Алексей Скрипников-Дардаки - Комната мести Страница 4

Вчера я встретил знакомого молдаванина Аристида, пришедшего в Париж пешком прямо из Кишинева. На родине он возглавлял какое-то национал-социалистическое движение, а попав сюда, устроился работать сиделкой к выжившему из ума старику-белоиммигранту.

— Как дела? — крикнул я Аристиду, ретиво бегущему с инвалидной коляской по бульвару Сент Мишель.

— Все отлично! — отозвался тот, деловито поправляя крайне претенциозную парчовую бабочку на кипельно-белом воротничке. — Создаем правительство в тени!

— В какой «тени»? — спросил я

— Ну, в изгнании значит, — пояснил Аристид — Я, например, назначен министром внутренних дел независимой Молдовы. Занимаюсь еще поисками финансов, связываюсь по Интернету с иностранными фондами, в Пентагон написал, в национальное аэрокосмическое агентство, в сенат США…

— Да как же, Аристид, ты же английского не знаешь?

— Не страшно. Я просто пишу «help contact» и отправляю. Кому надо — отзовутся. Правда, пока только порнорассылку присылают. Но я не унывю. Вот доберемся до американских денег и переворот устроим. Всех демократов и коммуняг — в тюрьмы!

Помимо политических амбиций, Аристид грезил выгодной женитьбой на француженке. Что он только не предпринимал для этого! Основными местами его «охоты» были церковь, кладбище и фитнес. Церковь — потому что там незамужние квартирообеспеченные фанатки сублимировали свою женскую невостребованность в мистическую истерию, а Аристид прикидывался страшно верующим. На кладбище можно было подцепить богатенькую вдовушку, а в фитнесе, как правило, кучковались страдающие анорексией хищные стервы. Однако француженки были крайне практичны и боялись связываться с немолодым, нищим, подозрительно сладким революционером из далекой Молдовы. Единственным трофеем «министра» являлась старая сумасшедшая беззубая тетка по имени Кармен. Она исповедовала радикальный феминизм в стиле Валери Соланас, а в теневом молдовском правительстве занимала пост министра финансов и энергетики. Жила Кармен на улице, воняла мочой и хлестала дешевый ром. Ее огромные, свисающие до пояса груди наводили ужас, что вовсе не мешало Аристиду держать эту бабень при себе. Она обладала одной несомненной ценностью — французским гражданством, которое Аристид хотел заполучить любым способом. Кармен была страстно влюблена в гиперреволюционность Аристида и везде шлялась за ним, готовая в любой момент удовлетворять его мыслимые и немыслимые желания.

— Тебя ищет какой-то американский месье весьма приятной внешности, — сказал мне Аристид, — я познакомился с ним на заседании Трансатлантического клуба, немного рассказал о тебе, и вот…

Мое сердце заколотилось.

— Ты ничего не перепутал? Это тот, кто нам нужен? Может, это агент эмиграционной службы? — испуганно спросил я — Они любят косить под добропорядочных граждан. Я же нелегальщик!

К слову сказать, французская полиция, если ее не задирать, вела себя крайне учтиво, без повода не шерстила, документы не проверяла. Меня берегла фортуна, моя богемная внешность и природная осторожность, но я все же старался держаться от стражей порядка подальше. Конечно, риск всегда был! Например, изрядно могли нагадить контролеры метро, выстраивающиеся в серо-зеленые шеренги в станционных переходах. Учитывая то обстоятельство, что я ездил по детскому билету или бесплатно, перепрыгивая через турникет, мне часто приходилось симулировать эпилептический припадок или просто давать деру. Как правило, я уходил от преследователей самым проверенным способом: по шпалам в черную пасть туннеля. Сложнее дела обстояли с контролерами-неграми. Они великолепно бегали, в отличие от французов, прыгали за мной в туннель, где темнота была их верным другом. Правда, они боялись поездов, а я мог бежать до последнего, в случае опасности припадая к стене. Ревущий железный фаллос проносился мимо, и я снова бежал вперед к спасительному просвету следующей станции. Было страшно, но со временем я привык. Роль сперматозоида-одиночки, странствующего в половых органах парижской подземки, возбуждала мою фантазию. Я был участником великого техногенного полового акта. Бесплатно!

— Ладно, давай телефон этого месье, — сказал я Аристиду, — пусть мои девчонки созвонятся с ним, расспросят, какого хрена ему надо. Дело серьезное, все мелочи надо учесть.

— А ты кто?! — вдруг выкрикнул старик-белоиммигрант, до сего момента спящий в инвалидной коляске.

— Тихо! Тихо, Иван Львович! — закудахтал министр, отирая желтое высохшее лицо старика влажной салфеткой.

