Сол Беллоу - Хендерсон, король дождя Страница 39

— А что, Хендерсон, — сказал король потирая руки, — вы верите в бессмертие души?

— На свете немало душ, которые ни за что не захотели бы повторить свой земной путь.

— Правда? А для меня, Хендерсон, дорогой друг, это — величайшее событие.

— Жалко, что я раньше не знал, а то не отправил бы Ромилайу в Бавентай с письмом для моей жены. Нельзя ли послать гонца, перехватить его?

Король не ответил на мой вопрос. Что ему, в его звёздный день, до какого-то Ромилайу?

— Вы отправитесь со мной в «гопо», — заявил он, и я, даже не зная, о чем речь, тотчас согласился.

Принесли мои собственные зонт и гамак.

— Мы что, отправляемся на захват льва на носилках?

— Только до буша. Дальше пойдём пешком.

Я с трудом забрался в гамак Сунго. Походило на то, что мы собираемся брать льва голыми руками. Того самого льва, который только что сожрал старого быка и теперь преспокойно дрыхнул в зарослях.

Вокруг нас суетились бритоголовые женщины. Они заметно нервничали. Собралась толпа зевак — все было почти так же, как в День дождя: барабаны, горнисты, размалёванные тела, украшения из ракушек и перьев. Горны были длиной не меньше фута и вместе с трещотками производили страшный шум. У амазонок, когда они поднимали мои носилки, тряслись руки. Среди зрителей я увидел Хорко и Бунама. Мне показалось, что дядя короля ждёт от меня каких— то слов и что Бунам специально пришёл, чтобы о чем-то предупредить меня. Я хотел попросить обратно мой «магнум» с оптическим прицелом, но не нашёл нужных слов. Гамак под моей тяжестью сильно прогнулся и почти волочился по земле.

Толпа была возбуждена, но в этом возбуждении чувствовалась не радость за короля, а требование привести «настоящего» льва и изгнать «злую колдунью» Атти. Дахфу молча следовал своим путём на носилках, укрыв лицо широкими полами бархатной шляпы, такой же неотъемлемой от его облика, как шлем — от моего.

Все время, пока процессия не вышла за черту города, я с горечью твердил про себя: «Реальная жизнь! Да пошла ты, реальная жизнь, знаешь куда?»

Достигнув буша, женщины опустили меня на землю. Я сошёл с носилок на обжигающую землю. Вернее, даже не землю, а площадку с белой, как раскалённое солнце, каменистой поверхностью. Король тоже поднялся на ноги и обернулся на толпу, оставшуюся возле городской стены. Загонщиками должен был руководить Бунам. При нем находился какой-то человек, с головы до ног покрытый белой краской — может быть, даже извёсткой. Под ней я с удивлением узнал помощника Бунама, палача. Узнал по глубоким морщинам на продолговатой физиономии.

— В чем смысл сего маскарада? — спросил я Дахфу, подойдя к нему по камням, между которыми там-сям пробивалась зелёная трава. — Нет никакого смысла.

— Он всегда отправляется на львиную охоту в таком виде?

— Раз на раз не приходится. Окраска зависит от того, какие были знамения. Белый цвет — не слишком хороший признак.

Тем не менее, король вёл себя так, словно ничто не могло помешать ему выполнить свой долг. Я в упор посмотрел на бывшего чёрного кожаного человека, явившегося, чтобы поколебать уверенность Дахфу в канун великого события — воссоединения с душой усопшего отца.

— Они хотят вас запугать?

Король взглянул на меня, и его глаза, до тех пор блуждавшие по сторонам, сошлись в одной точке.

— Да, наверное.

— Сир, — торжественно произнёс я, — хотите, я приму меры?

— Какие меры?

— Какие скажете.

— Ну что вы. Просто эти люди живут в старом мире. Почему бы и нет? Если хотите, это — часть моей сделки с ними. — И он лучезарно улыбнулся. — В конце концов, это мой великий день, мистер Хендерсон. Я могу позволить себе роскошь пренебречь любыми знамениями. Когда я поймаю Гмило, это заткнёт им рты.

— «Палками и камнями мне перебьют кости, но это — всего лишь предрассудок», — так, что ли, ваше величество? Ну что ж, коли вы так к этому относитесь, мне остаётся только смириться.

Я все же думал, что король скажет этим двоим пару ласковых, но он ограничился какой-то нейтральной репликой. Зонты остались позади. Женщины, королевские жены, выстроились вдоль низкой стены города и что-то выкрикивали: то ли добрые пожелания, то ли предостережения. Молчаливые загонщики с копьями, горнами, барабанами и трещотками — их было человек шестьдесят-семьдесят — двинулись вперёд и вскоре рассеялись в буше. Остались только король, Бунам, его помощник и я, Сунго, плюс трое слуг с копьями.

