Аксель Сандемусе - Оборотень Страница 38

Фелисия любила пошутить и озадачить Юлию, правда, в отношении садовника ей это не удалось. Ей было неприятно, что Юлия имеет весьма ограниченные представления о жизни, что ее затерроризировали почти до идиотизма. Когда Юлия однажды засмеялась, Фелисия вздохнула с облегчением. После этого она сократила дозу развращения и пользовалась им лишь в крайних случаях, когда это было совершенно необходимо для окончания курса. Побочным явлением этого курса было появление у форточки Тура Андерссена.

Теплица была суверенной территорией Фелисии, она представляла себя здесь в старости, когда всё в Венхауге переменится и будет не так, как сейчас. Она знала, что Ян с Эрлингом часто думают о смерти. Сама же она о смерти не думала никогда. Она мечтала о пожилом возрасте и даже тосковала по нему. Когда-то ей пришло в голову, что с годами люди становятся красивее.

Фелисия любила Венхауг и хотела оставить в нем память о себе. Ей хотелось увидеть, как им начнут управлять другие поколения, а она будет сидеть со своими птицами и глядеть в колодец памяти. Она мечтала, что сын ее дочери, который будет похож на свою бабку, станет хозяином Венхауга, мечтала о правнуках, которые будут называть ее Старой Фелисией с Птицами. Ей хотелось, сидя в одиночестве, вспоминать мужчин, которых она любила, отца, братьев, погибших совсем молодыми. Хотелось в будущем остаться одной среди молодых, живя в былом, превратившемся в сон. Хотелось прожить каждый возраст так, как она прожила детство и юность, как прожила зрелость. Хотелось остаться в Венхауге. Хотелось, чтобы о ней здесь помнили, пока будет существовать Венхауг. Что будет потом, ей было безразлично. Когда-нибудь обитатели Венхауга будут говорить: это было во времена Фелисии. Или: это случилось, когда еще была жива Старая Фелисия с Птицами.

Тур Андерссен внимательно огляделся по сторонам. Наконец он осмелился перейти открытое место и подойти к теплице, он не спускал глаз с форточки.

Фелисия улыбалась. Сегодня, серый волк, у нас будет другая игра, придется тебе подождать до завтра или столько, сколько будет угодно Фелисии.

Не трогая вентилятора, она повернулась и ушла из теплицы. Она не спешила, ей хотелось, чтобы он видел ее и понял, что остался ни с чем.

Фелисия закрыла за собой дверь и повернула в замке ключ.

Суть личности

Наконец Фелисия опустила руки на колени и взглянула на Эрлинга. Она молчала. Мы плохо помним даже того, кого хорошо знаем, разве что нам врежется в память какой-нибудь один случай. Эрлинг не забыл, как Фелисия молча смотрела на него в тот воскресный полдень. Ему казалось, что она просто хочет лишний раз убедиться в его присутствии, на самом же деле Фелисия размышляла над чем-то, чего не могла понять. Она тихонько вздохнула и снова принялась за ягоды. Эрлинг хорошо знал Фелисию, но ее вид не насторожил его. Сейчас его больше занимала Юлия. Она хранила свою тайну, и он вернулся к своей, его снова охватило знакомое, тревожное чувство неуверенности — да знает ли он себя? Несколько минут он следил глазами за Яном, без передышки, хоть и медленно, ходившим по комнате.

Так же Ян любил ходить и в Старом Венхауге, так же ходил и на собраниях в Осло во время немецкой оккупации, даже если пространство позволяло ему сделать лишь несколько шагов туда и обратно. И когда Ян стоял неподвижно, Эрлингу все равно казалось, будто тот продолжает ходить. Он часто думал, что Ян пытается уйти от самого себя, от своей тайной сути. Что в это время он находится совсем в другом месте. И уголки губ у него опускаются, совсем как теперь. Эрлинг заметил, что взгляд Юлии следит за ногами Яна, в то время как пальцы продолжают перебирать ягоды.

Может, Ян идет сейчас к своему Эрлингвику?

Кто тот человек, которого я считаю своим «я»? Не знаю, и никто никогда мне этого не скажет. Во сне мне говорят, что я отправлюсь домой в Эрлингвик, и хотя это мое самое большое желание, мне становится страшно, когда я это слышу. Я уже не помню, когда впервые назвал это место Эрлингвиком, лишь смутно помню, что не мог бы попасть туда, если б оно называлось по-другому, но я не нашел дороги домой.

— О чем ты думаешь, Ян? — спросила Фелисия.

Ян неожиданно быстро всплыл на поверхность:

— Только что я подсчитал, что с тех пор, как я сделал себе первую рогатку, прошло тридцать девять лет и полгода. Это было в торцовой комнате Старого Венхауга.

Значит, он удалялся от них на тридцать девять лет и полгода. В другой раз он вернется с какой-нибудь звезды.

