Лев Правдин - Область личного счастья. Книга 1 Страница 39

Но она так ясно, так дружески спокойно смотрела на него, что Мишка понял: ему-то никаких перемен ждать не приходится.

ПОЧЕТНЫЙ ГОСТЬ

Как и предсказывал Иван Петрович, знамя ему привезли. Красное переходящее знамя треста, отобранное в свое время соседним леспромхозом, снова вернулось на прежнее место.

Привез его прославленный лесоруб Мартыненко со своим звеном. Приехали они к вечеру и, прежде чем отдать знамя, пожелали посмотреть хозяйство.

Маленький, коренастый, плечистый Мартыненко имел вид чрезвычайно задорный и совсем не походил на побежденного. Шагая рядом с Дудником по лежневке, он заносчиво спрашивал:

— Сколько же у него в звене народу, у этого Ковылкина?

Ему ответили. Он недоверчиво глянул на Ивана Петровича, наткнулся на спокойную усмешку и сразу поверил:

— Молодец. С троими управляется.

Встреча двух знаменитых лесорубов на лесосеке не отличалась торжественностью. Собственно, никакой особенной встречи и не было. Отделившись от своей свиты, Мартыненко подошел к работающему Ковылкину, постоял, посмотрел, как пилит тот, и сказал:

— Здорово, Тарас.

Не поднимая головы и продолжая пилить, Тарас ответил:

— Здравствуй, Иван.

Тарас положил сосну, перешел к другой. Мартыненко одобрительно крякнул — так точно она упала — и последовал за лесорубом. Постоял, посмотрел, как упала с прежней точностью вторая сосна, третья, и ушел к своим. Те смотрели, ничем не выдавая своего отношения к событиям, бесстрастные, как послы на дипломатическом приеме.

— Снайпер, — отрывисто сказал Мартыненко. — Заслужил.

Его спутники значительно улыбнулись, давая понять, что они не удивляются, и вообще, если приехали сюда, значит, несомненно, Тарас этого заслужил. Сам работать умеет и звено — один к одному. Во всем поведении звена-победителя чувствовалась крепкая выучка.

Гости шли по просеке. Против каждой делянки на шестах висели доски показателей выработки. Цифры были хорошие. То, что удалось одному Мартыненко, здесь успешно делают многие.

Пройдя по всему лесоповальному фронту, Мартыненко убедился, что знамя отдают не зря.

Под навесом кухни он заглянул в котлы, попробовал обед, даже пощупал белую клеенку на столе. У инструментальщика спросил: «Напильников хватает?» Инструментальщик, не зная, что за начальство перед ним, посмотрел на Ивана Петровича и пробормотал что-то невнятное.

— Вот и у нас так, — посочувствовал Мартыненко.

Без слов ясно: напильники — на вес золота.

Мимо лошадей, которых возчики выпрягали на подкормку, Мартыненко прошел не задерживаясь.

— Машины у вас где плавали? — спросил он, когда вышли на лежневку.

Оказалось, что у них не додумались укрепить автолежневую дорогу и почти две недели лес не вывозили. Погрузочная эстакада вызвала сдержанное восхищение.

Мартыненко долго смотрел, как машины по отлогому подъему поднимались на широкий помост. Там, на высоте железнодорожного вагона, они сбрасывали бревна. Потом их подкатывали к фронту погрузки. Грузчикам оставалось перекатить бревна по лагам на платформу и закрепить стойки.

— Здорово! — не вытерпел один из гостей, нарушив дипломатическую бесстрастность. И ни один из его товарищей не бросил на него осуждающего взгляда.

— Что здорово, то здорово, — подтвердил Мартыненко.

Ничего подобного у них не было.

Окончательно растрогался знатный лесоруб в подсобном хозяйстве. Агроном Шалеев встретил их у парников, где выращивалась капустная рассада. Мартыненко взял в руки торфяной горшочек, в котором упруго покачивались бледно-зеленые листочки на белых ножках. Он смотрел на них с нежностью отца, которому показали новорожденного. Потом тем же нежным взглядом он оглядел стеклянные полотна парников, напоминающие голубые озера под солнцем. Дальше, через речушку, вытекающую из леса, начинались участки вспаханной земли, окруженные изгородью из выкорчеванных пней. Корни, искривленные, изломанные, мохнатые, как лапы мертвых чудовищ, вздымались уродливыми грудами. Каких усилий стоило вырвать их из земли, чтобы освободить под пашню эти два гектара земли!

Это хорошо знал Мартыненко. Агроном мог бы и не говорить о сотнях возов навоза, земли, торфа, которые пришлось уложить, чтобы сделать землю пригодной для выращивания овощей. Этот маленький агроном как клещ вцепился в землю, и уж он не отступит от своего. Овощи на севере для человека дороги, как солнце. Мартыненко тихонько подул на зеленые листочки и, бережно опуская горшочек в парник, растроганно сказал:

— У нас на Полтавщине…

И, махнув рукой, закончил:

— У нас агроном — шляпа.

