Николай Амосов - Мысли и сердце Страница 39

– Раздевайтесь, Саша, я вас посмотрю. Уже месяц, как не видел.

Худой, ребра прямо выпирают, чувствую. Ничего, это лучше, чем толстый.

Вот оно. Сашино сердце. Все вспоминается: эта дырка, в которую входили два пальца. Или один? Уже забыл. Как кровь хлестала! Вот и клапан - металлический каркас его хорошо виден, двигается в такт с сокращениями. Жаль, что нельзя увидеть створок - как-то они ведут себя?

Сердце сократилось в размерах, но меньше, чем я ожидал. Почему бы? Послушаем.

Тоны звучные. Однако есть небольшой шумок. Впрочем, он появился давно, через месяц после операции, и не нарастает. Я уже привык не бояться его. И у других больных тоже есть шумы. Не знаю, отчего они.

– Ничего, я доволен. Сердце уменьшилось (привираю), пульсация хорошая. Ну что, Мария Васильевна, все? Вы сами распишете, кого в какое отделение? У меня еще разговоры с Сашей.

– Да, конечно. Идите. Вы не передумали о Вале?

Вот она, туча на сегодняшнем дне. Подождать камеры? Нет, Валя не дождется. Все представляю: операция очень трудная - спайки. Шаг за шагом разделил. АИК. Вошел в сердце. Иссек заплату, вшил новую. А кровообращение уже полтора часа. Гемолиз. Скорее! Наконец, дефибрилляция. Останавливайте машину! Сокращается плохо. Зрачки расширяются. Машину! И так - много раз. Нет, не пойдет. Все… Зашивайте сами… ухожу с пустой душой. А впереди еще мать…

А может быть, все будет хорошо? Возьмет и сразу начнет сокращаться. «Есть давление!» Хорошо!

Все это мелькает где-то за долю секунды. Слишком знакомые картины, для них не нужно слов…

А так? Нет, нельзя. Раздражение:

– Да, да. Я же сказал. Начинайте готовить. В следующий четверг. Пойдемте, Саша.

Рассказал ему по дороге. Для облегчения. Он не утешал - просто выслушал. Потом сказал:

– Нужен более точный расчет.

– Здесь ничего не нужно. Я обязан, даже если шансов совсем мало. Здесь нужен не расчет, а какие-то меры, новые методы. Вот как камера.

И об инженерах рассказал. Ему понравилось. Небось подумал, что может ему понадобиться… Вообще о камере мы уже говорили.

Вот и снова кабинет. У дверей уже ждет Володя. Он смотрит на Сашу с уважением. На меня так никогда не смотрел. Хорошего я начальника для кибернетики подобрал.

– Вы подождите, пожалуйста, здесь, Володя.

Это Саша его привел. Значит, нужно что-то обсуждать. А пока - задержал. Так это спокойно, холодновато.

Сели. Помолчали. Сашу нужно завести, чтобы разговорился. Тогда обязательно скажет что-нибудь интересное. Вот только Володю он совсем ни к чему за дверьми оставил. Не могу спокойно болтать, когда знаю, что кто-то ожидает.

– Так как дела, Саша? Как Раиса Сергеевна? Сережа?

– Спасибо. Все здоровы. Сережа пошел в школу, уже в пятый класс.

Я не бывал у них после операции. Он не приглашал, а сам стесняюсь. Как-то неловко перед Раей. Будто я совершил какой-то проступок. Не выгонять же мне было эту Ирину? Ее тоже не видал. Как выписался - и звонить перестала. Симпатичная женщина.

– Ну, как вы меня находите?

– Я доволен. Расстройства кровообращения почти полностью исчезли. Печень тоже поубралась, хотя и не сократилась до нормы. Конечно, вы не считайте себя совсем здоровым.

– Я понимаю.

– Нет, вы по-настоящему поймите. Строго дозировать свою нагрузку, отдыхать - я говорил уже не раз. Все запреты остаются в силе. И поменьше эмоций.

Надеюсь, намек понял.

– Ну что ж, ладно. Я все учту. Теперь можно и Володю пригласить. Мне не хотелось говорить при нем о своем здоровье.

Володя вошел и скромненько уселся на стул, к окну. Видимо, у них уже приготовлены вопросы, требующие обсуждения. Наша кибернетика рождается в муках.

– Это хорошо, что врачи обратились к кибернетике.

– Ну как же. Вот ваша лекция здесь как настольное руководство. Всех заставляю изучать. Моделирование сложных систем.

Наверное, ему это приятно.

Все это я уже знал. Почти все. Что такое модель, степень ее сходства с оригиналом. Модели общие и частные. Интересно и ново только одно: «Структурные модели». Рисуется схема, - например, внутренние органы и их связи. Для каждого органа находятся математические характеристики, а потом «поведение» всей модели просчитывается на ЭВМ при самых различных внешних воздействиях. И даже больше - можно сделать специальную электронную установку «Внутренняя сфера». Исследовал больного, набрал разные показатели поворотом ручек, пустил, и получай кривые изменения разных функций во времени.