— Что вы им сказали? — спросил я короля.

— Что, несмотря ни на что, исполню свой долг.

— Лучше бы вы им дали пинка под зад.

— Перестаньте, Хендерсон, мой друг, — уронил Дахфу, и мы двинулись дальше.

Трое с копьями следовали за нами.

— А эти зачем?

— Чтобы помочь нам во время манёвров в загоне. Когда дойдём до узкого конца, сами поймёте.

Вступив в высокие заросли, король поднял гладкое лицо и понюхал воздух. Я тоже. Чистый, сухой, он отдавал забродившим сиропом. В траве стрекотали цикады. Их трели казались взвивающимися в небо серебряными пружинками.

Король устремился вперёд — даже не шагом, а большими скачками. Следуя за ним, я вдруг подумал, что трава достаточно высока, чтобы скрыть от глаз любого зверя, кроме слона, а у меня нет ничего острого, кроме ромбовидного значка.

— Постойте, король!

Ему это явно не понравилось; он продолжил свой путь. Но я приглушённо звал его до тех пор, пока он не остановился и не подождал меня. Чуток отдышавшись, я прошипел:

— Как — без оружия? Или вы рассчитываете поймать зверя за хвост?

— Зверь, — ответил он, каким-то чудом сохраняя выдержку, — а я очень надеюсь на то, что это Гмило, — наверняка уже в загоне. Понимаете, мистер Хендерсон, мне нельзя иметь при себе оружие. Вдруг я нанесу Гмило телесные повреждения?

— Ну и что?

— Мне придётся заплатить жизнью за покушение на живого монарха.

— А я? Разве я не имею права защищать свою жизнь?

После небольшой заминки король ответил:

— Вы же со мной.

Что тут можно сказать? Я решил, в случае чего, оглушить хищника шлемом и дать деру. И не заметил, как пробормотал себе под нос: лучше бы он остался простым студентом в Сирии или Ливане. Однако король услышал.

— Ну что вы, Хендерсон-Сунго, я не жалею о своём выборе, и вы это знаете.

И — в своих облегающих брюках — устремился вперёд. Мои же движения были стеснены развевающимися зелёными шароварами. Троица копьеносцев семенила у меня за спиной, однако я не чувствовал себя в безопасности. В любой момент из зарослей оранжевым пламенем мог взвиться лев и разорвать меня на куски. Король тем временем взобрался на огромный валун и помог меня вскарабкаться туда же.

— Мы находимся возле северной стены «гопо».

Стена была сделана из уложенных штабелями сучьев и веток с шипами и имела толщину два-три фута. Рядом цвели жёсткие на вид красные и оранжевые цветы с серёдкой в чёрную крапинку. От их вида меня чуть не стошнило. «Гопо», то есть закон, имел вид гигантской воронки, или треугольника. Со стороны основания он был открыт, в то время как у вершины, или горлышка воронки, была устроена ловушка. Из двух боковых сторон только одна была творением рук человеческих. Другая когда-то была берегом реки или утёсом. Вдоль высокой стены из колючих кустов бежала невидимая для глаз тропинка; король нащупал её ногами под жёсткой травой. Перепрыгивая через кучи сломанных сучьев и клубки лиан, мы пробрались к узкому концу загона. Могучая, расширяющаяся кверху от узких бёдер фигура короля неудержимо рвалась вперёд.

— Вам не терпится вступить в рукопашный бой с вашим родственником? — спросил я.

Может быть, правы те, кто считает, что счастье — это осуществившееся желание. Добиться своего — это ли не блаженство? По-видимому, король усвоил эту истину благодаря львам. И он увлекал меня за собой силой своей незаурядной личности, потому что обладал величайшим даром — умением полно жить. Он был обречён на успех. И я тащился за ним, располагая одним лишь шлемом для своей защиты, да ещё просторными зелёными штанами, в которые можно было, в случае необходимости, засунуть зверя, точно в мешок.

— Вам тоже не терпелось схватиться с Муммой, — парировал король.

— Правильно, ваше величество. Но я не представлял себе последствий.

— А я представляю.

— Ладно. Не мне подвергать сомнению ваши поступки. За вас я — в огонь и в воду. Но вы сами сказали, что Бунам и его белёный пигмей — люди из старого мира. Я полагал, что сами-то вы с ним порвали — окончательно и бесповоротно.

— Нет-нет, — возразил он. — Чем, по-вашему, можно заменить целый мир? Спектакль должен быть сыгран до конца. Во всем нужен порядок.

Это было выше моего понимания, но я не прерывал его.

— Для Гмило лев Суффо был его отцом, а для меня — дедушкой. Гмило — мой отец. Иначе нельзя, если я хочу быть королём варири.