Ирина Дудина - Богема с Невского проспекта Страница 39

Ещё через несколько часов я была на Невском у Лавры, шла на выставку. Каково же было моё изумление, когда тот же лексус опять выскочил прямо передо мной. „Ну, точно меня заказали! Следит за моим продвижением по мобильнику, и теперь расстреляет в упор, раз машиной задавить не удалось“, — догадалась я. Из машины выскочил молодой парень, бросился передо мной чуть ли не на колени. „Девушка! Простите меня ради Бога! У меня ребёнок маленький заболел, я весь день по городу ношусь по аптекам, мне лекарство редкое нужно достать. И поэтому я так нервно машину вожу. Я слышал, как вы меня прокляли! Ради всего святого, снимите с меня проклятие! Я, после того, как вы меня прокляли, молился весь день чтобы вас ещё раз встретить и выпросить вашего прощения!“. Ну и я простила этого мужчину.

На Малой Конюшенной как то проходила выставка-продажа сувениров, изготовленных петербургскими художниками. Я шёл вдоль стендов, а стенды стояли вдоль молодых деревьев, недавно высаженных на этой улице. И чем больше я приближался к Невскому проспекту, тем деревья становились более худосочными. Если у памятника Городовому в торце Конюшенной на деревьях были пышные кроны и крепкие стволы, то у памятника Гоголю на деревьях болталось по нескольку листиков, и стволы были тощие, часть веток засохла. Возле же самого Невского деревья просто умерли, засохли и не подавали никаких признаков жизни. Я подумал, что на Малую Конюшенную можно водить школьников и чиновников, показывать им наглядный пример влияния выбросов машин на живые существа!

Однажды я в поисках приключений попал в „Русскую Америку“, в дикое место Ленобласти, где нет дорог и почти нет цивилизации. Там я познакомился с Серёгой-змееловом. Он был самый богатый человек этого региона, он ловил змей и сдавал их представителям одного из дорогих ресторанов на Невском проспекте. Ему платили за экологически чистый продукт по 500 рублей за штуку, огромные деньги для „Русской Америки“. Ловил Серёга всех подряд — и гадюк, и ужей. А в ресторане на Невском этих русских пресмыкающихся выдавали за нечто экзотическое из Тайланда, и блюда из змей стоили чуть ли не в 50 раз дороже.

В Сайгоне был такой прикольный чел — Сергей Бобков. У него была кличка „Циклоп“. У него было два глаза, но они были маленькие, поросячьи, и, когда он был под газом, они у него как-бы сливались, и возникало ощущение, что у него один глаз на лбу. Его ещё называли „Шурой Балакиревым“. Но при своей неказистой внешности это был человек образованный, мог читать лекции по философии и религиоведению, и работал он в детском издательстве. Но когда он закладывал за воротник, то вид имел ужасающий. Я со своей подругой Инной однажды увидел его, еле держащегося на ногах, ищущего телефонную будку, чтобы за неё отлить. Обычно в таком виде его тут же милиция забирала в своё знаменитое 5 отделение. И на этот раз, мы не успели глазом моргнуть, как Бобкова под белы рученьки менты уволокли к себе в недра. Мы с Инной помчались его выручать. В 5 отделении наш Циклоп сидел уже в обезьяннике среди других нетрезвых харь. Тут он увидел Инну, которая объясняла милиционерам, что это её загулявший муж. Тут Бобков увидел Инну и воскликнул: „Инна! А тебя то сюда за что?“.

Однажды мне позвонили с киностудии „Ленфильм“ и попросили написать маслом два портрета Гитлера, один в полный рост, другой — по грудь. Эти картины нужны были для немецко-российского сериала, они должны были украшать кабинеты героев фильма, деятелей верхушки Вермахта. Мне дали фотографии, с которых я должна была писать портреты, и обещали хорошо заплатить. Я тщательно работала полтора месяца, наступил день, когда мне нужно было портреты отдать на киностудию. Я вынесла их на Невский проспект, прислонила к стенке дома лицом наружу, отошла на несколько шагов, чтобы полюбоваться на свой труд в полный рост и при дневном свете, и стала ждать машину с киностудии. Пока я курила, к парадному портрету Адольфа Гитлера подкрался старичок и стал пинать мою работу ногами и кулаками, рвать когтями и кусать зубами. Я пришла в ужас, полтора месяца работы и хороший гонорар — всё могло накрыться медным тазом! Я подскочила к разбушевавшемуся ветерану и настойчиво удержала его от очередной атаки на лидера Третьего Рейха. „Вы чего творите! Сейчас с киностудии приедут, и будет скандал международный!“. „А, так это для киностудии, для фильма? Ну так извините. Я подумал, что это для нынешних фашистов нарисовано на заказ!“. Кстати, немцам Гитлер моей кисти очень понравился, они сказали, что до этого в русском кино на него рисовали только карикатуры, а тут получилось всё по человечески, сходство было схвачено.

