Анхела Бесерра - Музыка любви Страница 4

Мариано Пла пытался как мог утешить жену и дочь, когда внезапно зазвонил телефон. Ульяда просил разрешения поговорить с Авророй. В половине третьего ночи.

— Мое почтение, сеньора, простите, что звоню вам в столь поздний час. Завтра вскрытие тел проводиться не будет... В морге мне сказали, что их не удалось разъять... Желаете ли вы, чтобы это было сделано насильно? То есть... вы понимаете... — Он имел в виду, что предлагается отрезать руки.

— Пусть их больше не трогают. Распорядитесь, чтобы их оставили в покое.

Аврора приняла твердое решение, только пока не знала, как его осуществить. Впрочем, у нее еще почти целая ночь впереди, чтобы все обдумать.

Утром она позвонила в агентство ритуальных услуг и сделала заказ, о котором ни словом не обмолвилась ни мужу, ни дочери. Поскольку случай из ряда вон выходящий, подготовка похоронной процессии, разрешение на захоронение, регистрация и прочие формальности займут на два дня больше, чем обычно. Аврора Вильямари выложила все свои сбережения, чтобы устроить самую красивую и своеобразную церемонию, на какую хватило ее воображения.

Она поговорила со священником из церкви Санта-Мария дель Map. Этот миссионер-иезуит, человек удивительно чуткий и мудрый, был другом ее детства. Каждое воскресенье Аврора сопровождала на рояле его полуденную мессу. Она попросила его обвенчать мертвых жениха и невесту, и ее замечательный друг согласился.

Утром свадьбы-погребения Аврора спустилась в подвал похоронного бюро и помогла служащему подготовить забальзамированные тела Жоана Дольгута и Соледад Урданеты. Безграничная любовь к матери странным образом придала ей силы и хладнокровия. Тщательно и аккуратно она нанесла макияж на поблекшее лицо, с которого так и не сошла влюбленная улыбка, надушила любимыми духами Air de Roses. Затем поправила пиджак жениху и закрепила получше цветок в петлице.

В результате лихорадочных поисков она нашла в Побле-Ноу, в невзрачной мастерской на улице Пальярс, старого плотника, который за два дня смастерил двойной гроб — посмертное ложе для влюбленных.

Инспектор Ульяда помог ей связаться с Андреу Дольгутом, который вздохнул с облегчением, услышав предложение Авроры. Теперь ему не придется ломать голову, как поступить с телом отца, раз эта ненормальная желает похоронить его вместе со своей матерью. Без малейших угрызений совести он уступил ей тело, поставив единственное условие: ни в коем случае не упоминать его имени. Он предложил оплатить доставку гроба на кладбище, но Аврора не приняла от него ни гроша. Про себя она думала, что человек, который так относится к родному отцу, вообще не имеет права жить на свете.

Аврора пригласила на похороны своих бывших соучеников из консерватории, и они составили импровизированный оркестр. Под торжественные звуки свадебного марша Мендельсона гроб внесли в церковь и поставили перед алтарем. Бесконечная фата волнами белой пены стелилась по полу.

Священник, как обещал, провел церемонию. Голос его звучал тепло и задушевно. Он говорил о страсти, неподвластной годам и морщинам. О вечности, в которой не стареют души. О торжестве жизни. О всепоглощающей любви, что не нуждается в пище, ибо питает сама себя. Перед этим гробом служитель Господа испытывал благоговейный трепет.

— Настоящая любовь не умирает, — сказал он.

Жоан Дольгут и Соледад Урданета знали это.

Наглядным тому подтверждением были улыбки на их устах. Их любовь не страшилась черных воронов смерти. В неверных отблесках свечей их лица сияли покоем и счастьем.

— Мгновения истинного чувства не требуют слов, — заключил свою речь святой отец.

Воцарилась тишина. Казалось, будто весь мир затаил дыхание. Минуты шли, никто не проронил ни слова. Церковь между тем была полна народу. Все почтительно склонили головы перед усопшими: цветочники с Рамблы, украсившие базилику цветами в честь своего друга Дольгута, мясник из Борна, хозяин рыбной лавки, галантерейщицы, приятельницы Соледад, с которыми она вместе сидела за вышиванием, его и ее соседи с детьми, крестниками и внуками, булочница Монсита, продавец книжного магазина, где Жоан Дольгут часами читал книги, никогда их не покупая, бармен из бара «Ла Глориа», прихожане церкви... Все собрались здесь, чтобы почтить память Жоана и Соледад и проводить их в последний путь. Эти двое при жизни и не подозревали, что дороги стольким людям.

