Мишель Фейбер - Дождь прольется вдруг и другие рассказы Страница 38

На следующий день я, выйдя с Карен перекусить, повторил ей услышанное от Мэнди. Я надеялся, что кошмарная еда, которую подавали в кафе, сблизит меня и Карен, — ну вот и сказал ей, что она, похоже, была права.

— Конечно, права, — подтвердила Карен, отводя ото рта прядь волос, словно она опасалась съесть и их заодно со своим блюдом, что, впрочем, лишь улучшило бы его вкус.

— Вопрос в том, — продолжал я, — как это использовать в моей работе? Я же мужчина и клиенты тоже.

— А это неважно, — пробормотала набившая полный рот Карен. — Как только они останавливаются и заглядывают тебе в глаза, между вами уже возникают отношения. И если они уходят, то практически дают тебе право бежать за ними по улице с криками: «Что с тобой? Разве мы не друзья? Почему ты так со мной поступаешь?» — ну и так далее.

— Картина пугающая.

— Ты шутишь? А как же настоящие друзья? Или настоящие супруги?

Я вглядывался в ее лицо, пытаясь понять, насколько она серьезна. Похоже, более чем. Собственно говоря, она вдруг разозлилась — и, судя по всему, на меня.

— Знаешь, что думаю я? — поинтересовалась она, наклоняясь над тарелкой со своей недоеденной дрянью и впиваясь в меня взглядом сузившихся глаз. — Я думаю, что вся реклама — дерьмо.

— О, тут я согласен, — я улыбнулся, надеясь, что это меня спасет, но нет, не спасло.

— Реклама, — с нажимом продолжала Карен, — это трусливый, жеманный и жульнический метод продаж. Куча дрочил в деловых костюмах заседает в советах директоров и выдумывает идиотские теории. Никто из них никогда не выходит в реальный мир, чтобы вцепиться в человека и сказать ему: «А ну, купи вот это!» Кишка тонка. Вы присуждаете друг другу премии, а в том, что такое искусство убеждения, не смыслите ни аза.

— Ну, не знаю, Карен, — ответил я, тоже начиная заводиться. — Зато знаю, что моя реклама «Софтсана» дала этим гигиеническим прокладкам от четырех до пяти тысяч новых покупательниц в год и так быстро, что всего через шесть недель после ее выхода мы получили от компании «Софт…»

— Херня! — воскликнула Карен уже настолько громко, что привлекла к нам внимание других посетителей кафе. — Давай попробуй продать гигиеническую прокладку мне, вот прямо здесь! Ну, валяй: я же женщина — что может быть проще!

— Потише, Карен, — прошипел я, сердито прихлопнув ладонями по столу между нами — словно в надежде волшебным образом загнать джинна обратно в бутылку. — Нас же люди слышат!

— Ну и что! Разве ты не для того и обзавелся этим твоим похожим на хер микрофоном?!

Напуганный ее вспышкой, я попытался неприметно смыться из кафе, однако у Карен еще имелись в запасе сюрпризы. Вцепившись в мою руку (перепуган я был все же не настолько, чтоб не заметить, как тонка и нежна, как ошеломляюще женственна ее ладонь), она потащила меня по улице к какому-то уже выбранному ею мысленно месту.

— Позволь кое-что показать тебе, мистер Рекламист, — говорила она на ходу. — Мистер Завуалированный-черт-подери-увещеватель. Позволь мне преподать тебе небольшой урок увещевания.

Она привела меня к букинистическому магазину, перед которым всегда возвышались на тротуаре корзины с ничего или почти ничего не стоящими книгами. На некоторых из корзин значилось: «1 доллар» или «2 доллара», а на стоявшей дальше всех от входа: «БЕСПЛАТНО». Карен покопалась в ней, отобрала десяток книг и вошла в магазин.

— Извините, — обратилась она к стоявшей за прилавком сказочного обличия девушке. На носу у девушки сидели очки, пряди светлых волос были убраны за уши. — Я хочу предложить несколько книг. Вы ведь, надеюсь, книги покупаете?

— Ну, — ответила девушка, — смотря какие.

— О, мои в отличном состоянии, — сообщила Карен и вдруг вытянула шею, чтобы получше вглядеться в девушку. — Боже, какой на вас свитерок милый. Сами связали?

— Спасибо, — девушка порозовела, посмотрела себе на грудь, а затем — в ожидающие, яркие и теплые глаза Карен. — Нет, вы знаете, я его на благотворительной распродаже купила.

— Да что вы? Вот это я называю везением. Знаете, ведь это настоящее искусство — выглядеть привлекательной, не тратя кучу денег. А где эта распродажа?

К этому времени книги уже лежали на прилавке, как и сложенные ладони Карен, успевшей сократить расстояние, отделявшее ее от новой приятельницы.

