Дон Делилло - Mao II Страница 39

— Да ну, сюрпризы все равно будут. Если бы меня заставили указать все мои особенности, я была бы в татуировках с головы до пят.

— "Принимает сильные транквилизаторы".

— А кто выбрал вам супруга?

— Преподобный Мун.

— И как вы к этому отнеслись?

— Я была в полном восторге. Когда назвали мое имя, я встала. Вышла вперед — это было в таком помещении, вроде танцевального зала. Учитель был далеко от меня, на другом конце сцены, нас разделяло множество людей: руководители, члены комитета по благословениям[24] и еще всякие. И тут он просто указал на мужчину в зале.

— И вы взглянули на него и поняли: да, это он.

— По-моему, я искренне полюбила его еще до того, как он встал в полный рост. Я подумала: кореец, как здорово, ведь многие корейцы уже очень давно принадлежат к церкви Муна и это даст нам более прочный фундамент, на котором мы построим наш брак. И мне понравилось, что волосы у него темные и блестящие.

— Мой муж был скорее лысый.

— Но вот что я выяснила позднее — ни за что не догадаетесь. За день до церемонии Учитель просмотрел фотографии членов Церкви. На самом деле он нас по фотографиям подбирал. И я подумала: как здорово, своим мужем я обязана фирме "Кодак".

— Вы понимаете, как вам повезло, что вы оттуда выбрались?

— Мне не нравится, когда так формулируют, можно и по-другому.

— Вам страшно повезло.

— Еще картошки? Там осталось, — сказала Карен.

— Картошка никуда не денется. Я по натуре болтлива. Не обижаетесь? От меня много шума, я знакомлюсь с людьми, знакомлюсь с мужчинами, люблю разговаривать с мужчинами, у меня бывают романы, но я обнаруживаю, что была счастлива, лишь пять лет спустя, не раньше. Подумайте о Скотте.

— Я о нем думаю. Но и о Киме думаю тоже. Он был мой муж-навечно. На нем был темно-синий костюм с бордовым галстуком. Все женихи были так одеты. А все невесты — в модели "Чистота" номер восемьдесят три девяносто два, специально перешитой, чтобы уменьшить декольте на два дюйма.

— Возвращайтесь к Скотту и живите с ним. Вся ваша троица должна оставаться вместе, так вам на роду написано. По мне, образ жизни у вас во многом странный и не самый веселый, но не мне что-то объявлять странным, и вообще вы друг другу нужны позарез. Мне больно думать, что Билл где-то мотается один.

— Откуда вы знаете, что он один?

— Ну разумеется, один. Он хочет остаться совсем один, чтобы забыть, как жить. Жить ему расхотелось. Он хочет от всего отказаться. Я совершенно уверена, что он один. Я этого человека сто лет знаю.

— Сейчас пойду налью вам ванну, — сказала Карен.

Скотт обрабатывал письма читателей. Завалил ими весь чердак, загромоздил шаткими стопками столы, каталожные шкафы, книжные полки. Раскладывал письма по странам. Затем нужно будет сложить каждую страну в хронологическом порядке, и тогда запросто удастся найти письмо, присланное, скажем, из Бельгии в 1972 году. В реальности вряд ли кому-то взбредет на ум искать такое письмо — или любую другую единицу читательской корреспонденции. Но бог с ними, с практическими соображениями, — главное, чтобы всякая вещь была на своем месте. Тогда в доме воцарится осмысленность. Разобравшись с чужими странами, он перейдет к своей. Штат за штатом, груды писем, накопившихся за десятилетия. Почти каждое послание выбивало Билла из колеи. Письма бесцеремонно нарушали его уединение, внушали, будто на Билле лежит ответственность за душу отправителя. Скотт, естественно, лишь посмеивался. Билл заглядывал, как правило, только в письма со штемпелями захолустных городишек и почтовых отделений на развилках шоссе, письма с широких просторов. Долго созерцал обратные адреса и отметки на конвертах. Любил декламировать названия, в которых звучит призрачная музыка отдаленных мест, поселков, где под небом цвета индиго жужжит и звенит лето. Ему хотелось верить, что лишь немногие — застенчивые старшеклассники, только что завербовавшиеся в армию солдаты, учительницы музыки из богом забытых городков — могут по - настоящему понять, о чем его книги.

В этот вечер Скотт перечитал письма сестры Билла. Потом перерыл всю спальню, разыскивая хоть какой-нибудь знак, намекающий, где сейчас Билл, или когда он позвонит, или позвонит ли вообще. Два верхних ящика комода были доверху забиты лекарствами — такого изобилия Скотт даже не ожидал. Он вчитался в названия. Ну прямо имена богов из научной фантастики. Скотт скользнул взглядом по учебникам, справочникам, тонким брошюркам — все исключительно о лекарствах. Ему-то были нужны личные письма и документы. На верхней полке встроенного шкафа не оказалось ничего, кроме пустого чемодана, а внизу, помимо обуви, только старый маленький вентилятор, покоившийся на аккуратно подостланном бумажном пакете. Скотт разыскивал запечатанный конверт с распоряжениями — сам подсмеиваясь над этой мыслью и этим выражением, но все же веря: нечто подобное ему где-то оставлено и когда-нибудь отыщется.

