Оксана Робски - Устрицы под дождем Страница 4

– А что за модель-то?

– Да откуда я знаю? Там вокруг него столько их вьется, все хотят на телевидение попасть, кто актрисой, кто уборщицей. Ну, ладно, я побежала. Хорошо? Просто проведать тебя хотелось. И за Петю спасибо сказать.

– Да ладно. Ты заходи.

Ирина снова убрала волосы под кепку, низко надвинула козырек, подмигнула подруге.

– Пока.

– Пока.

Ангелина Петровна набрала номер телефона. Снова прикурила сигарету.

– Сережа? Тебе про нашу новую пациентку сказали? Заключения читал? Да, восемь лет держали. Читать-писать умеет, социально адаптирована… Сереж, ты знаешь, откуда она к нам поступила? Ну, то-то. Ей звездой предстоит стать. Интервью раздавать и автографы. Скажу тебе по секрету, по ее жизни уже сценарий пишется. И книга… Ну, на первом этапе ты, а потом посмотрим… Все. Все, я сказала. Сам смотри – хочешь маму, хочешь надзорную, все под твою ответственность. Все.

7

Она бродила по городу, и город был слишком огромен для нее. Улицы слишком длинные, дома высокие, людей было слишком много, а свобода казалась огромной красивой картиной, которую невозможно повесить, потому что она не умещается в дверь.

Оля рассматривала пончики в витрине, когда в кармане ее розового спортивного костюма зазвонил телефон.

Она держала его в руках, он вспыхивал яркими картинками и шевелился.

Приятно было осознавать, что отвечать она не обязана. Свобода – это когда ты не обязан отвечать. В том числе.

Телефон настойчиво звонил.

Дедушка всегда отвечал. У него было несколько телефонов, и все они почти постоянно звонили. Только не ночью.

– Алло, – сказала Оля.

– Девушка! – обрадованно произнес в трубку женский голос. – Это наш телефон! Мой муж его потерял! Можно нам его забрать?

– Можно, – ответила Оля, испугавшись, что кто-то может подумать, будто она его украла.

Телефон пикнул.

– А где вы находитесь? Я бы могла подъехать?

Телефон пикнул снова.

– Я? Не знаю. – Оля оглянулась. – Магазины «Чай. Кофе».

– Чай, кофе? Где это? В центре? Телефон пикнул в последний раз и отключился.

Оля убрала его обратно в карман. Обошла магазин со всех сторон, нашла вывеску: «Мясницкая, 19». Запомнила.

Теперь она уже не просто так гуляла по городу. Она запоминала названия улиц и то, что на каждой улице было главным.

Главными в основном были магазины.

Оля зашла в один из них.

– Вам чем-нибудь помочь? – продавщица вышла ей навстречу.

«Чаще злая».

Оля стояла у входа, разглядывая вешалки с одеждой.

– Мы получили замечательные спортивные костюмчики. От Маши Цыгаль. Интересно?

– Интересно, – кивнула Оля. От всей души.

Продавщица принесла три вешалки с разноцветными куртками, брюками и майками.

«Дедушке бы понравилось», – подумала Оля. Он никогда не покупал ей платья.

– А платье у вас есть?

– Есть.

Продавщица отправила ее мерить платье в примерочную. Голубое платье, потому что голубой подходит под цвет ее глаз. Она сказала.

Оля вышла из кабинки на цыпочках и подошла к зеркалу.

Продавщица оказалась феей, которой достаточно взмахнуть палочкой.

Оля стояла перед зеркалом и улыбалась.

Чего босиком-то? Туфли дать?

Оля улыбалась.

– Очень красиво. Нравится? – настаивала продавщица.

Продавщицы как будто не было.

– Берете вы его или что? Вот улыбается стоит. Девушка! Вы меня слышите? Вы платье берете или как?

Оля смотрела на себя в зеркало. В огромном, в полный рост зеркале отражалась юная светловолосая девушка. Очень милая. С голубыми глазами и в тон к ним в необыкновенном, тонком, волшебном платье.

– Девушка, с вами все нормально? Она же не моргает даже, вот денек-то! Эй! Эй, вы меня слышите? Я сейчас охрану позову!

Продавщица подошла к дверям, около которых, скучая, рассматривал посетительниц рыжий, весь в веснушках, охранник.

– Там девушка улыбается! Пойди разберись, а то я не знаю, что делать!

– Чего делает? – удивился охранник.

– Улыбается! Да пойдем же, вон она!

Человек в рабочей форме протянул к Оле руку.

– У вас все нормально? – спросил он.

– Вы хотите, чтобы я ушла? – Оля отступила на шаг назад от человека в форме.

