Наталия Матвеева - Минус всей моей жизни (СИ) Страница 4

Вот и еще одна краска семьи Зябликовых. Эдуард Петрович Зябликов – футбольный судья. Нет, папа Жени не ездил в длительные командировки по стране с огромной сумкой, забитой свежевыстиранными судейскими формами и мамиными ароматными пирожками и рассольником в баночке. Эдуард Петрович судил только местные матчи с участием команды города, прочно засевшей где-то в районе «после десятого места» чемпионата страны, но при этом, он был настолько строг и справедлив, настолько серьезно относился к своим обязанностям, что футболисты его даже побаивались. Лично Женьке всегда казалось, что высокий, метр девяносто полного роста, крепкий и широкоплечий папа с блестящей лысиной на голове, но великолепными пушистыми усами, а также не менее густыми, темными бровями и жесткими карими глазами уже родился со свистком в руке и очень мощным геном безумной любви к футболу, потому что в те редкие дни, когда он не занимался судейством на поле, он проводил часы в гостиной, внимательно прожигая свирепым, но ненасытно жадным взглядом это же самое поле на экране телевизора, зорко наблюдая за действиями белых или красных точек, расползавшихся, как дохлые мухи, в разные стороны. Помимо изощренных крепких словечек, которыми Эдуард Петрович мог от души полирнуть нерадивых судей и неторопливых игроков, отец Жени мог также похвастаться тем, что его гостиная – центр вселенского футбола – впитала в себя дух своего хозяина и своего самого постоянного посетителя из всех членов небольшого семейства: на стеллаже по левую сторону удачно устроилась целая коллекция футбольных мячей (напоминающая кривоватый парад планет нашей солнечной системы) с автографами… нет, не всемирно известных и самых талантливых футболистов мира, а никому не известных (кроме, конечно, самого папочки) судей из различных стран, которых странным, насмешливым, а может, лукавым ветром все ж таки задуло в их скромный городишко (не иначе, как лишь для того, чтобы они поставили на отцовском мяче свои чудные, размашистые загогулины). Эдуард Петрович очень гордился своим личным музеем и показывал свою коллекцию каждому, чья нога переступала порог их дома, будь то подруги Полины из школы, друзья Евгении или мамины знакомые. Помимо мячей, гостиную украшали пузатые кубки и блестящие медали за лучшее судейство, лучший матч, за звание рефери года и многое другое, развешенное по стенам, расставленное по стеклянным шкафчикам и разложенное по полкам. Так что Женя вполне могла гордиться собственным папой и только мечтать о том, чтобы и она когда-нибудь нашла в своей жизни работу по душе и по призванию.

- Эдик! – снова окликнула его мама. – Ты вообще слышал, что я сказала? Женя устроилась на работу! Может, ты наконец оставишь бедный ЦСКА в покое…

- Бедный ЦСКА??? – снова громыхнул возмущенный бас. – Даша, ты вообще в курсе, что у «бедного ЦСКА» хватит денег, чтобы купить все нефтяные вышки в нашей стране и пару островов в Атлантическом океане? Ты в курсе, что у «бедного ЦСКА» даже хватит денег, чтобы поставить всем игрокам металлические протезы вместо ног и навсегда задушить традицию падать на газон и хвататься за лодыжки при каждом нелепом случае??? Ну ты даешь, Даша, вот тебе раз… - покручинился он, а затем закончил философское возмущение новой, окончательно убившей его жену наповал, фразой:

- Женя устроилась на работу… Погоди-ка, а с предыдущей работы ее что, турнули?!? Вот же скоты! Выбросить на улицу такую девчонку! Не боись, Женька, мы, Зябликовы, на дороге подолгу не валяемся! Будет и на твоей улице праздник! А теперь тишина! Еще… м-м-м… двадцать одну минуту! – приказал папа и добавил звук на телевизоре.

Мама обреченно вздохнула, но улыбнулась и заговорщически подмигнула Жене:

- Твой отец в своем репертуаре… А потом будет ругаться, что обо всех новостях нашего дома узнает последним. Не волнуйся, Женечка, я ему позже обо всем расскажу, он за тебя порадуется, а теперь давай-ка, налетай!

И она поставила перед успевшей порядком изойти слюной Женей тарелку с ароматным кушаньем, от одного только вида которого хочется иметь безразмерный желудок, чтобы поглощать и поглощать его вечно, пока смерть не разлучит…

- Зябликова! – появился в кухне новый действующий персонаж, а именно: сосед из 77 квартиры, по совместительству друг детства, юношества и вообще всей сознательной жизни, по совместительству высокий любитель пособирать люстры головой, худой, но очень резвый и довольно складный парнишка в модных очках с подключением к интернету, зачастую любящий поболтать с браузером «по душам» и помахать перед глазами длинными руками с целью перелистывания картинок, отображающихся на одном из стекол очков, и за это прослывший пациентом желтого дома у местных бабулек, щелкающих семечки на одной-единственной, всеми любимой лавочке во дворе, дополняя свой образ сумасшедшего, по которому льет слезы местное отделение психиатрии, длинными, взлохмаченными волосами и косой челкой, падающей ему на один глаз, а также инопланетными рожами на тему «Звездных войн» Джорджа Лукаса, глядящих с его многочисленных просторных футболок, и, наконец, по совместительству еще и главный помощник в поедании харчей Дарьи Федоровны, звали которого Игорь Сторожев, вплывший в кухню походкой местного аборигена и преспокойненько плюхнувшийся на свободный дубовый стул, продолжая возмущенно вещать:

