Виктория Токарева - Можно и нельзя (сборник) Страница 38

— Много — это сколько? — уточнила Снегурочка.

— Чемодан.

— Я бы зарыла их в землю. И сама бы уехала.

— Зачем?

— Боялась бы…

— А потом?

— Потом, через год, откопала бы.

— А дальше?

— Дала бы батюшке на храм. У нас очень хороший батюшка. У него семь человек детей. Он так тяжело живет.

— А зачем так много детей?

— Сколько Бог даст.

— Пусть государство поможет. Церковь ведь не отделена от государства.

— А что с того? — Снегурочка обернулась. У нее были густо, по-новогоднему, накрашены глаза. — Мы все оказались брошены государством. Каждый выживает как может.

— А муж у вас есть? — спросил Костя.

— Немножко… — неопределенно ответила Снегурочка, и Костя понял, что она больше рассчитывает на Бога, чем на мужа.

— Здесь под светофор направо, — руководил Костя.

— А вы крещеный? — спросила Снегурочка.

— Нет.

— Это плохо.

— Почему?

— Ангела-хранителя нет. Вы предоставлены самому себе. Вас никто не охраняет.

Костя вдруг подумал: это правда. Его никто не охраняет.

— А в моем возрасте можно креститься? — спросил он.

— В любом можно. Хотите, наш батюшка вас окрестит? — Снегурочка обернулась и посмотрела на Костю новогодними глазами.

— Хочу, — серьезно ответил Костя.

Снегурочка достала из сумки маленькую книжечку величиной с карманный блокнот. Протянула Косте.

— Это молитвенник, — объяснила она. — Тут на последней странице наш адрес и телефон.

— Телефон храма?

— Нет. Телефон нашего православного издательства. Меня Рита зовут. Скажете: позовите Риту.

Костя взял молитвенник. Положил в карман.

— А для себя лично вы что-нибудь хотите? — спросил Костя.

— У меня все есть.

— Ну… У английской королевы тоже все есть, и даже больше, чем у вас. И то ей что-то надо…

— А чего у нее больше? Король? Так он мне и даром не нужен. Королевство? Я без него обойдусь. А остальное у нас одинаково: земля, хлеб, вера…

— Стоп! — скомандовал Костя.

Машина встала. Костя вышел. В кармане лежала начатая пачка. Он отсчитал семь сотенных банкнот и протянул. Почему семь, он не знал. Так получилось. Семь — мистическая цифра. Семь дней — это неделя.

Снегурочка включила свет. Долго смотрела на деньги. Потом спросила:

— Что это?

— Жертвоприношение, — ответил Костя.

— Спаси вас Бог, — просто сказала Снегурочка. — Приходите, если что…

— Можно вопрос? — спросил Костя.

Рита выжидательно смотрела на него.

— Если вы веруете, зачем краситесь?

— Так красивее. Господь не против. Он на такие мелочи внимания не обращает…

Машина весело фыркнула и ушла.

Костя сделал маленькое открытие: «милостыня» — от слова «милость». Сделайте милость… Явите божескую милость… Значит, милость угодна Богу, как творчество, как любовь. Костя посожалел, что у него мало денег. Оказывается, миллион — не так уж много. Это даже мало на самом деле…

— А вы мне снились, — обрадовалась старуха. — И еще знаете что? Битые яйца.

Костя прошел и разделся. Старуха журчала, как весенний ручей:

— Раньше битые яйца снились мне к деньгам. А сейчас — просто к битым яйцам. Я пожарю вам омлет с сыром.

Старуха ушла на кухню.

Костя достал из сумки десять пачек и положил их на середину стола.

Стал ждать.

Старуха вошла с тарелкой. Остановилась. Строго спросила:

— Что это?

— Сто тысяч, — смущенно отозвался Костя. — За дачу. Я покупаю у вас дачу. Вы не против?

— Я против того, чтобы грязные деньги лежали на обеденном столе.

— Почему грязные?

— Вы представляете, через сколько рук они прошли? И что это были за руки… Уберите их куда-нибудь.

Костя перенес деньги на подоконник.

— Подите вымойте руки, — попросила старуха.

— Я же вилкой буду есть, — возразил Костя.

— А хлеб?

Костя послушно отправился в ванную комнату. В ванной была стерильная чистота, как в операционной. Костя понял, что у старухи — мания чистоты. Деньги для нее — источник грязи. Но не только. Деньги — это потеря загородного дома, который помнит ее маленькой и молодой. А вместо этого куча денег, как битая скорлупа.

Костя вернулся в комнату. Старуха сидела, глядя в стол.

— Они сказали, что никогда не вернутся в Россию, — проговорила старуха.

