Лиза Уэлш - Берлинский фокус Страница 39

– Ты ошибся адресом, приятель. Не знаю, что ты потерял, но я не имею к этому отношения.

Монтгомери улыбнулся, отступил, словно собрался уходить, и вдруг резко развернулся и ударил меня в грудь. Я упал на кровать, и коп прыгнул на меня сверху, прижав коленом между ног, сдавил рукой горло и приставил к кадыку нож. Я почувствовал, как кожа задумчиво движется под лезвием, размышляя, не пустить ли кровь. Мы лежали, кажется, целую вечность, хотя красные цифры на радиобудильнике под грудой моих рубашек по-прежнему показывали 3:06.

– Ты зря испытываешь мое терпение, Уилсон.

Я чувствовал его горячее дыхание. Мое собственное застряло где-то под сердцем. Я вдохнул, осторожно выдохнул и попытался сказать что-нибудь мирное, такое, что заставит Монтгомери убрать нож от моего горла.

– Ты обыскал номер, здесь нет твоих вещей.

– Здесь – нет. – Нож впился сильнее. Монтгомери багровел, но говорил тихо и спокойно. – Ты любишь кино?

Интересно, какой саундтрек он выбрал бы для своего преступления. Сейчас он пустится расписывать предстоящие мне мучения, и я смогу улизнуть. В кино так и бывает, только в жизни я распят под тушей Монтгомери, у моего горла нож, и за кадром нет оркестра, предвещающего кульминацию. Я сглотнул, и мне не понравилось, как кожа напряглась под лезвием.

– Все любят.

– Да, массовая забава. Ты видел фильм… – Он задумался, вспоминая название. – Как же там? Его еще снял этот молодой янки, страшный такой мерзавец, настоящий гений… «Бешеные псы»,[26] точно. – Монтгомери улыбнулся. – Видел? Охренительное кино. Там одному парню отрезали ухо.

Я уставился ему в глаза и, собрав всю силу, произнес:

– Ты не отрежешь мне ухо.

Нож впился глубже, Монтгомери наклонился ко мне.

– Отрежу, и не только ухо, если не получу свое. – Он схватил меня за яйца. – Негусто, но я уверен, ты хочешь сохранить и то малое, чем тебя одарила природа.

Мы лежали, тяжело дыша, с перекошенными лицами, его рука на моих причиндалах – словно герои порнухи для тонких ценителей. Боковым зрением я заметил легкое движение справа. Я уставился на Монтгомери, стараясь не смотреть на медленно открывающуюся дверь.

Сильви так и не надела туфли. Она неслышно ступала по ковру, завороженно глядя на кровать, как кошка на голубя. Я подумал, что еще ни разу не видел кошку в засаде. Может, в этот момент я невольно посмотрел на Сильви или Монтгомери что-то почувствовал, но он вдруг громко вдохнул, будто его поймали за руку, и обернулся на Сильви. Она пинком захлопнула дверь и подняла мой пистолет, целясь в наши объятия:

– Развлекаешься, Уильям?

На секунду я подумал, что она на его стороне, но Монтгомери явно напрягся.

– Не о такой субботней ночи я мечтал всю жизнь.

– Слышал, извращенец старый? – Сильви подошла ближе, целясь прямо в спину Монтгомери, но оставаясь вне досягаемости его длинных рук. – Будь душкой и отпусти его член.

Монти надавил на нож, и я испугался, что он начнет торговаться.

– Будь добр, – добавила Сильви, и, видимо, безумие в ее голосе заставило Монтгомери медленно поднять руки и отбросить оружие в дальний угол комнаты. – Умница, теперь поцелуй его на прощание и вставай.

– Ты шутишь, – сказал Монти.

– Слезай с него.

Он поднялся. В его голосе снова появилась прежняя обходительность.

– Это не настоящий револьвер.

Я встал, прижав руку к поцарапанному горлу, хотя в бесконечной боли последних часов рана была пустяковая.

– Боюсь, настоящий. Как и пули. Хочешь проверить? – Сильви говорила непринужденно, словно речь шла о погоде. Она не сводила с Монтгомери глаз. – Медленно достань из кармана мобильный и брось на кровать. Попробуй дернуться, и я выстрелю.

Она говорила точно по сценарию, но на Монти, видимо, подействовало. Он бросил телефон.

– Уильям, звони в полицию. – Я тупо посмотрел на нее, и она добавила: – Номер 110.

– Тебе не стоит вмешиваться, дорогуша, – быстро сказал Монтгомери.

– Не волнуйся. Мне кажется, Уильям не больше тебя хочет общаться с полицией, но пока они едут, ты уберешься отсюда. А им мы скажем, что кто-то вломился в комнату. Конечно, ты можешь остаться и рассказать им другую историю.

Монтгомери посмотрел на Сильви с уважением и немного растерянно. Я взял его телефон и набрал номер.

– Я понимаю, что ты хочешь защитить своего дружка, но он не такой святой, каким кажется, – сказал он, медленно опуская руки.

– Еще ниже, и я стреляю тебе в живот.

Мне ответили, и я продиктовал адрес отеля. Сильви держала Монтгомери на прицеле. Я хотел сказать по-немецки «вопрос жизни и смерти», но не знал слов.

