Тимур Зульфикаров - Земные и небесные странствия поэта Страница 4

Сон? дева? что ли?..

…Да земляника на льняной рубахе да земляника гранатовая да земляника рубиновая да земляника живая живая живая да малина лесная насыпана набросана во льняном подоле!..

…Сон что ли, дево?..

Да не сон, жено…

Да не сон матерь дальная моя Анастасия-Русь… Да горчит томит точит лоно…

Да кто накидал наронял земляники да лесной дикой малины во сонный во девий подол мой?..

Блажен!.. Муж мой!..

Да уходит Анастасия матерь дальная моя в днепровское дальное дальное тысячелетнее родное родимое чудовое поле поле поле поле…

…Матерь! да погоди да постой да помедли в поле чудящем чудовом вольном!..

Матерь погоди!..

Но она уходит…

Но кричат со степовой истомой хрипцом заревые перепела жиряки перепелки…

И она уходит смеркается разбредается в сизом поле.

И плод млад завязь замес зерно початок густ уносит.

…О Господи! да от кого во сне я понесла? от князя? от коня? от Днепра? от Будды? от Мухаммада? от Христа?..

От кого Анастасия Русь Дево Жено понесла взяла испила зачала?..

О Господи да что там?.. кто там?.. Все равно!..

Люблю я князя и коня и Днипро и Будду и Мухаммада и Христа!

Но!

Господи! сохрани обереги мое дитя!

Да!..

О Господи приходит срок и падает блажен косарь как трава его покошенная… да…

…Матерь мама маа мати из каких ты дней пришла?..

…И мы стоим у ледового снежного алычового речного жемчужного перламутрового первого вешнего куста…

И скоро скоро матерь я последний твой Тимофей Тимур сын сыне поэт пророк сойду в волны Кафирнихана навек!.. Матерь!.. Навека!..

И я устал устал устал бояться смерти бояться жизни и ухожу в реку навека и ухожу заживо в волны дремучие в волны родимые в волны таджикские материнские…

И поэт убоялся стать пророком и пойти вместе с народом гибнущим своим и вот он уходит до срока своего матерь моя Анастасия-Воскресенье-Русь моя моя моя…

И мы стоим у алычового ледового куста.

И куст алычовый не пахнет.

И матерь Анастасия глядит на меня чрез куст улыбчивая вся в цветах лепестках кудрях завитках непахнущих.

…Но тут! но тут алычовый куст рыдает… рыдает что ли? да что мы матерь?..

Да куст волнуется да куст алычи ледовый азиатский в куст русского ясмина розового хрупкого ломкого преображается…

…О Господи! не рыдай матерь! не рыдай куст!..

Да только куст жасмина русского осеннего предо мной источает русские родимые дальные полевые забытые новгородские переславльские владимирские суздальские дурманы сладкие ароматы!..

Ай ли!.. Ай ли!..

Матерь! да куст жасмина предо мной является да истекает в полурусское лицо мое святыми русскими ароматами…

Ай матерь!.. Ай Русь!.. Ай куст ясмина сладкий хрупкий ломкий духовитый лакомый!..

…Господь! Куст ясмина насылаешь?..

Куст ясмина матерь напоследок насылаешь искушаешь?..

Да не рыдай куст… Да не рыдай матерь…

…Сыне я рыдаю о первом моем и последнем…

Сыне я рыдаю о первом моем Рогволде-Язычнике яром рыжем как финн как варяг в золотых кудрях змеях кольцах власах…

Сыне я рыдаю о последнем моем о тебе о Тимофее-Тимуре поэте спустя тысячу лет рыдаю о тебе и слезы млады мои…

И последние мои материнские слезы млады и жгучи как первые слезы мои…

И слезы мои ядят очи и щеки мои! Оле! Господи!..

…И вот я стою у куста этого алычового у куста этого ясминового.

И вот я Анастасия-Воскресенье-Русь и вот я матерь плачу о первом сыне моем яром вольном пригульном полевом Рогволде-Язычнике рыжем бастрюке…

…И вот гляди — матерь русская жена вдова будет веками рыдать над первым и последним сыном своим убиенным… Аминь!..

…И вот Рогволд-Язычник первый сын мой стоит у костра на киевском холме и горят в костре полтавских молодых мясных мускулистых могутных дремотных тугих дубов кумиры боги деревянные Перун и Велес и Хорс и Дажбог и Стрибог.

И горят языческие кумиры полевые лесные небесные кумиры Руси боги в костре терпких долгих томительных дубов…

И стоит подле костра князь Владимир ветх и держит в дрожащих руках Евангелие…

И стоят окрест него темные руссы его и глядят со слезами как горят быстрее дубовых дубравных каменных сырых дров деревянные кумиры их.