– Платье будете брать или нет? – громко спросила продавщица.

У меня нет денег, – ответила Оля, в полной уверенности, что эта фраза все прощает.

– А что же мерить-то?! – возмутилась продавщица. – Снимайте платье, приходите, когда деньги будут.

– Хорошо, – согласилась Оля. Адрес она запомнила.

Дедушка всегда говорил, что у нее красивая улыбка.

Однажды его не было особенно долго. Совсем долго. Она уже думала, что он никогда не придет. Она лежала на кровати и не открывала глаза. Она так давно ничего не ела, что глаза не открывались, а ноги не двигались. Она думала: почему все это происходит именно с ней? И почему она не может все делать хорошо? Так хорошо, чтобы Дедушка приезжал к ней. И привозил еду.

Когда он наконец-то приехал, она очень обрадовалась. Она хотела встать к нему, но не могла. По ее щекам потекли слезы, и она точно знала, что это слезы радости.

Дедушка тогда очень кричал. И ругался. Он принес в комнату помойный ящик и высыпал туда все нарядные, вкусно пахнущие пакеты. Выбросил еду, которую он привез ей. Чтобы она перестала плакать. И она улыбнулась. Он сказал, что у нее очень красивая улыбка.

Они вместе доставали еду из мусора.

8

Актриса познакомила Марусю с писательницей. У писательницы произошел психический сдвиг на фоне фруктов. Она считала, что все люди делятся на овощи и фрукты. И только фрукты могут быть звездами. А ее известность пришла к ней случайно. Потому что она – овощ. Она аргументировала это тем, что даже в детстве на ящичке в детском саду у нее была нарисована капуста.

– А в процессе жизни овощ не может трансформироваться во фрукт? – поинтересовалась Маруся.

– Это значит, что он живет не своей, а чужой жизнью, – печально улыбнулась писательница.

– Так, может, вам стоит бросить писать? – предложила Маруся.

– Я и бросила. Здесь.

– И, получается, сразу зажили своей жизнью? – уточнила Маруся, подкрашивая губы. Нянечка подарила ей свою помаду.

– Не сразу, конечно. Но в итоге – да.

– А может, воспитательницы в детском саду просто ящички перепутали? – не могла угомониться Маруся, пытаясь вспомнить, что же было нарисовано на ее собственном ящичке.

– У вас блеск клубничный, – грустно кивнула писательница на Марусины губы.

– Ага. Красиво?

– Клубничный. Понимаете? А я ненавидела блески с фруктовыми запахами. И кремы.

Маруся с удовольствием отметила, что ее любимые кремы пахнут малиной или ежевикой.

– Да… – вздохнула Маруся сочувственно.

«Я отсюда выберусь, – решила она, – раз уж психи говорят, что я – особенная, значит, так оно и есть. Мне бы мобильный. Хотя если это папа меня упрятал сюда, то смысл звонить? Дура, какая же дура моя мать. Жалкая, подлая, ничтожная. Что она видела в жизни? Работа с девяти до шести, а потом супчик муженьку и доченьке? Которой на нее наплевать. Потому что она ничего не понимает».

Однажды, классе в шестом, ей объявили бойкот. Весь класс. Мать услышала ночью, как она плачет. Пришла к ней. Села на ее кровать. Маруся обняла ее и все-все рассказала. Как это страшно и как унизительно. Весь класс поехал на соревнования, а ее не взяли. «Как мне жить, мама?» – спросила Маруся. И ей так нужен был ее ответ! Который все бы расставил на свои места. И вернул покой в душе. И исчез бы страх завтрашнего утра. Утра, когда снова надо идти в школу.

– Надо учиться, дочка, – сказала мать. И Маруся не поверила своим ушам.

Когда весь мир отвернулся от тебя? Надо учиться, дочка. Когда предала лучшая подруга? Надо учиться, дочка.

Когда не хочется жить?

Надо учиться, дочка.

Интересно, чем она понравилась папе в свое время?

Марусиной соседкой слева была молодая девушка в платочке. Она никогда не снимала платок, и она никогда ничего не говорила. И никого не слушала. Она или лежала на кровати, или сидела в холле.

Никто не знал, умеет ли она говорить вообще. Все считали, что она живет здесь всегда.

– Тебя как зовут? – решила проверить Маруся.

Девушка в платочке смотрела в пол и молчала.

– Эй, Нинка! – закричала Маруся.

– Оставь ее, – попросила актриса.

– Катерина! – закричала Маруся еще громче.

– Даздраперма! Изольда! Ангелина!

– Ее зовут Наташа, – сказала писательница.

– Откуда знаете? – поинтересовалась Маруся.

– Все знают. – Писательница пожала плечами.