– Schnell bitte.

Монтгомери улыбнулся:

– Ты же знаешь, что я легко могу его отобрать.

– Я знаю, что он снят с предохранителя, я знаю, что нажму на курок, и я не знаю, попаду или нет, но знаю, что наделаю много шума. Ты, придурок, и сам все отлично знаешь.

– Danke, – сказал я и сбросил. – Они едут.

– Я вел себя неправильно, признаю. У твоего дружка есть кое-что, что принадлежит мне. – Монтгомери улыбнулся, не опуская рук, демонстрируя свое дружелюбие. – Тридцать пять лет в полиции. – Он сделал маленький шаг вперед. – Я иногда веду себя как слон в посудной лавке. Забываю, что дела можно решать мирно. Для меня эта вещь очень важна. Из сентиментальных соображений.

– Он врет, Сильви.

Монтгомери мягко продолжил:

– Вам обоим светят большие деньги. – Он сделал еще шаг и повторил, словно гипнотизируя: – Большие деньги.

Сильви не отрывала глаз от Монтгомери, и я понял, что она не совсем протрезвела. Коп подошел еще ближе, и я приготовился перехватить у Сильви пистолет. Она положила палец на курок и улыбнулась:

– Ты действительно хочешь рискнуть?

Монтгомери отступил на шаг и чуть выше поднял руки:

– Уже попробовал.

Случайная машина за окном нарушила тишину. И без сирен этого оказалось достаточно. Монтгомери повернулся ко мне:

– Я не отступлю, Уилсон. На твоем месте я поступил бы как умный мальчик. Мы с тобой еще встретимся.

– Ты ему угрожаешь?

– Нет, дорогая, я даю ему слово. Пока твой приятель не вернет то, что принадлежит мне, он ходячий труп. Не знаю, когда и где, но я скорее сдохну, чем его отпущу.

– Все сказал? Теперь уматывай. – Сильви в своем репертуаре, Бонни Паркер и Патти Хёрст[27] в одном лице. – Я буду держать дверь на прицеле. Любой, кто войдет сюда без полицейской формы, получит пулю в живот.

Монтгомери колебался, переводя взгляд с меня на Сильви.

– Ты бы лучше отдал мне долг, Уилсон, иначе ты труп. – Он вдруг улыбнулся. – Кстати, твой агент говорил про парня с телевидения? – Я понял еще до того, как он добавил: – Извини, приятель. Ты провалил собеседование.

Монтгомери улыбнулся, но сквозившее в улыбке разочарование испортило весь эффект. Он закрыл за собой дверь, замок щелкнул тихо, в тон его голосу. Я сел на кровать, обхватив голову руками. Сильви стояла, расставив ноги, держа дверь на мушке, как героиня в финальной сцене боевика.

– Уильям, посмотри в окно и скажи, когда он выйдет на улицу, – спокойно сказала Сильви. Я спрятался за штору и выглянул на улицу. – Чего он хотел?

– Пригласить меня на телевидение.

– А я думала, у танцоров жизнь тяжелая. Я не вмешиваюсь в чужие дела, Уильям, но, по-моему, ты должен объясниться.

– Расскажу, когда доберемся к тебе.

– Хоть бы спасибо сказал, Уилсон. – Она вздохнула. – Ладно, потом.

«Потом» звучит отлично. Потом я придумаю что-нибудь вразумительное. Или уеду из Берлина. Или буду лежать на шелковых простынях в кровати из палисандра, и мама будет гладить мой лоб, вспоминая, каким чудным ребенком я был.

Светало. Через пару минут Монтгомери не спеша перешел улицу с видом человека, у которого хочется спросить дорогу. Приличный пенсионер, мучимый бессонницей, на ранней прогулке. Он поднял воротник куртки и оглянулся на гостиницу. Может, увидел меня или догадался, что я слежу за ним. Он наставил на меня палец и нажал невидимый курок, попав точно между глаз. Я отшатнулся, а когда выглянул снова, он исчез.

– Ушел.

Сильви выдохнула, потянулась и выпрямилась.

– По-моему, это твое. – Она усмехнулась и протянула мне пистолет. – Я подумала, тебе как-нибудь пригодится.

– Пригодился.

– Точно. Я думала, он поймет, что это фальшивка, но он чуть не обделался в свои допотопные штаны.

– Он настоящий, Сильви.

Ее лицо исказилось – нож у моего горла не произвел на нее такого впечатления.

– Он что?

– Трюк должен выглядеть настоящим. – Я спрятал револьвер в карман, радуясь, что она успела его вернуть. – Я предупреждал в самом начале, что всегда есть риск, но поверь мне, тебе ничто не грозило.

– Ублюдок.

Она бросила в меня растерзанной книжкой, но вполсилы, и я впервые за ночь увернулся от удара.

– Я думал, мы на одной стороне.

Я взял револьвер и открыл барабан. Он был пуст. Я вдруг осознал, насколько искусно Сильви умеет врать. Ее искусство спасло мне жизнь. Я обнял свою спасительницу и поцеловал в щеку, твердо решив никогда ей не доверять.