Роберт Хелленга - 16 наслаждений Страница 38

Per scudi tre d'oro 22:4

Per grandoppia di Spagna 14:16

Per altre 10

Per altr(e) 49

96:0

4

100:0

Несколько заметок бледными коричневыми чернилами, некоторые из них означают одобрение (posa bellissima, bella comparazkme[132]); другие заметки отмечают сходство с другими рисунками и иллюстрациями. Подтеки чернил около некоторых сонетов (черные чернила).

Переплетчик: неизвестен.

Последние страницы: одна плюс pastedown в начале; две плюс pastedown в конце. Водяной знак: большой ирис.

Необходимая реставрация:

1. Разъединить текстовой блок и обложку (выполнено).

2. Разъединить пластины и обклеечную бумагу (выполнено).

3. Разъединить форзацы (выполнено).

4. Почисть весь том.

5. Вымыть.

6. Отремонтировать линии разрыва на втором и третьем сфальцованных листах и на последних двух листах тетради (Аретино).

7. Восстановить оригиналы пластин.

8. Отделка?

Задача снова соединить две книги вместе была трудной. В этом не было существенной необходимости, и все же воссоединение этих столь разных партнеров, из различных исторических эпох, привлекало меня по двум причинам: во-первых, то, что они оказались вместе, не назовешь простой случайностью, это было неотъемлемой частью истории книги, а во-вторых, сам факт такого соединения казался мне воплощением основного парадокса человеческого бытия. Кто я была такая, чтобы прекратить существование этого продолжительного союза души и плоти? Я думаю, имелась и третья причина: с эстетической точки зрения в прежнем виде книга была более привлекательной, ведь сама тетрадь Аретино состояла всего из тридцати двух страниц и походила скорее на сборник памфлетов, чем на книгу.

Накануне Рождества на площади собралась огромная толпа вроде тех, какие собирались в Средневековье, чтобы послушать великих проповедников или посмотреть на рыцарские поединки, устраивавшиеся Медичи во главе с красавицей Симонеттой, которая вдохновила Боттичелли на создание своих самых прекрасных образов и которая, по сути, стала образцом нового типа женской красоты. Сандро и я наблюдали за весельем из окна его квартиры. В десть часов появился папа римский, в закрытой машине. Он коротко поприветствовал толпу и затем направился к Дуомо, где собирался служить полночную мессу в память о жертвах наводнения. Вскоре толпа начала редеть, и мы вышли из дома, чтобы съесть пару гамбургеров в только что открывшемся ресторане быстрого обслуживания за Центральным рынком. Сандро инвестировал в это заведение много денег, так что нам не надо было платить за еду, и было здорово просто съесть 'amburger con tutto.[133]

Утром в Рождество мы открыли наши подарки – шарф и новый кошелек для Сандро, нефритовые сережки и ожерелье для меня – и пошли бродить по городу. В Европе люди действительно знают, как надо закрываться на праздники. Магазины, булочные, лавочки деликатесов, мясные лавки, рестораны – все были закрыты тяжелыми металлическими решетками, похожими на гаражные двери. Знакомые улицы выглядели странно, настороже.

У итальянцев есть поговорка, которая напомнила мне о доме, пока мы бродили по пустому городу: «Natale con i tuoi e Pasqua con chi vuoi» – «Проводи Рождество со своей семьей, а Пасху – с кем хочешь». Мне вдруг очень захотелось позвонить домой, где праздновали Рождество без меня, и мы пошли на почту. Мне было тревожно, ведь я не писала папе все это время (послала лишь одну открытку) и не звонила. Но с другой стороны, я ведь собиралась уехать домой на Рождество, так что какой был смысл писать.

Я сказала девушке у стойки, что хочу позвонить в Соединенные Штаты, назвала номер и ждала в стеклянной будке, когда меня соединят. На стене висели таймеры с указанием номеров будок, чтобы можно было следить, сколько времени ты разговариваешь. Сандро немного поболтал с девушкой и затем сам вошел в одну из будок.

Когда я услышала папин голос, у меня слегка перехватило дыхание.

– Алло? – сказал он. – Алло? Алло? Марго, это ты?

– Папа, это я.

– У тебя все хорошо?

– О, папа, я так рада. Я влюблена, по-настоящему влюблена. У меня голова идет кругом. Ты хорошо меня слышишь? Не хочется об этом говорить слишком громко.

– Ты где находишься?

– На почте.

– Посреди ночи?

– Здесь девять часов утра. Почему ты спрашиваешь? Сколько времени у вас?

– Два часа ночи.

– О, папа, я думала сейчас у вас полдень. У вас все еще Рождество?