Уиллард Скэнси. Боксер на ринге под открытым небом, удушливый зной праздничного дня, зрители — море соломенных шляп.

О смене имени Скотт никогда никому не расскажет. Будет нем как рыба. Он и сам рад хранить молчание, даже сейчас, даже когда подступает подозрение, что Билл бросил его на произвол судьбы. Много лет Билл мог доверяться людям, зная, что ради него они будут держать язык за зубами. Хранение тайны имени — вот что воодушевит и ободрит Скотта, как никогда раньше приблизит его к Биллу.

Он пошел в кабинет и заново изучил диаграммы. Прочел открытки от Лиз. Потом составил список всего, что нужно сделать после того, как почта будет разобрана.

Карен ехала в такси — она обожала эти тряские желтые машины со стройными эфиопами за рулем. Обтянутые тканью рули — иногда на них еще пушистые чехлы надевают; приборные доски оклеены бумажными образками. На Таймс-сквер Карен покосилась на знакомое клинообразное здание, обвитое лентой из мерцающих букв. Иначе говоря, здание с экраном типа "бегущая строка", где высвечивались новости дня. Что-то о похоронах какого-то знаменитого человека, из такси толком не разглядеть, слова молниеносно скатываются по экрану за угол и продолжают свой бег, и в душе Карен будто что-то замерло — знаете, когда в новостях попадается что-то поразительное, ты как останавливаешься, в теле срабатывает стоп - кран, холодное бесстрастное волнение подготавливает тебя к чему-то значительному. Она попыталась было дождаться возвращения главной новости, но такси тронулось с места. В голове возникла картинка: люди скапливаются на площади.

Над городом бушевала полоумная буря. Хижины-коробки тряслись и содрогались под кулаками града, дубинами града. Она подумала: "Градины размером с градины". Слава синим чехлам из полиэтилена — иначе коробки размокли бы, превратились в кашу прямо над головами своих обитателей.

Мусор или пожитки здесь хранят в больших парусиновых сумках на колесах, добытых на почтамте.

Говорят сами с собой, бормочут себе под нос, кивают и говорят, говорят, одинокие человечки с их нескончаемыми монологами, всё пытаются сами себя переубедить, бурно жестикулируя.

Мессия — здесь, на земле, это коренастый мужчина из Республики Кореи, одетый в деловой костюм.

Иногда она просто стояла и смотрела на ложку. Она сказала Брите, что не станет забирать ее с собой, когда уедет. Теперь ложка, отделенная от мешковины, помещена в новый контекст — если опять ее переместить, возможны какие-то загадочные внутренние повреждения.

Она всюду расспрашивала об Омаре, но он как в воду канул. Лишь однажды попался на глаза — сидел со смуглой мексиканкой на пожарной лестнице, и Карен далеко не сразу упросила его спуститься и поговорить. Он сказал лишь, что теперь не торгует, точки у него больше нет. Найдется еще чем заняться, он тут улаживает кое-что. На Кони-Айленде одна от него забеременела, надо с этим разбираться; он умолк, и Карен ощутила глубину паузы всем телом, ее сердце взорвалось от ревности и от мучительной разлуки. А вдобавок один тип ходит и брешет, будто Омар украл у него пистолет. Кривой ствол на изоленте держится. Слушая его, она ощущала тяжесть всех этих кафельных коридоров и продырявленных дверей, наркоманских проулков, где женщины бросают детей, запеленатых в газетные сенсации. Он сказал ей, что не скучает по своей точке. Его переполняли дерзкие планы. Есть идеи, как из ничего сделать деньги. Слушая его, она по нему тосковала. Его взгляд все время соскальзывал куда-то в сторону; она догадалась, что он ее вовсе не видит. Странное ощущение — знать, что вот-вот исчезнешь навеки из поля зрения, мыслей, памяти; она - то об этом человеке будет думать часто, а он забудет, кто она такая, уже начал забывать, хотя она прямо перед ним. Все из-за неподъемной тяжести его жизни, все из-за оборотов речи, которых ей никогда не понять.

В метро, сквозь самый ужасающий грохот, — музыка. Она видела музыкантов под лестницами, кое-где в переходах; у них были синтезаторы, усилители, скрипки, шляпы с бубенцами, они виляли саксофонами, как собака хвостом. У турникетов, рьяно свидетельствуя о Господе, работали поющие проповедники. В грязи сидели люди с детскими ведерками, дожидаясь звона упавшей монетки. Музыканты держали свои вещи в магазинных тележках; в их музыку вплетался визг поездных тормозов и сиплые обрывки объявлений по громкоговорителю.