В теплице гостям подали помидоры. Они приняли их благоговейно. Это воистину было чудо на севере диком. Не выдержав, Мартыненко вздохнул:

— Такую штуку последний раз едал я, когда ездил на Полтавщину. Годов пять назад…

РАЗГОВОРЫ О ЛЮБВИ

Вечером два лесоруба стояли на маленькой клубной сцене друг против друга, держа за углы алый квадрат шелка с золотыми искрами букв. Их помощники толпились каждый около своего вожака. Юрок Павлушин, с трудом напуская на себя солидность, никак не мог совладать со своими губами. Они расплывались в улыбку, что не соответствовало моменту. Ульяна Панина в сиреневом выцветшем платье, обтягивающем ее сильное тело, смотрела ясными глазами из-под светлых бровей, сдвинутых чуть скорбно. Здесь многие, впервые увидав ее, аккуратную, ладную, в простеньком женском наряде, подумали: «Очень неплохая женщина».

Оттесняя всех, Гольденко старался вылезти вперед. Он горячо дышал в плечо Тараса и поминутно правой рукой покручивал и расправлял незначительные свои усы точно так, как, по его мнению, должен делать герой, вояка, каким он всегда считал себя. Он был единственный среди победителей, кто так жадно упивался славой. На них смотрели сотни глаз; сотни рук, белея в темноте зала, взлетали с оглушительным шумом. Но Тарас видел только одни глаза и одни руки. Он их видел даже тогда, когда не смотрел на них. Он не думал ни о славе, ни о подарках, которые ему вручали, он даже не думал о том, что надо сказать. Как-то само сказалось, может быть, и не так, но кто же осудит?

Он даже о ней не думал. Он просто всем видом своим говорил ей: «Вот видишь. Все это для тебя. Я стою на такой дороге, которая ведет к тебе. Пойми это».

Но потом он забыл о ней. Гремели аплодисменты. На Трибуне стоял парторг Петров, который только что зачитал приказ треста о победе леспромхоза. А лесорубы все еще стояли и держали за уголки шелковое полотнище. Это продолжалось долго, пока не затихли аплодисменты и кто-то, у самого входа на подмостки, негромко протянул:

— Ишь, держится. Жалко отдавать-то.

Мартыненко обернулся на голос, но знамя не отпустил.

— Жалко? — спросил он. — Нет, товарищ, для Тараса не жалко. Если хотите знать, он мне друг на всю жизнь. Я без него скучать стану. Бери, Тарас, знамя! Береги. Да, не забывай меня. Скучать стану без тебя в своем леспромхозе. Так ты это помни, и тридцатого мая надеюсь увидеть тебя в нашем клубе с этим красным знаменем.

Он выпустил из рук знамя, Тарас бережно положил его на стол и улыбнулся.

— Ты, Иван, надейся, но не очень. А чтоб не скучно было ждать, я тебе подарочек к завтрему припас. Скрывать не стану. Надумали мы применить укрупненное звено. Выходим завтра пять человек, а что у нас получится, я тебе загодя не скажу. Хвалиться не люблю, но, как ты есть друг, то дешевого не поднесу подарка. Так, значит, ожидай, Иван, и давай мы забудем про рекорды, это игра неинтересная. А начнем соревнование на выполнение годовых норм. Кто за сезон больше сработает.

После торжественной части Тарас сидел с Мартыненко за кулисами, в маленькой комнатке, где свален в кучу немудрый реквизит клубной сцены. Выпили, поговорили о делах, о Полтавщине, о пилах и топорах, словом, подружились до того, что начали поучать друг друга тонкостям своего ремесла. Потом пришли к мысли, что все это никому не нужно, скоро придет в тайгу электропила и введет свои законы.

В зале хлопали в ладоши и кричали: «Асса! Асса!»

— Жора? — спросил Мартыненко.

Тарас взял бутылку, налил себе и товарищу. Ответил, думая о другом:

— Он. Везде мастер — и плясать и валить.

Взял свой стакан, чокнулся, сказал то, о чем думал:

— Закон в тайге останется старый. Наш закон. Советский. Навеки нерушимый. Ну, выпьем последнюю.

— Правильно, Тарас. А почему последнюю?

Он вытянул из кармана бутылку и, ставя ее на столик, пояснил:

— Ты что же думаешь, наш леспромхоз с пустыми руками отпустит меня в гости к другу? Я тебе насчет переходящего знамени — лютый враг. Зубами выдеру!

Тарас, чувствуя приятную истому опьянения, любовался своим другом, который напрашивается во враги.