Римма Глебова - Хроники Любви Страница 4

— Я видел его, — без предисловий начал говорить мужчина, но Герда сразу прервала его.

— Вы знаете, где он, куда он пошел? Скажите! — потребовала она. Он покачал головой и вздохнул.

— Не в этом дело, куда он пошел. А дело в том, что он не ваш муж, и вы должны твердо это себе уяснить.

— Я знаю, — вдруг спокойно согласилась Герда. — Но я не успела сказать ему что-то очень важное. Я прошу вас, — добавила она умоляюще.

— Но что вы хотите от него, ведь вы что-то хотите, — он явно не верил ее словам.

Любви — могла бы сказать она. Она хочет любви. Ей уже неважно, что у него другое имя, она будет называть его Гаем. Может, не вслух, но все равно Гаем. Но сказать такие слова этому человеку было нельзя.

— Нет, я ничего не хочу от него. Мне только нужно ему сказать… Дайте мне его адрес. Если не дадите, я все равно найду… Даниэля.

Герда шла по улице, сжимая в руке бумажку с адресом, и светилась от счастья. Теперь ей незачем было бежать, спешить, и она вернулась к фонтану, к скамейке. Там он ее и нашел. Он держал в руке две порции мороженого и задумчиво смотрел на нее.

— Вы любите мороженое? — Он подумал и поправился. — Ты любишь мороженое?

— Почему ты спрашиваешь? — радостно улыбнулась Герда, — ты прекрасно знаешь, что люблю. Я люблю все, что ты делаешь. И тебя. И всегда буду любить.

Он слушал, склонив голову набок. Он поэтому и вернулся. Она будет его любить. Что бы ни случилось. Несмотря на его новое лицо. Может, это всего лишь игра, но он согласен вступить в эту игру.

Даже не думай!

Даше было скучно. Выходной, а никуда не хочется. Юке позвонить, что ли. Юка что-нибудь придумает. Она тоже в разводе, и нисколько не печалится. Наоборот, Юка веселее стала. И раньше, до замужества заводная была, в замужний период поскучнела здорово, а сейчас летает и чирикает. Примерно как тот юркий воробушек, что сел на перила балкона, и вертится и крутится — вот Юка сейчас такая точно. Хотя, Юкиного мужа Ромку Даше немного жалко. Легкий, неозабоченный. А Илья был вечно занудный. Занудство — его перманентное состояние. Нет, на спектакль не пойдем, заранее знаю, что скучный. На концерт? — ты что, не хватало своими деньгами шоу-бизнес поддерживать! Что? — в ресторан? На пятилетнюю годовщину к Гуткиным? — а потом я замучаюсь изжогой, ни за что! И прочее в таком же точно духе. К подруге, то есть, к Юке, не шляйся попусту. Ду-ся, трубку положи, хватит о ерунде болтать (это опять же с ней, с Юкой, значит). А уж деньги! — целая история. Дуся, зачем тапочки купила, у тебя тапочки кончились? А ожерелье — дешевка, оно тебе надо? (как будто, если дорогое ожерелье, то он скажет, что надо); опять трусов накупила, дуся, у тебя полный ящик трусов! Вот эти трусы Дашу и доконали. Она ведь и сама зарабатывала, уж на пару-тройку трусиков, бюстиков, маечек хватало, так приятно новое красивое бельишко покупать, а кто не любит? Покажите мне эту женщину! Даша, стоя перед зеркалом, погрозила своему отражению пальцем с укоризной, мол, да-да, ты, любимое отражение, не прочь пошляться по магазинам и прикупить пару-тройку кружевных, беленьких или черненьких.

Но, если вспомнить, Илья не так уж часто упрекал, не загрыз, во всяком случае, как иные мужья грызут. Хотя, если честно признаться, покупки иногда были совершенно бессмысленные, а разговоры по телефону чересчур длинными. Если хорошенько вспомнить, то муж был положительный. Зачем же тогда развелась? Даша не знает, «зачем». Но зато знает «почему». Трудно было первый год. Трудно во второй. Как говорит Юка — «трудно первые тридцать лет». Так эти тридцать лет надо суметь прожить. Даша выдержала только пять. Пять с половиной. Тоже срок. Прожили пять, можно было и дальше жить. Но не получалось дальше. Когда она готовила вечером ужин — Илья придавал этому ужину большое значение — семья, у которой есть ужин, а в выходной обед из трех блюд, благополучная и правильная семья, — или гладила кучу белья, ей казалось, что жизнь проходит мимо… Все развлекаются, ходят в клубы, на вечеринки, или хотя бы в гости, а она тут пропадает, и так пройдет молодость, наступит убогая старость, с морщинами, выношенными тряпками, шумными внуками. Какими внуками! — одергивала себя Даша, еще детей не видать. То ли будут, то ли нет — вопрос. Пока всё тихо. Сказать, что больно хочется — нет, пока нет. Хочется другого — беспечности, бесшабашности, веселья. А как начиналось всё — с веселья! И казалось в тот момент — вся жизнь такая будет, шум, смех, шампанское, гости. Красивая свадьба кончилась, гости ушли, и с наступившими буднями Даше примиряться стало всё труднее и труднее. Если браки совершаются на небесах, и там очень весело, то разводы — совсем в другом месте, нервном, скучном и унылом.

