Леонид Сергеев - До встречи на небесах Страница 4

Где, в какой стране были не элитные, а общедоступные аэроклубы, яхтклубы, авто- и мотоклубы?! И самые массовые — клубы туристов? В этих последних любой мог взять напрокат байдарку, палатку, снаряжение; ну и конечно сколотить компанию единомышленников, иногда через объявления: «Двое молодых людей ищут попутчиков на конный маршрут по Башкирии. Условие: покладистый характер и чувство юмора». Или: «Веселые симпатичные девушки присоединятся к группе, идущей по Кавказу. Умеем готовить, рисовать, петь…».

От вокзалов отходили целые туристические «поезда здоровья», и в каждой области имелись турбазы, где опять-таки основным был тот товарищеский дух, который мы ощущали в пионерстве. И все это было настолько естественным, привычным, что мы, дуралеи, не ценили, и только теперь поняли, что потеряли. Да, только теперь.

Можно вспомнить много прекрасного в нашей молодости, но пожалуй самым прекрасным были романтические знакомства. Давно известно, красивых женщин в нашем Отечестве хоть пруд пруди — в чем в чем, а здесь мы всегда держали первенство в мире, и если ты молод, попробуй устоять от этого ежедневного парада! В наше время уже отбросили всякие условности — знакомились не только на выставках и в театрах, но и на улицах, в метро… От случайных встреч, мимолетных влюбленностей голова шла кругом, они остались в памяти как светлые, цветущие деньки — «лазоревые», как говорит художник Дмитрюк.

Уже не вспомнить всех, в кого влюблялись по уши, остались только многообещающие взгляды, смутные улыбки, сбивчивые слова. В те годы весь воздух был пропитан флиртом, и мы неутомимо крутили романы. Знакомились легко, благо не было никаких расслоений в обществе и еще ценились твои личные качества, а не то, что ты имеешь; одежда, деньги не имели существенного значения, и нашим подружкам было достаточно просто гулять по улицам, смотреть фильмы, пить кофе в какой-нибудь забегаловке. Это теперь девицам подавай ресторан, «мерседес», теперь они отворачиваются от всяких безденежных, неудачников, а на литераторов смотрят, как на чокнутых. Так что, в отношении романтических приключений нам невероятно повезло.

Понятно, мы не только гуляли по улицам и пили не только кофе — случалось, кутили с подружками по два-три дня. Некоторые пуритане видели в нас отпетых «прожигателей жизни», но в сравнении с теперешней, в массе своей циничной и развращенной молодежью, мы выглядели всего лишь любителями приключений. Как ни крути, а все-таки есть грань между влюбленностью и распущенностью, любвеобилием и развратом. Есть, и немалая. Уж не говоря о том, что чрезмерная свобода отношений меркнет перед романтической целомудренной любовью.

Теперь ведь молодежная массовая культура сводится к дискотекам с диким психозом, наркоте и «видакам», где сплошной секс и насилие. Всякие шоу и клипы преподносятся, как новое искусство, но подобная массовая культура никогда не станет искусством, ведь она рассчитана на низкопробный вкус и ее девизом являются слова: «товар — рынок». Дельцы на телевидении и в издательствах так и говорят: «Мы раскручиваем то, что нужно рынку, что можно продать и не быть внакладе».

Сейчас молодые люди обезъяничают — хотят стать западниками, и ради этого готовы поменять родной язык на английский (не понимают, балбесы, что ценность нации и каждого в отдельности — в своеобразности, неповторимости); они виляют хвостом, лакействуют перед иностранцами, начисто забыв, что такое гордость и честь (Америка им представляется раем, откуда льется золотой дождь в виде рока, джинсов, кадиллаков). В своей среде молодежь обходится минимумом слов — чего перегружать голову! — «полный отстой, крутой прикид, прикольно, тухло, будь отвязанным, продвинутым!» — и это жаргон студентов, а рабочие парни и девчонки изъясняются только матом; у них мат — бравада, некое проявление свободы, они лепят его в каждой фразе, лепят, никого не стесняясь.

А мы в их возрасте стеснялись крепких ругательств. Теперь-то, в старости, ясно, не обходимся без грубого русского сленга, но во-первых, переживите с наше, а во-вторых, попробуй не материться, когда на твоих глазах преступная власть разваливает и нагло разворовывает страну; в-третьих, литераторам надоедает борьба со словами за столом; для нас мат — емкое выражение нескольких понятий, да и вворачиваем его только к месту. Но, признаюсь, теперь, от повсеместного употребления, мат уже надоел (всякие Ю. Алешковские, Вик. Ерофеевы, Сорокины используют его даже как литературный прием, который, естественно, вызывает протест). Теперь, наоборот, тянет к чистому русскому языку, к языку наших великих классиков (не случайно же, классика, в переводе с греческого — «совершенство»).