И стоит ворожит чудит окрест Святого Владимира ночная лесная да полевая неоглядная ночная слепая Русь его с ведунами кудесниками волхвами ворожеями знахарями ее…

Но!

Но горит Христов Первокостер!

Но горит первокостер из языческих богов из дубовых дров…

О Господь! Иль не жесток?..

…Ай Русь!.. И за деревянными богами пойдут живые человеки в огнь огонь…

Ай Русь!.. Ай Иисус…

Ай что костер колодезь огненный твой глубок жесток?..

И стоит в ночи костер.

И стоит в Руси костер.

И стоит в Руси костер Иисус Огонь…

И стоит князь Владимир ветх и держит в руках дряхлых Евангелие и плачут на холмах киевских по горящим языческим богам своим руссы дружины тихие покорные отборные его…

Тогда князь Креститель Владимир Святой говорит:

— Не плачьте по деревянным богам кумирам вашим.

Глядите — они горят в костре прежде дубовых дров ветвей стволов…

Русь Нощь языческая озарись святым всевечным иисусовым костром!.. Иди! — и князь опускает отпускает тихо Евангелие в огнь огонь.

И Книга не горит.

И тело пергамент книги не горит.

И долго лежит стоит в костре горящих кумиров богов и дубовых густых дров.

И не горит!

О!..

Тогда дивясь страшась мирясь крестятся язычники руссы.

Тогда Рогволд выходит к костру из тьмы поля где был зачат.

Тогда Рогволд-Язычник в золотых варяжских вольных пригульных гулевых кудрях змеях волнах травах выходит к костру где крестятся руссы первые…

Тогда Рогволд-Язычник млад яр выходит из ночи из Руси к костру Христа, где Книга не горит…

Тогда Рогволд говорит:

— Князь. Ты ветх. Ты предал Русь. Ты предал нощь языческих колодезных хранителей богов. Ты предал свой народ…

Тогда князь речет старческими гробовыми отрешенными устами:

— В огонь его. В огнь. Пусть уходит с богами кумирами его…

…И руссы уж христиане покорно бросаются к Рогволду, но он отстраняет их хмельной привольною рукой.

И сам высок улыбчив входит вступает в костер своих богов.

…О Господь! Блажен умирающий вместе с богами кумирами своими…

И Рогволд-Язычник стоит в костре.

И князь глядит.

И руссы глядят.

И глядит нощь в костер.

И глядит Русь в костер. И!..

И двое не горят в костре — Книга и Рогволд!..

И двух не берет костер…

И страх ужас яд берет князя и ропот дружину новокрещенную его.

…И тут от тьмы поля приднепровского выходит является Анастасия матерь млада.

И она в яром огненном сарафане яриннике кумачнике как сын ея в огне, костре.

И у нее спелая русая русская коса благодатная тяжкая блаженная коса жены.

И она зовет певуче простирая расстилая белы лебединые пуховые длани матери:

— Сыне!.. Рогволд!.. Первончик первец агнец слезный мой! И у всякого первенец родится — во лбу светлый месяц, за ушами ясны звезды!.. Сыне мой… Я с тобой… В костер… И нас не возьмет огонь…

И она идет в костер…

Тогда Рогволд теряется мается страждет гибнет он кричит верещит молит из огня:

— Матерь матерь мама мати маа… Нет!.. нет!.. нет!..

И тогда тогда тогда…

И тогда берутся вянут секутся в огне сворачиваются свиваются съядаются первые золотые златые кудри его.

И тогда горят золотые кудри его как огонь в огне…

И сразу пахнет жженым волосом…

И горит сразу голова и тело его…

— Матерь не надо… не ходите… не надо в костер… глядите матерь… горит голова да тело мое… матерь не ходите в костер мой…

…И у всякого первенец родится — во лбу светлый месяц, за ушами — ясны звезды…

Матерь маа…

И горит светлый месяц и ясны звезды мои матерь…

И содвинулась Большая Медведица — ночи ярая палящая Жена, а утру а дню бледная Вдова…

И горит Христов Костер среди Руси!..

Ой Господь! Горит!..

И тысячу лет будет гореть.

И будут гореть языческие боги кумиры Руси и дубовые каменные дрова и Рогволд Святой Язычник в них!..

И только Книга Книга Книг не горит…

…Но гляди! — пройдет тысячелетье по Руси! — и Книга Книга Книга Книг задымится возьмется зачадит задымит!..