Когда-то Эрлинг боялся потерять свою нынешнюю суть, хотя она и не была его истинной сутью; некоторое время он думал, что потерял ее, когда был беженцем в Швеции. Теперь, пятнадцать лет спустя, глядя на все словно в перевернутый бинокль, потерять эту взятую напрокат суть было бы даже забавно. Человек, потерявший фальшивый паспорт, попадает в сложное положение. Эрлингу предстояло получить в конторе на Васагатан в Стокгольме новые продовольственные карточки, и он так стискивал паспорт в кармане куртки, что тот стал влажным от его вспотевшей руки. Очередь двигалась медленно, и Эрлинг все больше и больше боялся, что не выдержит и выдаст себя. Он стоял в очереди уже целый час, перед ним осталось всего несколько человек, но он вдруг почувствовал, что произойдет, когда он окажется у окна, — он наклонится и крикнет сидящей там девушке: это не я! Он покинул очередь и вышел на улицу, пока этого не случилось, больше ему ничего не оставалось. На другой день он переломил себя — он или не он, есть-то все-таки нужно. В тот день очереди почти не было, он не успел разволноваться, и девушка не обратила на него внимания, она даже не заметила, что он — это не он. Там, в Стокгольме, где ходила лишь его внешняя оболочка, Эрлинг чувствовал себя опытным эквилибристом, балансирующим на краю пропасти. Это бы непременно кончилось крахом, если б он уже очень давно не считался чудаком, человеком, которого, может быть, еще объявят гением, когда умрет кто-нибудь из стариков.

Эрлинг вспомнил сон, второй из тех, что приснились ему нынче утром, после которого он осмелился снова уснуть. Вообще сон состоял из двух частей, но первую Эрлинг счел своеобразной подготовкой, позволившей ему запастись храбростью перед второй. Незнакомая девушка лежала на полу, и он решительно задрал на ней юбку, однако между ног у нее он увидел сильно уменьшенную голову Молотова, глаза Молотова с удивлением смотрели на него. Эрлинг растерялся и не знал, что ему делать. Тогда девушка прикрыла Молотова ручным зеркальцем, в котором Эрлинг увидел себя, хотя и не узнал. Сон, сменивший этот, оказался еще тягостней. К нему подошел саблезубый кот. Кто-то втолкнул Эрлинга в комнату, где должен был состояться допрос. Там за маленьким столом, стоявшим на возвышении, сидел пожилой человек, чем-то напоминавший Гинденбурга. Позади стола была голая и грязная дощатая стена. Никого, кроме них двоих, в комнате не было, стражи снова заперли дверь. Эрлинг ждал, наконец судья поднял тяжелую голову и спросил, кто он.

Мое имя… Эрлинг начал заикаться, потом его вырвало. Его имя вместе с желудочным соком и желчью вытекло из него, и он, чтобы судья не заметил этого, боялся даже вытереть рот. Потом судья спросил его о приметах — рост, цвет волос и глаз и что-то еще, Эрлинг ответил то, что отвечал всегда и что было написано во всех паспортах, какие у него когда-либо были, однако он знал, что лжет, потому что, как и всегда, это была ложь. Последовали вопросы о профессии, родителях, детстве. С растущим страхом он правдиво и точно отвечал на все вопросы, и ему самому хотелось верить, что он ничего не скрыл. Но судья все-тки понял, кто он и что он лжет. Все эти ответы Эрлинг придумал заранее, но это уже не имело значения, он готов был даже кричать, лишь бы заставить судью объяснить ему, кто же он и кто тот человек, у которого он взял эти приметы и имя и который, возможно, стал теперь им самим, а возможно, и умер. Он не понимал, кто он. Подозревал двух или трех знакомых, но ни одним из них он быть не мог, они были они. Но кто же в таком случае он? Никто? Значит, тот, кто стоял тут и утверждал, что он — Эрлинг, был на самом деле лишь тонкой оболочкой, внутри которой никого и ничего не было, оболочкой, иногда говорившей то, что она думает? Но все это была ложь. А ведь он не собирался лгать. В комнате каким-то образом появилось зеркало. Посмотрите в зеркало у вас за спиной, с презрением сказал судья, посмотрите сами, соответствуете ли вы тому описанию, какое дали себе.

Но Эрлинг не посмел обернуться, потому что увидел, как судья вдруг стал меняться, как изменилось его большое, тяжелое лицо. Если он тоже не он, может, он и есть я, испуганно подумал Эрлинг. Судья опустил голову, ему хотелось скрыть происходящие с ним перемены, глаза у него сделались уже такими большими, что Эрлинг видел их несмотря на то, что голова судьи была опущена, из них что-то текло, но они продолжали расти, потом они повернулись и из-под седых волос уставились на Эрлинга. Глаза все росли, и из них капала жидкость, как слюна из пасти хищника. На щеках судьи появились складки и морщины. Нижняя челюсть отвисла, зубы выросли, теперь они сильно торчали вперед. Эрлинг хотел крикнуть и признаться, кто он, но не мог вымолвить ни слова. Он хотел обернуться, увидеть себя в зеркале и сказать, кто он, пока не случилось чего-нибудь непоправимого. Когда он пришел сюда, он не заметил никакого зеркала, но, должно быть, оно здесь было, раз так сказал судья. Ему хотелось броситься на колени и молить судью, чтобы тот сам посмотрел в зеркало и сказал ему, кто он, но у него пропал голос. Эрлинг собрал все силы, чтобы обернуться, но сумел лишь чуть-чуть шевельнуться, он не успел увидеть себя, как судья постучал по столу. Эрлинг взглянул в ту сторону. Судья исчез, а из-за стола к Эрлингу шел саблезубый кот с горящими глазами и кривыми длинными клыками. Пол скрипел и прогибался под этим тяжелым животным, хотя его мягкие лапы ступали почти беззвучно. Эрлинг взвыл от страха и проснулся. Еще в такси по дороге в Драммен его мучила досада, что он не посмотрел в зеркало у себя за спиной и не узнал разгадку. Кто-то бежал и кричал, пытаясь достичь его раньше, чем он проснется, белая рука махала ему из окна подвала и чуть не схватила его за щиколотку, и наконец издалека до него донеслось громко и отчетливо: Спасение в Эрлингвике! Познай самого себя!