– Пока еще вечер накануне Рождества. Я наполняю праздничные чулки. Твой я отдал ухажеру Молли. Его зовут Тежиндер, и он из Пенджаба. Он сикх и носит чалму.

– Он тебе нравится?

– Похоже, он славный парень.

– Ты получил мою открытку? – Я послала ему открытку на Благовещение.

– Она на холодильнике. – Наступила пауза. – Кто этот счастливчик?

– Он итальянец.

– Женат?

– Нет, папа. То есть да, но он разводится. Он из Абруцци. Он главный реставратор всей области Тоскана. Он работает над фресками часовни Лодовичи в Бадиа. Ты помнишь Бадиа? Монастырь, где в крытой галерее был настольный футбол? Он все еще там.

– Я помню эту игру, но кроме нее ничего не помню.

Я представила, как он сидит за кухонным столом, наполняя большие красные чулки изюмом, и курагой, и скрепками, и резинками, и шариковыми ручками, и всякими маленькими игрушками.

– Каковы твои планы? Я имею в виду, собираешься ты домой или нет?

– В конце января мы едем в Абруцци повидаться с родителями Сандро, а затем в Рим.

– Ты написала своему боссу в Ньюберри? Он как-то на днях звонил сюда. Он недавно вернулся, и, по правде говоря, мне кажется, что ты потеряла работу.

– Послушай, папа. Я здесь работаю над очень важной книгой, это настоящая профессиональная удача, поверь мне. Я никогда не прошу себе, если упущу такую возможность.

Опять пауза.

– Я думал, что в Италии нельзя получить развод.

– Это аннулирование брака. Это то же самое. Вот увидишь. Не волнуйся, пап. У меня все в порядке. Все хорошо. Я напишу тебе, правда, напишу. Но мне уже пора идти.

– Я думаю продать дом.

– Дом? Наш дом? – Сандро закончил разговаривать по телефону. Я видела, как он беседовал с девушкой у стойки. – Где же ты будешь жить?

– Я могу поехать в Техас, – сказал он. – Выращивать авокадо.

– Ты говорил об этом с Мэг и Молли?

– Немного. Но я точно не знал до сегодняшнего вечера. Может быть, пора идти дальше. Попробовать что-нибудь еще.

Мне пришлось сдержать порыв отругать его.

– Ты кого-нибудь знаешь в Техасе?

– Некоторых садоводов, некоторых грузоотправителей. Я годами заключал с ними сделки по телефону.

– Ну, папа, я не знаю, что сказать. Я крайне удивлена.

– Тебе не надо ничего говорить. Просто посмотрим, что получится.

– Мне надо идти. Береги себя, папа.

– Ты тоже береги себя.

– Папа, я люблю тебя. Передай всем, что я их люблю. И собакам тоже.

– Они скучают по тебе. И я скучаю.

– Я тоже по тебе скучаю, папа. До свидания.

Когда я вышла из будки, Сандро опять говорил по телефону. Я настолько была озабочена новостями от отца, что мне и в голову не пришло до тех пор, пока мы не легли вечером спать, что не только я не поехала домой на Рождество.

Кроме аппретирования[134] не было ничего, что бы я не могла делать при помощи моих инструментов и доли присущей янки смекалки прямо в квартире Санди Я смонтировала собственную швейную рамку и послала Сандро в Санта-Катерина за небольшим блокообжимным прессом. Я надоумила его сказать, что синьор Переплетную доску Сечи, переплетчик из Прато, который был так добр и одолжил его монастырю, просит вернуть пресс назад. Переплетный пресс, нитки, кожу кусок прекрасного темно-красного сафьяна и клей – все это я могла найти во Флоренции.

Если бы я стала описывать свой идеальный день, он выглядел бы так: встаю рано утром, выхожу купить свежего хлеба и фруктов, выпиваю с Сандро caffélatte, для себя варю яйцо, провожаю Сандро; тружусь над Аретино до полудня (мою и чищу каждую страницу, чиню каждый разрыв, обрезаю кожу); на ланч ем салями, сыр и рane toscano, и может быть, выпиваю стаканчик «Кьянти»; часик лежу на спине и расслабляюсь, пока мой мозг совершенно не успокоится, не станет гладким, как поверхность пруда, чтобы он мог отражать Божественное сияние (я подхватила эту идею в Санта-Катерина); возвращаюсь к работе; совершаю небольшую прогулку без всякой определенной цели; сажусь на оранжевый ящик у окна и смотрю на площадь до тех пор, пока Сандро не придет домой; мы валяем дурака, отправляемся ужинать, разговариваем о том, как прошел день; приходим домой, еще немного валяем дурака, читаем и засыпаем.