсем не такой. Так и лез. Тебе нездоровится?» Я почесал переносицу. «Ой, ты, наверное, голубой! Что же сразу не сказал?» Словно очнувшись, я бросился стаскивать с нее колготки; завершив эту операцию, понял, что старался совершенно напрасно. Она ушла. Утром, направляясь за газетой и рогаликом к завтраку, я обнаружил подсунутую под дверь библиотечную карточку с карандашным посланием: «Оставь надежду, всяк сюда входящий». Вечеринки шестьдесят второго года многому меня научили; приобретенный опыт не утрачен и по сей день: когда редакторы или коллеги приглашают меня на встречу, где «можно будет от души расслабиться», я обычно отговариваюсь срочными делами — или потом сильно раскаиваюсь.

К концу первого месяца в Нью-Йорке я понял, что этот город — самое неподходящее место (за исключением, может быть, Ватикана) для мужчины, который хочет порвать с прошлым и начать новую жизнь. Холостяцкие вечеринки меня томили; обрести юридический статус холостяка оказалось гораздо сложнее, чем я думал. Как объяснил мой адвокат, поскольку на данный момент Питер Тернопол проживает в штате Нью-Йорк, то, следовательно, подчиняется юрисдикции данной административной единицы, а данная административная единица всеми силами старается сохранять супружеские пары. Побег вышел мне боком. Я посчитал Нью-Йорк надежным убежищем — он оказался ловушкой. По здешним законам развод (без добровольного согласия сторон) предоставляется только в случае доказанной супружеской неверности. Морин категорически не согласна; а как я из Нью-Йорка узнаю, изменяет она мне или нет? А если узнаю, что да, то как докажу? Все шло к тому, чтобы отметить золотую свадьбу на ступеньках законодательной палаты штата. Да еще в качестве ответчика! Моему адвокату не удалось урегулировать с Морин и ее поверенным ни одного из вставших финансовых вопросов; она подала иск, обвиняющий меня в разрыве нормальных семейных отношений; я официально стал не холостяком, а стороной, виновной в раздельном проживании. В полноценном браке мы пробыли всего три года, а еженедельную финансовую поддержку в размере ста долларов по решению нью-йоркского суда я обязан был выплачивать брошенной супруге до тех пор, пока смерть не разлучит нас! А что еще может нас разлучить?

Но выход, кажется, был. Следовало обосноваться в каком-нибудь другом штате, где брачно-семейный кодекс не так строг и безжалостен. Я обзавелся «Исчерпывающим руководством по бракоразводным процессам», составитель Сэмюэль Г. Клинг, и вскоре выучил книгу премудрого Сэмюэля практически наизусть. После серьезного анализа мои перспективы предстали в следующем виде: в одиннадцати штатах «раздельное проживание супругов без сожительства по взаимному согласию и без обоснованных шансов на примирение» является основанием для развода; необходимый для этого срок определяется разными законодательствами по-разному — от восемнадцати месяцев до трех лет. Однажды я вскочил с кровати в четыре часа ночи, сел к письменному столу и единым духом накатал письма во все университеты каждого из этих штатов, предлагая любые услуги по кафедре английской филологии; за месяц я получил три положительных ответа: из Флориды, Делавэра и Вайоминга. По Клингу, в двух первых штатах основанием для развода являлось «добровольное раздельное проживание в течение трех лет»; в Вайоминге требовалось всего лишь два. Адвокат без особых раздумий обрисовал мне вероятную дальнейшую картину. Предоставление развода наверняка будет сопровождаться вердиктом о продолжении выплаты алиментов, установленных судом штата Нью-Йорк при вынесении решения о раздельном проживании. Если после получения развода я откажусь их выплачивать (это был ответ на мой следующий вопрос), у меня появится шанс — и, имея в виду характер Морин, он появится несомненно — в соответствии с соглашением между штатами предстать перед судом по обвинению в отказе обеспечивать финансовую поддержку бывшей жены вопреки судебному постановлению. «Развод, — сказал адвокат, — вы, возможно, получите, но от алиментов никуда не денетесь». Ладно, черт с ними. Я принял приглашение из штата Вайоминг — университет Ларами, американская литература и литературное творчество, начало курса в текущем сентябре, — немедленно отправился в библиотеку и набрал книг о западных штатах. Не был обойден вниманием и Музей естественной истории; там я побродил среди экспонатов, иллюстрирующих быт индейцев, и диорам с американскими бизонами. Надо бы еще научиться ездить верхом, чтобы не слишком выделяться среди местных жителей. А что до денег, то здорово сэкономлю на докторе Шпильфогеле, не поедет же он за мной в Вайоминг.