— Ну, — девушка поколебалась, — это в Ричмонде, такой небольшой магазин между вьетнамскими продуктовыми. У них там много чего есть. Джинсы, нисколько не хуже новых, и всего по пять-шесть долларов.

— Вы шутите! Непременно туда загляну. Мне новая одежда позарез нужна! А то на меня совсем уже ничего не лезет. Знаете, я ведь недавно ребенка потеряла, и у меня такая депрессия началась. Все ем, ем, ем. Представляете, как едят впавшие в депрессию люди?

— Я… ну да, конечно. Так вот, насчет этих книг… — девушка перебирала их, краснея под пылающим взглядом Карен.

— Понимаете, я подумала, может, купить пару джинсов, которые придутся мне впору? Ведь это так важно. А то я недавно полезла в платяной шкаф, посмотрела, что ношу, и чуть не расплакалась.

— Да, это ужасно, — поморщилась девушка. — Однако ваши книги… Да… Они нам не подойдут.

Лицо Карен вдруг потускнело, почти неприметно, но страшно.

— Не подойдут? — точно эхо, повторила она.

— Мне так жаль, — девушка поежилась, — но они не… они устарели. По-моему, у нас даже есть несколько таких — в корзине на улице, бесплатные.

— Вы хотите сказать, что не купите ни одной? — Карен на шаг отступила от прилавка, впрочем, на шаг совсем маленький. Теперь она походила на человека, услышавшего, что у него рак и, увы, неизлечимый.

— Может быть, вы попробуете отнести их куда-нибудь еще? — взмолилась девушка.

— Нет-нет, я не могу, — ответила Карен. — Мне и к вам-то зайти едва-едва храбрости хватило. Я… я просто не могу сейчас переносить людскую грубость. Нет-нет, вы-то были очень милы, но… если мне придется… о Господи… — Карен тяжело вздохнула и раздвинула в отважной улыбке губы. — Ну, может, вы хоть что-нибудь купите? А остальные я отдам так.

— Да я, на самом деле, хотела… — девушка, похоже, нашла путь к спасению. — На самом деле, я хотела сказать, что, возможно, в каком-то другом месте вы получили бы за них больше. Я могу предложить только по доллару за штуку… ну, может быть, три вот за эту.

— О, так это замечательно, правда. Как раз то, что мне нужно.

На чем все и закончилось.

При возвращении в «Туннель любви» Карен выглядела куда более спокойной. Дурное настроение ее подсластилось своего рода вызывающим юмором, и она все поглядывала на меня, словно озабоченная тем, что мне, быть может, несколько не по себе.

— Ну, как тебе это понравилось?

— Не очень, — признался я. — Все походило… не знаю… на попрошайничество… или на изнасилование.

— И правильно! Насильник — это всего лишь обозлившийся попрошайка!

Я обдумывал ее слова, стоя на входе в «Туннель любви» и стараясь взглянуть в глаза миру как таковому. То, что сказала Карен, было таким отработанно спорным, таким изящно претенциозным — и таким шаблонным.

Возможно, она могла бы — при ее-то уме — сделать отличную карьеру в рекламе. Я попытался вообразить ее в этом мире, однако понял — нет, не получится. При всей тонкости ее ума, Карен годилась не столько для того, чтобы убеждать людей в том, будто им что-то нравится, сколько для того, чтобы убеждать их в обратном. А это уже не реклама, это литературная критика.

— Ты училась в университете? — спросил я, когда нам снова представился случай поговорить.

— Разумеется, и даже закончила его, — она усмехнулась, вытаскивая из коробки журналы и отделяя оральные от анальных. Вторник был днем, когда к нам приходили новые партии товара: свежайшие порнографические издания со всех концов света. Даже покупатели, которые затруднились бы отыскать Данию на карте, знали, что самые глянцевые влагалища поступают именно из этой страны.

— Тогда что ты делаешь в магазине порнографической литературы?

— А я ни на что другое не гожусь.

— Ой, ну брось.

— Одно время я работала заместительницей заведующей в феминистском книжном магазине — составляла заказы, следила за ассортиментом, расставляла книги по полкам, что ни назовите, я делала все. Заведующая лишь собирала деньги да сплетничала с покупательницами. Потом начался спад, магазин перестал приносить доход, я попала под увольнение, единственная, кстати, вот и оказалась здесь.

— Неслабый поворот — от феминизма к порнографии.

Она пожала плечами, вытащила пистолетик для наклейки ценников.

— Вообще-то нет. И там, и тут присутствует ужасная, трогательная потребность заставить людей отказаться от их настоящей жизни, от того, что они действительно чувствуют, и начать подлаживаться под некую редкостную сексуальную фантазию. Ты не можешь сказать покупателям, что в реальном мире никто им этого не позволит. Пусть покупают свои фантазии, пусть относят их домой и старательно делают вид, будто им как раз это и требуется.