– Только конец лекции об этой машине - уже совсем журавль в небе.

– Так ведь нельзя без журавля жить. Я об этих схемах думаю попутно. Дело в том, что по такому же принципу можно построить модель мозга, модель общества, модель клетки. Только расчеты этих систем на ЭВМ еще более сложны, чем медицинские. Статистический метод в чистом виде для них не годится.

– Это вопрос особый. Давайте обратимся к прозе. Вы посмотрели, что Володя делает?

– Да. Ему пока делать особенно нечего - остановка за вами, за врачами. Он сам не может составить форму карты, выбрать обобщенную информацию о больном, которая наиболее важна для диагностики и лечения. А эта работа двигается у вас очень медленно.

– Какой вы быстрый! Думаете, прочитали лекцию, мы все усвоили и быстренько сделали. Осмыслить нужно. Спотыкаемся. Не знаем, какие данные важные, без каких можно обойтись. Конечно, без Володи мы бы и этого не осилили, но все равно трудно.

– Михаил Иванович, позвольте мне сказать.

– Ну, говори.

– Ваши врачи относятся к этой работе плохо. Пока соберешь, чтобы обсудить пустяковый вопрос, - набегаешься. Хоть бы вы их подвинтили.

– «Подвинтили, подвинтили»! У тебя только и дела, что сидеть, да думать, да схемки рисовать, а у них больные. Поважнее твоих карт. Тем более что интереса к этому делу они пока не чувствуют. «Высокие материи», - говорят. Еще писанины прибавляется.

– Но так мы никогда не кончим.

– Ладно, скажу. Еще что?

– Нужно еще добывать машины-перфораторы, сортировку.

– Я тебе добывать не буду, не надейся. Сам ищи, приходи с бумагами, поезжай. Я с директором договорился, что деньги дает, - хватит.

А врачи тоже хороши - все новое никак не вобьешь…

–Все?

– Нет, еще нужны лаборантки. Вы обещали.

– Рожу я тебе их, что ли? С биохимии сниму? У тебя еще никакого дела нет. И вообще хватит на сегодня просить.

Нехорошо. Но разозлил, и нужно разговор кончать. Все хотят, чтобы на тарелочке с каемочкой преподнесли. Обидится теперь, самолюбивый. Саша потупился, не одобряет резкости. Он все деликатно делает: «Посидите, пожалуйста». Это еще хуже. «Вот вы, а вот я. Вы делаете, я созидаю».

Молчим. Володя встал, ушел. Пусть. Плохо, что при Саше: ему вдвойне обидно.

– Он у вас хороший работник - Володя. Знаю, что хороший. И не просто работник, ты только это видишь.

– Да, очень. Трудно все организовывать. Никто не понимает для чего. И для меня тоже больные ближе, я от них отнять не могу. А директор мнется. Выше идти не хочется… Грустно в общем. Но ничего, добьемся. Пойдемте домой, что ли? (Не получился разговор.) Как вы ходите - не задыхаетесь?

– Немножко. Я стараюсь не перегружаться. На автобусе езжу.

– Ну, поедемте, так и быть, и я с вами за компанию.

– Нет, спасибо я еще должен немного задержаться у Володи.

Что ж, дело твое. Но утешать он его не будет, не такой. Сделает вид, что ничего не случилось.

Встаем. Наказ:

– Пожалуйста, не простужайтесь. Теперь осень. Помните о ревматизме. Приходите.

Улыбается своей милой улыбкой… Черт его поймет - что за человек?

– Куда же я от вас денусь? До свидания, пошел.

И я пошел. Посетителей в коридоре нет. Хорошо. Уже пять часов. Может, не заходить в палаты? Небось сказали бы, если что… Нет, зайду. Так-то спокойнее.

Иду по коридору. Что-то тихо. Ага, ребятишек уложили - тихий час. И врачи разошлись - понедельник, нет операций, нет срочных дел.

И на посту тишина. Паня сидит, отмечает показатели в листках. Нина тоже ушла… Семья, диссертация…

– Как тут?

– Все хорошо. Юля спит. Мы ее в кислородную палатку положили…

Смотрю записи - пульс, давление, количество мочи. Улучшилось. Не буду открывать палатку, пусть спит.

– Скажешь дежурному, чтобы позвонил в десять часов.

Иду домой по саду. Деревья разноцветные, такие высокие. Красивые. В клинике сегодня хорошо, так и деревья красивые. А если плохо? Не действует и природа.

Краски осени. Красное - кармин, киноварь. Желтая. Какие желтые? Когда-то рисовал, покупал краски. Забыл. Да, охра. Конец октября. И у меня осень. Через год - шестьдесят. Пожалуй, это уже октябрь. Листья желтые и даже зеленые есть, как на этих тополях, но уже неживые. Сухие. И редкие - видно небо через них. А когда дождь, то и совсем плохо.

Но сейчас солнце. И еще пара месяцев есть впереди. И хватит. День сегодня хороший. Он еще здесь, во мне, кипит. Каждый образ еще живет где-то в корковых клетках и нет-нет прорвется в сознание, всплывет картина.