Исабель Альенде - Два слова Страница 4

Героиня последнего романа писательницы, Эва Луна, рассказывает на страницах книги историю своей жизни. Это череда почти фантастических событий я приключений. Альенде использует сюжетную схему классического испанского плутовского романа: в семь лет оставшись круглой сиротой, Эва начинает самостоятельную борьбу за существование, в поисках сносных условий она меняет хозяев, переходит из дома в дом и таким образом впрямую сталкивается с тяжелой, враждебной к людям ее класса действительностью.

Альенде, как и авторы плутовских романов, стремится к созданию обобщенного портрета эпохи Но ее отношение к реальности весьма своеобразно. Персонажи «Эвы Луны» подобраны, как правило, по признаку их исключительности, порой даже неправдоподобности. Так, первый хозяин Эвы — французский профессор — всю жизнь отдал усовершенствованию бальзама, способного предохранить тела умерших от тления. Его «пациенты» могут навечно стать памятниками самим себе, могут украшать парки и аллеи. Другая хозяйка героини изобрела Универсальный Материал, и ее дом, наполненный вылепленными из него предметами, стал похож на сказочную страну.

Сама Эва Луна от бога наделена чудесным даром — умением рассказывать истории. И то, что повествование ведется от ее имени, — не условный прием. Именно воображение героини становится зеркалом, в котором не столько отражается, сколько преображается реальность, обретая облик «реальности чудесной». Не случайно эпиграфом к роману взяты строки из «Тысячи и одной ночи». Эва Луна — новая Шахерезада, ее призвание — дарить людям свои сказки и волшебными вымыслами вырывать их из рутины повседневности, учить мечтать. И придумывание историй в конце концов превращается в профессию Эвы, она начинает писать сценарии для телероманов. И первый же ее телероман — история собственной жизни.

Но есть в «Эве Луне» еще одна тема, очень важная для творческой и жизненной позиции Исабель Альенде. (Не случайно в романе так подробно описана судьба Мими. Это мужчина, почувствовавший в себе женщину. Он сделал все, чтобы изменить свой пол, и в результате стал знаменитой актрисой.)

— ...написать эту книгу значило для меня примириться наконец с тем, что я — женщина. Я всегда хотела быть мужчиной, ведь это гораздо легче. Но теперь не чувствую такой потребности, наверняка потому, что мне удалось совершить то, что делают они. Лишь после сорока лет я научилась ценить то хорошее, чем владеет только женщина, и теперь думаю, что не имеет смысла меняться местом с мужчинами, несмотря на все их огромные преимущества. У женщин богатый мир чувств, у мужчин они ампутируются в младенчестве, — есть материнство, мы воспринимаем жизнь чувствами, а не только разумом; у нас сильнее развиты интуиция и воображение. Думаю, мы, женщины, можем сделать жизнь красочнее...

Меня воспитывали так, чтобы я была лишь женщиной, и именно это мне сегодня мешает. Девочек моего поколения готовили на второстепенные жизненные роли, учили быть помощницами мужчин: медсестрой при враче, секретаршей при шефе, ассистенткой при профессоре, спутницей мужа... У нас отняли всякую возможность реализовать собственные способности: нам было суждено стать супругами и матерями, в крайнем случае выполнять какую-нибудь несложную работу, но выделиться из ряда — никогда.

И только прожив сорок лет и испытав множество горестей, я узнала, что и мои слова кому-то интересны. Мне всегда казалось, что это невозможно, и не оттого, что я — женщина, а оттого, что с детства мне это внушали.

Сейчас меня часто спрашивают, имеет ли литература пол? Когда женщина-хирург оперирует, никто не скажет, что это — женская хирургия, когда в зале суда появляется женщина-адвокат, также никто не скажет, что она занимается женской юриспруденцией... Но вот речь заходит о женской литературе, и это — как сегрегация. Знаете почему? Потому что писательница, работая с идеями, залезает в чужие владения, в земли, принадлежащие мужчинам. В женщине признают и восхваляют ее восприимчивость, эмоциональность, чувства — лишь бы она оставалась на должном расстоянии от сферы интеллекта и логики. Политика, история, экономика, война... Пусть эти темы жизненно важны для нее, выстраданы — на них лежит запрет.