Хор друзей Авроры прервал безмолвие. «Аллилуйя» Генделя разлилась под сводами церкви. Настало время переходить ко второй части церемонии — похоронам.

Он не мог в это поверить. В дальнем углу, укрывшись в тени колонны неподалеку от выхода, Андреу Дольгут смотрел и не верил своим глазам. Лицо его скрывали темные очки. В виде исключения он не стал надевать костюм и галстук, напротив, выбрал самые невзрачные штаны и рубашку, какие только сумел найти. Он все-таки пришел на церемонию, движимый ему самому непонятным любопытством, которое даже заставило его отменить все утренние встречи.

Он видел, как отца вносили в церковь, и, разглядывая лица присутствующих, узнавал среди них старых знакомых. Все искренне, горько оплакивали его отца, и он не мог понять почему.

Спустившись вниз по социальной лестнице, пусть ненадолго, пусть только взглянуть одним глазком на происходящее, Андреу испытал приступ лихорадочной паники. Его охватил страх потерять все, чего он добился. Нет, ни за что на свете не хотел бы он вернуться к этим людям, от которых пахнет дешевыми духами, нафталином и несвежими простынями. Наблюдение за приземленной жизнью родного квартала со столь близкого расстояния навевало смешанные чувства. Но вопреки неловкости, охватившей его, Андреу не уходил до самого конца похорон.

Инспектор Ульяда заметил его, заходя в церковь, но не подал виду, что узнал. Хотя, по правде сказать, один вид Андреу вызвал у инспектора тошноту. Он уже воспринимал горе Авроры как свое собственное, готов был поддержать эту женщину во всем и восхищался ее необычным поступком. За последние дни, проведенные в неустанных думах о покойных, он настолько проникся ситуацией, что ему хотелось сесть в первых рядах, с их родственниками. Однако инспектор ненавязчиво держался поодаль и заодно воспользовался случаем, чтобы понаблюдать за поведением Андреу.

Ульяда еще не сообщил Авроре Вильямари, что ему удалось почерпнуть из отчета судмедэкспертов, который он прочел утром. Пока что он решил сохранить эти сведения при себе, так как намеревался самостоятельно прояснить кое-какие детали.

Дни шли своим чередом. Аврора находила утешение в музыке и на кладбище. Каждую среду после уроков она поднималась пешком на гору Монжуик с букетом белых лилий, чтобы украсить могилу. Начищая до блеска черный мрамор надгробной плиты, она мысленно разговаривала с матерью.

Захоронение на участке, с которого открывается изумительный вид на Средиземное море, стоило очень дорого, но Аврора все же добилась своего. И именно здесь, любуясь лазурными волнами, в один прекрасный день она приняла твердое решение как следует разобраться в истории этой любви. Ей необходимо было знать, кто такой был этот Жоан Дольгут и почему мать никогда о нем не упоминала.

Начала она с того, что вернулась на квартиру матери.

Со дня ее смерти Аврора впервые нашла в себе силы войти в пустой дом, населенный призраками прошлого. Тут же обитали и воспоминания ее детства, которые прежде, при жизни Соледад, не давали о себе знать, но теперь потихоньку просыпались.

Не сверкала больше плитка в коридоре, которую она помогала матери натирать воском, скользя по полу в одних носочках и воображая себя фигуристкой на льду. Молчал старый рояль «Стейнвей», присланный дедушкой на корабле из далекой Колумбии в подарок на ее первое причастие. Несмотря на все усилия многочисленных настройщиков, инструмент будто онемел с тех самых пор, как Аврора рассталась с ним в день своей свадьбы, — в крошечном жилище новобрачных просто не хватило бы для него места. В его мертвых клавишах, как мошки в янтаре, застыли ее веселые детские упражнения и успехи. Из ванной доносились, по милости ее услужливой памяти, песенки, которые они во время мытья распевали с матерью. Аромат кукурузных лепешек с сыром и какао — неизменный завтрак по традиции колумбийских предков. Серьезная сосредоточенность отца, вечно сидящего за письменным столом и сочиняющего письма родственникам, которые он никогда не отсылал. Домашние задания и страх перед монахинями из пансиона в Беллависта. Все это никуда не делось и поджидало Аврору с распростертыми объятиями.

Первым делом Аврора подергала дверцу секретера, который безуспешно пыталась взломать в прошлый раз, и та легко поддалась. Она могла поручиться, что прежде замок был заперт, — сама же с ним сражалась!

Ничего не понимая, она принялась изучать содержимое. Дряхлый шкафчик оказался полон бумаг, разложенных в алфавитном и хронологическом порядке.