Костя понял, что речь идет о сыне и о его семье.

— Они сказали, что в Америке лучше их детям. Дети — уже американцы.

— А им самим? — спросил Костя.

— Им самим трудно. Эмиграция — это всегда стресс.

— Значит, свою жизнь под ноги детям? — спросил Костя.

— И мою тоже. Но зато теперь у меня есть много денег. Я буду менять их на рубли и докладывать к пенсии. Как вы думаете, сколько надо докладывать?

— Если скромно, то долларов двести, — предположил Костя.

— Значит, сто тысяч разделить на двести — будет пятьсот месяцев. В году двенадцать месяцев. Пятьсот делим на двенадцать — сорок. Мне хватит на сорок лет… Я буду покупать куриные сосиски в супермаркете.

— А в Америку вы не хотите переехать?

— Не хочу. Зачем я буду путаться у них под ногами? Там вместе не живут. Не принято. Это в Индии живут вместе. Чем ниже уровень жизни, тем крепче связь поколений.

Костя слушал, но ему казалось, что его никогда не коснутся старость, ненужность. У него все — здесь и сейчас.

Он подошел к телефону и набрал номер Кати. Мобильный был отключен, а домашний занят. Катя не прекращала работу дома, вела деловые переговоры по телефону.

Костя вернулся к столу. Старуха разливала чай.

— Это деньги ваши или ее? — Старуха кивнула на телефон.

— Мои.

— У вас такие деньги?

— А что?

— Ничего. Вы не производите впечатления делового человека.

— А деловые — они какие?

— Они сначала едут в нотариальную контору, оформляют сделку, а уж потом расплачиваются.

— А мы — наоборот, — сказал Костя. — Сегодня деньги, завтра стулья. Какая разница?

— Деловые люди держат деньги в западном банке, а не носят с собой. Деньги должны работать.

— А вы откуда знаете?

— От своего сына. Он знает.

— У меня нет счетов в западных банках, — сказал Костя.

— Я могу вам помочь. Вернее, мой сын. Хотите?

— Не знаю. Я подумаю…

— Подумайте. И звоните. Мне кажется, мы будем дружить.

— Мы будем крутые и деловые, — улыбнулся Костя.

— Мы никогда не будем крутые, но голыми руками нас не возьмешь…

Костя снова набрал Катю. Телефон был занят вглухую. Проще доехать и кинуть камнем в окно.

Костя доехал и поднялся на лифте.

Дверь мог открыть Александр, но это не имело значения. Костя только увидит Катю и отметится: вот он я. Вот она — ты. Он не мог уехать на дачу, чтобы не повидаться и не отметиться.

Открыла Надя, собачья нянька. Они держали специального человека для собаки, и это было логично. Хозяев целыми днями не было дома, а собака, молодая овчарка, должна есть, и гулять, и общаться.

Овчарка рвалась с поводка и буквально вытащила Надю за дверь. Они удалились на вечернюю прогулку.

Катя сидела в кресле, положив ноги на журнальный столик. Смотрела в телевизор.

— Где ты был? — спросила она.

— У Миши, — ответил Костя. Он не любил врать и старался делать это как можно реже, в случае крайней необходимости.

— Зачем? — спросила Катя.

Костя хотел все рассказать, но споткнулся о Катино лицо. Она была явно не в духе, ее лицо было злобно целеустремленным. Нацеленным в негатив.

— Так… — неопределенно сказал Костя. — Зашел по делам.

— Какие у тебя с Мишей дела?

— Привезти — увезти, — соврал Костя.

— Ну да… — согласилась Катя. — Какие у тебя еще могут быть дела…

Костя услышал интонации тещи. Неужели все возвращается на круги своя?

— А где Александр? — спросил он.

— В санатории. Здоровье поправляет.

Может быть, Катю злило то обстоятельство, что Александр поправляет здоровье, а она — расходует.

— Под Москвой? — спросил Костя. Его интересовала вероятность его появления.

— В Монтрё, — сказала Катя.

— А это где?

— В Швейцарии.

Без хозяина и без собаки Костя чувствовал себя свободнее. Он прошел на кухню и включил электрический чайник. Стал ждать и, пока ждал, — соскучился. Без Кати ему было неинтересно. Он налил себе чай и пошел в комнату, чувствуя себя виноватым непонятно в чем. Видимо, Катя была более сильный зверь и подавляла травоядного Костю.

— Ты чего злая? — спросил Костя.

— Налоговая полиция наехала.

— И что теперь?

— Надо платить. Или закрываться.

— Во всех странах платят налоги, — заметил Костя.

— В цивилизованных странах, — поправила Катя. — А здесь куда пойдут мои деньги? В чей карман?