Давид Фонкинос - Воспоминания Страница 39

Он часто вспоминал о последнем вечере, когда видел свою жену. В предыдущие несколько недель он много работал и возвращался домой поздно. Он управлял фабрикой, где делали зонтики, и надо было срочно повысить производительность, потому что надвигалась дождливая пора. В тот вечер он вернулся часам к одиннадцати и с удивлением обнаружил, что жена, которая обычно ждала его возвращения, читая книжку или сидя перед телевизором, уже заснула. Вообще-то она редко ложилась раньше полуночи. Когда он вошел в спальню, она проснулась и включила свет. Посмотрела на мужа и спросила: «Ты есть хочешь?» Он ответил, что перехватил чего-то на работе, так что можно не беспокоиться. Она потушила свет, и он тоже лег в постель. Ночью, во сне, она умерла. Последние слова, которые он от нее слышал, были «Ты есть хочешь?». Он постоянно вспоминал этот эпизод, который казался ему необыкновенно значимым, особенно ее интонация, ласковая и заботливая. Это было проявлением ее любви. И даже теперь, когда ее не стало, ему казалось, что она заботливо наблюдает за ним.

Теперь мне следует рассказать, как дальше сложилась наша жизнь и как мы пытались обуздать безумный вихрь дней. Сейчас, когда я хочу собрать воедино свои воспоминания, меня не покидает чувство, что после нашей свадьбы время понеслось вскачь. Никогда до этого я не замечал, чтобы дни летели с такой быстротой. Когда я был подростком, секунды, помню, текли страшно медленно, как капельница у постели умирающего. Может быть, главным признаком счастья является стремительный бег времени? Потому что мы были счастливы; я, во всяком случае, нисколько в этом не сомневаюсь.

Луиза переехала ко мне в отель и добилась перевода в школу Примо Леви в XIII округе. Ей безумно нравилась новая жизнь. Мне кажется, она с облегчением уехала от отца. После смерти матери у них сложился некий мрачный тандем, отделенный от мира и сплоченный несчастьем. Разъехаться было полезно обоим. Мой тесть начал снова выходить на люди, общаться со знакомыми, создавать себе жизнь в настоящем времени. Иногда он приезжал нас проведать и с каждым разом нравился мне все больше. Я старался, чтобы ему в Париже было не скучно, и, разумеется, селил его в одном из лучших номеров. Встречались мы вечером, за стаканом вина и, пока Луиза готовилась к занятиям, болтали о том о сем. Он давал мне советы, как управлять гостиницей; правда, между отелем и зонтиками сходство небольшое, зато у него был серьезный опыт в плане организации и, главным образом, общения с персоналом. Это мне было тем более необходимо, что Жерар укатил в Австралию повидаться с детьми и сбросил на меня все дела. Правда, жаловаться было не на что, потому что работа моя мне нравилась. Нравилось ставить перед собой конкретные задачи и добросовестно их исполнять. Наверное, я был создан управлять отелем. Литературные амбиции мало-помалу оставляли меня. Правда, Луиза о них не забывала и регулярно напоминала мне о моих замыслах. Она даже мысли не допускала, что я могу от них отказаться, и уговаривала меня выделять себе сколько-нибудь времени для писания. Чтобы ее не разочаровывать, я снял комнату для прислуги неподалеку от гостиницы. Поставил там стол, стул и довольно скоро раскладной диванчик. Временами я уединялся в этом храме отсутствия вдохновения и сидел, уставясь в одну точку, а потом раскладывал диван и ложился спать.

Года через два с небольшим после нашей свадьбы Луиза объявила, что беременна. Мы решили завести ребенка совсем недавно и были счастливы, что наши попытки так быстро увенчались успехом, но в то же время слегка потрясены. Мы мечтали стать родителями, но рассчитывали подойти к этому постепенно. Надо полагать, это дитя очень хотело прийти в мир и намеревалось свершить в нем много славных дел, раз оно заявило о себе после первого же раза, когда мы обошлись без противозачаточных средств. Или же другая гипотеза: я обладал сверхактивными сперматозоидами. Чтобы отпраздновать событие, мы решили совершить длинную прогулку по Парижу. Никаких ресторанов, никаких подарков — просто гулять пешком по набережным Сены[24].