Как известно, книги развивают способности (особенно воображение), а телевидение его убивает; «ящик» навязывает свое, не надо мыслить, получай готовые рецепты. Сейчас телевидение — самое большое зло в стране, мощное оружие одурачивания людей. С экранов телевизоров идет ежедневная, проплаченная сионистами, обработка населения — попросту неприкрытое издевательство над честностью, благородством, душевной чистотой. По «ящику» молодежи вдалбливают всякую чертовню: «Оттянись со вкусом! Бери от жизни все! Лучше жевать, чем говорить!». Вот они и жуют, садятся на иглу, без лишних слов заваливаются в койку; главное для них — «круто оторваться, расколбаситься, не стать кислотным». А мы — не то что устраивали праздник, но все-таки обыгрывали ситуацию, и не обходились без разговоров об искусстве. Не обходились, честное слово, не обходились.

В конце концов мы все переженились (одни раньше, другие позже), заимели детей. Но, как известно, любовные отношения и супружество совершенно разные вещи. Для семьи, кроме более-менее одинакового уровня развития и общих взглядов на основные вещи, нужны покладистость, уступчивость, терпимость, а мы и не знали, что это такое. К тому же, буквально через год-два стало ясно, что мы женились не на лучших представительницах слабого пола. Мы ведь рассуждали как? Женщины без недостатков прекрасны, но с ними скучно. Вот и выбрали стервочек да истеричек. И начались нервотрепки, стычки, перешедшие в войну с оскорблениями. Да-да, в настоящую войну. Короче, спустя несколько лет мы все, как один, вдрызг разругались с женами и развелись. Большинство моих друзей в одиночестве пробыли недолго и снова ринулись искать счастья в браке, дуралеи. Но трое, самых стойких и свободолюбивых, еще долгое время оставались неженатыми. Я тоже примыкал к этой золотой компании.

Показательно вот что — при разводе мы все оставили женам квартиры, сами же скитались по знакомым, пока не приобрели новое жилье. А что творится сейчас? Делят не только квартиры, но и вилки, ложки — чуть ли не распиливают диваны. Умора!

Наши семейные раздоры и последующие десять лет пришлись на период, который называют «застойным». Действительно, у власти стояли далеко не интеллектуалы, за них, обрюзгших квадратных уродов с протокольными рожами и канцелярским языком, мы постоянно испытывали стыд перед европейцами. (Когда они выступали, уткнувшись в написанное помощниками, вспоминался Петр Первый, который запретил говорить по бумажке «чтобы дурь каждого была видна»). Чиновничество доходило до маразма, просто тошнило от стадного «единогласия» и всяких торжеств, орденов и премий, которые сыпались как звездопад. Немало людей еле сводили концы с концами, но все же — и это особенно важно — не было никаких беспризорников, бомжей и нищих, которые теперь заполонили улицы городов. Не было, хоть убейте, не было!

Насчет того, что в искусстве многих зажимали, надо признать — в основном зажимали откровенных антисоветчиков с их злобными произведениями и блатную романтику бардов, которые хрипели под Армстронга, ну и группу художников неформалов, с их, в сущности, разрушительной живописью (теперь, во времена «свободы», ясно какое искусство они хотели иметь), а большинство, если и чувствовали зажимы, то как правило в мелочах; некоторые, вполне честные мастера, и вовсе их не чувствовали. Ну не случайно же было создано столько выдающихся произведений?! (Где они сейчас? Где то, что лежало в столе? Ничего не появилось!).

Многие настоящие таланты (не дутые, не конъюктурщики и не обязательно партийные) в те времена вообще жили припеваючи — выпускали все, что хотели и получали по заслугам — всем известны роскошные дачные поселки художников, писателей, композиторов, актеров. Некоторые поэты (Евтушенко, Вознесенский, Окуджава, Ахмадулина) выступали в самых престижных залах и на стадионах; вечера поэзии собирали толпы — люди протискивались сквозь кордоны милиции (эти трудности только подогревали толпу). Те же поэты катались и по заграницам (поговаривают, они сотрудничали с КГБ, на что есть некоторые основания), и тогда всячески свидетельствовали свою лояльность власти.

— Я не могу жить без коммунизма, — и такие вещи говорил Вознесенский (со слов художника Б. Жутовского).