- Вот что за дурная привычка: долбить в нашу дверь ключами, а затем смываться к себе в квартиру?? – он чуть прищурился, глядя на Женьку яркими голубыми глазами из-под модных стекол очков, на одном из которых мелькал маленький экранчик, безуспешно пытающийся привлечь внимание хозяина какими-то прыгающими буквами. – Я что, по-твоему, всегда должен скакать к тебе по первому зову? – он вдруг посмотрел на тарелку, из которой Женя как ни в чем не бывало жевала потрясающую печеную утку и овощи-гриль, а затем резко поднял глаза на маму Жени, с улыбкой наблюдавшую за ним и дочкой, и совсем другим, веселым и до неприличия вежливым голосом воскликнул:

- О, здрасьте, теть Даш! Отлично выглядите! Эти тапочки так вам к лицу… В смысле… Я хотел сказать… - замялся Игорь, сообразив, что сморозил что-то неподобающее, но Женя прервала этот бессвязный поток неудавшихся извинений:

- Придурок! – со смехом прошипела она с набитым ртом. – Ради еды – душу дьяволу продашь, подхалим непутевый!

- Женя, перестань! – остановила ее мама и улыбнулась, посмотрев на Игоря:

- Игореша, кушать будешь? У меня и хлебушек свеженький ко всему прочему имеется…

Игорь радостно и довольно улыбнулся, будто ему на счастливую физиономию упала пачка стодолларовых купюр:

- Я с удовольствием, теть Даш, ваши блюда – это же пища Богов!

- А я думала, пища Богов – это виноград. – хмыкнула Женя. – Их же везде с ним малюют!

- Женька, ты – неуч. Несмотря на две… почти что две, - поправился Игорь, - вышки. И не отходи от темы! Чего ты стучишь и сбегаешь, будто барабашка? А если бы я был занят? А если бы меня не было дома? А если бы я был не один???

Женька захохотала.

- А с кем?? Не смеши меня, домосед! Ты, наверное, хотел сказать: «А если бы моя бабушка спала?», так, Игорек? Не переживай, дружок-пирожок, - пихнула его кулаком в плечо Женька, - твоя бабуля просто добавила бы этот поступок в черный список моих недостатков, я уже давно у нее включена в разряд особо опасных для ее нежного и чувствительного внука хулиганок. Ну а если бы ты не пришел… Что ж, - печально вздохнула Женя, - я бы поплакала, конечно, но через пару часов все же закрыла бы входную дверь.

Дарья Федоровна рассмеялась вместе с дочерью, а Игорь сурово погрозил Женьке пальцем:

- Насчет бабули – сама виновата! Нечего было в пять лет спички на нашем балконе жечь! – но он тут же смягчился, словно сливочное масло в духовке, увидев перед собой огромную тарелку с уткой и овощами, уже более весело и добродушно спросив:

- Так чего случилось-то? Говори, пока я все не съел, потому что бабушка не знает, что я… В общем, потому что когда тарелка опустеет, я уйду.

Женька фыркнула, прекрасно догадываясь о том, что Игорь хотел сказать, и зная тот факт, что из их квартиры его может сковырнуть разве что техногенная катастрофа. Подобная манера общения сложилась у них уже давным-давно, еще в далеком детстве, когда семья Сторожевых, состоящая из молодых инженеров местного Научно-исследовательского института, базирующегося на физике тяжелых металлов, их маленького сына Игоря и вышеупомянутой бабушки, Раисы Васильевны, пенсионерки со стажем, бывшего бухгалтера городского банка, переехала за соседнюю дверь лестничной площадки под бок к семье Зябликовых, после чего между двумя семьями завязалась крепкая и самая настоящая дружба. О бабушке Игоря необходимо ввернуть пару фраз отдельно: это была шустрая и деловая старушка с цепкими глазами – маленькими сапфириками, затянутыми в тугой пучок, еще на редкость густыми волосами и вечно накрученной на бигуди седой челкой, которая своим крепким и решительным, воинственным нравом держала в кулаке всю семью, правда, иногда разжимая кулак, чтобы ее домочадцы могли расслышать вынесенный ею очередной бытовой приговор. Раиса Васильевна любила громко и напористо высказывать свое мнение, которое всегда было единственно правильным, как ей казалось, и держала дочь, зятя и внука под строжайшим контролем, как полицейский, отслеживая все их перемещения, занятия и круг общения, поэтому-то и обронил Игорек случайное «бабушка не знает, что я…». «Ушел», - можно было бы так закончить наполненную опаской фразу друга, но Женя, зная нрав и характер его бабушки, не винила его в проявлении подобного чувства.