Довольно скоро мы сообщили новость отцу Луизы. Тот отреагировал неожиданно. «Я подарю ему первый в жизни зонтик!» — заявил он. Мне кажется, он был настолько ошарашен, что сказал первое, что пришло в голову. Так мне тогда показалось. Но когда пришло время, он действительно подарил своему внуку зонтик с инициалами. Это было для него чем-то вроде передачи семейного дела по наследству. В тот момент я понял, что он действительно очень любит свое занятие и важнее зонтиков ничего для него в мире нет. Я много раз замечал, как он радовался, если небо начинало хмуриться. С каким удовольствием произносил: «Кажется, дождь собирается». Даже в отпуск он ездил либо в Ирландию, либо в Азию в сезон муссонов. О дожде он мог говорить часами. Он считал, что дождь свидетельствует об одухотворенности неба и о том, что вселенная наделена душой. Мне импонировала его романтичность, в такой обыкновенной профессии он умел найти поэтическую сторону. Наверно, и мне следовало поискать поэзию или подвести какую-нибудь теорию под гостиничный бизнес, но особой одухотворенности в этом занятии я, увы, не видел.

Когда Луиза сообщила, что беременна, я почему-то решил, что у нас будет дочка. И что эту дочку будут звать Алиса. У нее будут длинные гладкие волосы. Я уже представлял себе, как она занимается музыкой и учит в школе немецкий. Я совершенно отчетливо видел ее в своем воображении, когда УЗИ положило конец моим мечтам, Помнится, мне понадобилось несколько минут, чтобы отреагировать на эту новость.

— Отлично, — заключил я, — значит, мы будем играть с ним в теннис. В теннисе так трудно найти партнера.

— Все-таки ты сумасшедший, — сказала Луиза, и я страшно испугался, потому что когда она это сказала однажды, то надолго пропала. Я крепко обнял ее, чтобы она никуда не делась. И снова сказал: «Это так здорово!» В тот вечер, вернувшись в отель (теперь надо будет искать квартиру), мы много раз прокручивали на экране запись УЗИ, как будто это был какой-нибудь захватывающий триллер.

Предстояло также сообщить новость моим родителям. После их развода с ними стало очень трудно общаться. Когда я встречался с отцом, он непременно спрашивал: «Что слышно от мамы?» Он был настолько потрясен отстранением от роли мужа, что это стало его пунктиком. И без конца повторял: «Не понимаю, что с ней случилось. Я был к ней так внимателен. Я был хорошим мужем. Не понимаю, что на нее нашло». Мне было больно за него, потому что он страдал по-настоящему. Но что ж теперь поделаешь, так получилось. Так решила мама, и изменить ничего нельзя. Я пытался его подбадривать, как умел, но ничего не помогало. Тогда я стал реже у него бывать. Когда я рассказал про ребенка, лицо его просияло. Будто у него появился новый смысл в жизни. Его бурная реакция меня даже слегка испугала. Он стал говорить, куда его повезет, например, просто необходимо показать мальчику Большой Каньон, а когда ему исполнится восемнадцать, он поведет его в ресторан на макушку Эйфелевой башни.

— Погоди, — сказал я. — Он еще даже не родился, а ты уже строишь планы на его восемнадцатилетие.

Отец признал, что погорячился, и сделал вид, будто перестал строить планы относительно эмбриона в животе моей жены. Его энтузиазм меня тем более удручал, что меня он никогда никуда не возил. А теперь спешил наверстать с моим сыном то, что недодал мне как отец. Лучше было не думать на эту тему. В конце концов, это его обрадовало — чего еще желать?

Мама тоже была рада. Я, признаться, побаивался, что перспектива в скором времени стать бабушкой подрежет ей крылья в ее стремлении к вечной молодости. По счастью, все обошлось. Незадолго до этого я познакомился с ее женихом. В день объявления великой новости он снова был с нами. Мама не уставала повторять: «Представляешь? Ты станешь дедушкой!» Мне было ужасно неловко за нее, но я помалкивал. Я сидел потупясь и умудрился ни разу не встретиться взглядом с молодым человеком. Ему тоже, очевидно, было не по себе в моем присутствии. Мама продолжала веселиться, от души предаваясь своему неосознанному безумию, и, должен признаться, меня это даже трогало. Во всяком случае, она была оживлена и шутила. Поэтому я улыбался.

Мы нашли квартиру недалеко от гостиницы. Из суеверия комнату нашего будущего сына мы до поры до времени оставили пустой. Как-то утром в воскресенье Луиза проснулась со схватками. До срока оставалось еще три недели, но, подобно моим суперактивным сперматозоидам, мой сын стремился выскочить наружу раньше срока. Как пить дать, ему не терпелось поскорей встретиться с нами. Я вызвал такси, мы поехали в роддом. Шофер попался разговорчивый.

— От детей одни неприятности, скоро вы в этом сами убедитесь, — заверил он.