Вопрос: Значит, вы не согласны с критиками, которые в разговоре о вашем творчестве употребляют термин «магический феминизм»?

Ответ: Это красивое выражение, и ничего плохого не нахожу в том, что критики и литературоведы занимаются классификацией, это их работа. Мне не нравится, когда окончательные определения получает все мое творчество: я стремилась к тому, чтобы каждый из моих романов замыкался на самом себе.

Вокруг творчества Исабель Альенде сегодня ведутся горячие споры. Ведь миллионные тиражи, немедленные переводы, читательский ажиотаж не всегда свидетельствуют о высоком художественном уровне того или иного произведения. Все эти внешние атрибуты порой лишь отражают закономерности или парадоксы определенной литературной ситуации, не более. У чилийской писательницы есть четкая и осознанная творческая программа: суметь донести свое слово до самой широкой аудитории. Массовый читатель для нее — не абстрактное понятие, не безликая толпа, она пишет не для Человечества, а для каждого отдельного человека, ищет контакта, живой связи с людьми, хочет «тронуть их сердца».

— Литература — акт солидарности, желание сблизиться с другими и разделить с ними и мучительный крик, и радостную песнь. Честный писатель несет в руке лампу — чтобы осветить темные закоулки. Только это: совсем немного осветить. Он не Бог, он не может изменить мир, но у него есть надежда, что, показывая реальность, он помогает разгадать и понять ее, сеет сомнение в сознании некоторых читателей. И это уже что-то, это уже вклад во всеобщую борьбу.

...писать, чтобы события не растаяли в тумане, чтобы память не была унесена ветром. Писать, чтобы запечатлеть происходящее и всему дать имя. Писать о том, что не должно быть забыто.

Но почему все-таки я пишу романы? Наверное, главная причина в том, что я — из Латинской Америки, континента безумцев, ясновидящих, земли природных и политических катаклизмов. Земли столь обширной и непонятной, столь прекрасной и жестокой, что только роман может посягнуть на всю ее восхитительную сложность.

Роман — окно, распахнутое в бесконечное и неизвестное. В нем можно двигаться совершенно свободно, путешествовать во времени, совершать причудливые прыжки и с головой погружаться в самое что ни на есть обманчивое, мерзкое, невероятное или прекрасное...

Там можно в хаосе увидеть стройность, подобрать ключи к лабиринту истории, отправиться в прошлое, чтобы попытаться понять настоящее и помечтать о будущем. Роман — это воспоминания, эссе, репортаж, романтика, вымысел, легенда, магия, поэзия и все, что помогает расшифровать загадки нашего мира, выразить нашу коллективную сущность.

Для писателя, если его творчество вскормлено реальностью, родиться на этом сказочном континенте — привилегия.

В Европе и Соединенных Штатах литературные критики с удивлением спрашивают, откуда у латиноамериканских писателей бьющая через край фантазия, как рождаются эти потрясающие вымыслы: девушки, возносящиеся в небо на простынях, императоры, строящие города из цемента пополам с бычьей кровью, авантюристы, что умирают от голода в сельве с мешком алмазов за спиной, тираны былых времен, способные исполосовать бичами свою обнаженную мать перед строем солдат, тираны сегодняшние, способные пытать детей на глазах у родителей. Ураганы и землетрясения, революции, совершенные с помощью мачете, пуль, стихов и поцелуев. Сводящая с ума природа.

Очень трудно объяснить благоразумным исследователям, что это — не плод нашего больного воображения. Это наша история, это можно прочесть на страницах сегодняшних газет, услышать на улицах, а порой мы чувствуем это собственной кожей. Грандиозные контрасты и безудержное насилие — два поразительных мотива для литературы. Правда, каждый из нас, граждан этой действительности, знает, что жизнь его всегда висит на волоске.

Нельзя не сказать, что в художественной позиции Исабель Альенде много противоречивого и уязвимого. Она сделала смелый и рискованный шаг. решив захватить «ничейные» территории, разделяющие массовую беллетристику и серьезную литературу. У первой взять ее доступность, доходчивость, прицельность и эффективность воздействия на читателя; больше того, использовать ее язык, выработанный ею код общения с аудиторией. У второй — высокую нравственность и чистоту идеалов. Несомненно, удержать равновесие на зыбкой, подвижной границе двух противоположных друг другу культурных систем — задача трудная.