Семейная жизнь ей представлялась в виде вороха развлечений, поездок, шумных вечеринок, бесконечных объятий… а не в приготовлении салатов и мяса в горшочке, в обязательной стирке — глажке в конце недели, да еще. объятия тоже как-то. что-то. скучнее стали, что ли. Пять лет — пять с половиной! — пробежали, одинаковые как братья-близнецы. Пиво, диван, телевизор; кран сломался, слив в раковине опять засорился, гвоздь с картиной расшатался; сковородка, кастрюля, еще сковородка, опять помыть посуду; зеркало, помада, новые трусики. У каждого свои развлечения. Только Юка и выручала, всегда веселенькая, всегда с советом наготове. Хотя у самой семейный очаг развалился буквально вдруг и буквально на глазах. Ее брак с Ромкой, тоже неунывающим и оптимистичным, представлялся Даше незыблемой скалой. Но скала вдруг и с большой скоростью обрушилась, как ни странно, не похоронив под обломками никого. Они вылезли, веселенькие и даже довольные! Рома немедленно побежал к своей рыжей Софке, которую до сих пор успешно прятал от жениных и иных глаз. Юка, с детства рисующая цветы, букеты и букетики, стала скакать по галереям и выставкам, и даже сама где-то выставилась, чем была чрезвычайно довольна: «Представляешь, Даш, у меня две картины купили, две!!». Ну полное счастье! При чем тут развод, изменщик Рома и рыжая Софка! У нее две картины купили, и полученные денежки требуется немедленно потратить, давай сюда зайдем, это очень модный бутик!.. Еще вечером в кафе посидели. Юка, правда, удивилась, что это подруга домой не спешит, ужин благоверному подать, тут-то Даша и призналась. С благоверным на последней стадии развода, осталось сковородки и отвертки с плоскогубцами разделить. Да решить, с кем хомячок Васька жить будет. «А почему-почему? Он тебя побил, или «дусю» себе завел?» — затараторила Юка, вытаращив от изумления кругло-коричневые глазки. «Да не бил, и не завел, — поморщилась Даша. — Хотя. может быть, уже и завел. Кто-нибудь должен рубашки гладить, — меланхолично заключила она. — Да ты не думай, я не переживаю, я давно устала от такой жизни, хочется наконец, пожить как-то по-другому.».

«А мы и будем жить по-другому! — заявила Юка. — Отряхнем прошлый прах с наших тапочек! И без сожалений!».

Отряхнуть-то отряхнули. Но почему-то жизнь мало изменилась. Разве глажки меньше стало. Ужин не надо готовить, поглядывая на часы. Юка большей частью в бегах, ищет, где выставить свои букеты, кому продаться. Иногда продаться удается, и тогда они гуляют. Потом снова скука. Тогда рука сама тянется к телефону. «Ну, как там Васька? Здоров? Не давай ему жиреть… Может, мне вернешь? Нет? Ну, ладно. Пока». Даша ждет, что он ответит что-нибудь, вроде: Васька надоел «ей», или еще как-то, и Даша поймет, что существует «она», но ничего похожего ни разу не слышала.

«У меня тут кран сломался, вода капает, зайдешь?». «Ох, вчера ночью вешалка в прихожей свалилась, с таким грохотом, я перепугалась, подумала — грабители! Повесить бы вешалку…».

Илья приходил. Чинил кран. Прибивал на место вешалку. Даша обычно стояла рядом, и они беседовали о том, о сем, старательно избегая темы прошлой жизни. И по имени он избегал ее называть, наверно, чтобы нечаянно «дусей» не назвать. Даже как-то поужинали, с бокалом вина. Похвалил вино и ушел. «Звони, если что». А плоскогубцы на тумбочке забыл. Надо позвонить. Позвонила. «Да пусть, еще пригодятся. У меня другие тут есть».

Была эпидемия гриппа. Даша позвонила. «Ты как? Не болеешь? А Васька? Хомяки не болеют гриппом?». «Нет, не болеют. Они ведь на работу не ходят», — пошутил Илья. «А как у тебя дела на работе?». «Нормально. Повысили, в начальника отдела. Квартиру вот покупаю, ссуду взял. А то нам с Васькой надоело на съемной, и денег жалко чужой тетке отдавать». «Молодцы вы с Васькой…». «У тебя там все в порядке? Вешалка не валится?». «Нет, спасибо. Позвоню, если что. Ваське привет».

Что же это делается? Что происходит? Даша долго искала определение, но не находила. А, ну да. Дружба с бывшим мужем, вот как это называется, наверное. В последний раз, когда Илья приходил установить новый душ в ванной, они даже ссорились, ну точно, как в прежние времена, только теперь не пришлось ложиться в одну постель спиной друг к другу. «Ты сэкономила, и купила подешевле, он сломается скоро, вот увидишь!». «Это ты научил меня всё покупать подешевле!». Илья рассердился, но ужинать всё же остался, у Даши мясо по-французски было приготовлено — знала же, что придет душ делать, и он против мяса не устоял. Ел и делился своими проблемами: ссуда, поиск с агентом приличной квартиры «подешевле», много работы, в отпуск некогда. И никаких намеков на женское присутствие в его жизни.