У меня был приятель панк, жил он в роскошной квартире с родителями на Невском проспекте. Мама этого паренька была директором мясокомбината, папа — работником советской торговли времён позднего совка. Квартира их в эпоху дефицита выглядела как какой-то дворец. Но моего друга угнетала эта атмосфера роскоши и дефицита. Когда его родители уехали на дачу, он меня пригласил разрисовать обои в его квартире в нашем панковском стиле. Я оттянулся, такое нарисовал, что до сих пор вспоминаю с грустью. Когда пришли его родители, то потом оба были вынуждены взять больничный. Мама слегла с зашкаливающим давлением, а папа с сердечным припадком. Они орали на моего друга так, что их вопли перекрывали шум машин на проспекте. Папа даже вмазал моему другу пару раз в челюсть, хотя это было опасно, он мог дать сдачу. Оказывается, обои, по которым я рисовал свиней, трупарей и танки, были страшно дорогие, они были импортные и стоили примерно как автомобиль. Хотя вполне возможно, что сейчас моя живопись по обоям стоила бы тоже как автомобиль.

Однажды я шёл по Невскому проспекту в страшную жару, и зашёл в продовольственный магазин за Казанским собором, купить кефира холодненького. А там стояла роскошная девица, рослая, во всём белом и серебряном, в короткой юбочке, с обнажёнными полными ногами. Не девушка, а персик в цвету, кровь с молоком, Снегурочка прекрасная. На вид ей было лет 17. Она рекламировала сигареты какие-то, и в её задачу входило приставать ко всем мужчинам и женщинам, стоящим в очереди за пивком и водочкой. Рекламировала она своё адское зелье так: „Вы не курите? Не хотите попробовать эту марку сигарет?“. Одни ей отвечали, что не курят и курить не собираются, большинство, смущённое её красой, бормотало, что они курят, но предпочитают другую марку сигарет. Видно, что в обязанности девушки входило завлекать покупателей всякими бонусами. „А всё-таки попробуйте! Если вы купите пачку сигарет, то я вам дам бесплатно ещё две пачки, то есть вы купите три пачки по цене одной!“. Увидев удивленную реакцию опохмеляющихся мужиков, она предлагала следующий козырь. „Но это ещё не всё! К трём пачкам, к целым трём пачкам наших сигарет прилагается бесплатно, совершенно бесплатно вот такая хорошенькая зажигалка!“. Мужики тупо смотрели на неё. „И это ещё не всё! Ещё мы вам дадим совершенно бесплатно вот такой пакет! И это ещё не всё! Мы вам дарим вот такой фонарик с батарейкой! И это ещё не всё! Мы вам дарим футболку, совершенно бесплатно!“. „И дэвушку в придачу, тоже совершенно бесплатно!“, — добавил я, устав выслушивать длинный перечень всяких бесплатных приложений к пачке подозрительных сигарет. „Эх, девушка, девушка! Вы такая нежная и красивая сами курите, да ещё и нам, мужикам какую-то дрянь курительную подсовываете! Эх, не тем вы занимаетесь!“, — сказал я. Девушка вспыхнула, обиделась, а я из магазина ушёл.

Однажды в конце августа, когда активизируются осы, мы с моим приятелем Демченко Сергеем, начальником цеха „Красный треугольник“, и с моей женой зашли в один из дворов Невского проспекта, чтобы там распить портвейн и водку. Вокруг нас роились жадные осы. Мой приятель открыл рот, чтобы опрокинуть в него стакан портвейшка, но с ним что-то произошло, он выпучил глаза, зашипел, захрипел. Я решил, что он захлебнулся и что сейчас умрёт от удушья. Я достал перочинный ножик и стал накаливать его на огне зажигалки, чтобы сделать дезинфицированным инструментом трахеотомию своему погибающему другу. Но он показал знаками, чтобы ему налили стакан водки и дали ему выпить. Он махом заглотил 200 грамм, потребовал ещё стакан. Потом ему стало легче, и он рассказал, что оса за сладким портвейном влетела ему в рот и укусила за язык. И что водка спасла его от страшной боли.

Я захохотал, но тут оса укусила меня в верхнюю губу. Я перестал смеяться, но смеяться начали мои собутыльники. Так как я на их глазах стал раздуваться, и лицо у меня превратилось за полминуты в страшную карикатуру. Тут испугалась моя жена, что я сейчас умру от отёка Квинке. Она уже собиралась бежать вызывать скорую. Но я попросил, чтобы мне налили стакан водки. После двух стаканов отёк у меня начал спадать, и боль не казалась такой ужасной. Вот какая хорошая водка была в советские годы.