— Это мой приятель из России.

— Из какой такой «России»?! России нет! Не-е-е-ет! Изговняли матушку, суки, по миру пустили! Так-то, господин советский товарищ! Какого черта ты сюда приехал? — вдруг заорал дед, вцепившись восковыми пальцами в мою штанину — Вон отсюда! Со святыми упокой, упокой да упокой, да, да, да, упокой, — неожиданно заголосил старик козлетоном, — Помилуй мя, Боже, помилуй мя, хо-хо! В память вечную будет праведник! — угрожающе закончил дед. Его прозрачные веки задрожали и презрительно смежились.

— Все выше и выше, и выше стремимся мы ввысь к небесам и слово Господнее слышим, зовущее нас в Ханаан, — спел невпопад Аристид, видимо желая поддержать мистический экстаз своего питомца. Он быстро написал на моей руке телефон разыскивающего меня незнакомца и, распевая баптистские гимны, покатил коляску прочь.

«Все-таки молодец Аристид, — думаю я, — не унывает. А что, может, и мне жениться на француженке? Найду себе толстую богатую карлицу из провинциального аристократического рода и перееду в скромное шато Прованс, Бургундия или Бордо — не имеет значения. Главное — чтобы было море виноградников, замшелый старинный особняк с анфиладами прохладных комнат, прогулки по парку на породистых жеребцах, древняя церквушка с мраморным алтарем, белыми свечами и деревянным распятьем… Может, я опять тогда уверую по-настоящему? Буду ходить на исповедь, по праздникам вкушать Тело Христово в виде тонких хрустящих облаток… Буду медитировать, читать „Тайную доктрину“ с карандашом в руках, надираться вином и ни хрена не делать. Конечно, иногда я буду использовать уродливое тело моей жены, имитировать пылкую страсть, одержимость, зависимость…»

В этот же день Нора позвонила неизвестному месье, искавшему со мной встречи. Она сказала:

— Готовься, тебя ждет «Парижский филиал Бостонского института мозга» для участия в одном эксперименте.

— Как это может быть?! — кричал я, бегая из угла в угол. — Какой, к черту, проект? Я же бомж, у меня нет образования, я незаконно живу в стране!.. А вдруг все это подстава?! Почему именно я?! Слушай, Сатша, сбегай за вином, а? Купи что-нибудь приличное, бутылки этак четыре для начала. А то меня трясет.

— Деньги откуда? — хмуро спросила Сатша — Может, заплатишь свои?

— Я отдам, когда заработаю.

— Ты заработаешь? Я не ослышалась? Ты живешь уже несколько месяцев на наши с Норой деньги, жрешь, пьешь сколько влезет, дрочишь перед телевизором…

— Ах, так! — взбесился я — Вы боитесь моей независимости?! Понятно! Боитесь, что я пошлю вас к черту! Вы привыкли мыслить обо мне как о фаллоимитаторе в девичьей тумбочке: когда хотите, достаете и суете друг в друга.

— Между прочим, — заявила Нора, — эта, как ты говоришь «девичья тумбочка», обходится нам в восемьсот евро в месяц. Ты не умеешь ценить чувства, ты говно!

— А ты толстая! А твоя Сатша чокнутая! — заорал я, метнув в Нору журналом. — Если бы вы только знали, как мне осточертели ваши шизанутые фантазии на тему добра и зла, как меня достала ваша святая провинциальная добродетельность. Этакие христианки в образе блудниц! И будь проклят ваш душный Париж, вечно обосранный буржуазными собаками!

— Слушай, анархист недоделанный, отцепись от нас! — строго приказала Нора, затягиваясь вонючим вьетнамским косяком, — Сатша права, прекрати хотя бы пить. В каком виде ты явишься на улицу Шато?

— А мне плевать, — зашипел я, — на то, как меня оценит какой-то придурок! Слава богу, я не банковский клерк. Да, может, сейчас я не фотографирую, не рисую, не пишу — у меня кризис. А ваше уютное лесбийское гнездышко отравляет мое и без того унылое состояние.

— Псих! — нервно усмехнулась Нора. — Уже забыл, как подыхал в Аэропорту? Как рыдал при виде жареного мяса? Ты — полный неудачник! Извращенец!

В мои виски забарабанила кровь.

— Спасибо! — процедил я — Повезло же мне: две французские лесбиянки называют меня извращенцем! Вас надо сфотографировать на камеру Керлиана. Я уверен, что вокруг ваших тупых голов возникнут золотые нимбы, невесты Христовы! Может, хотите ударить меня? А что, ударьте, тогда я заткнусь, — я бросился к Сатше, схватил ее тонкую бледную руку и ударил ей себя по лицу. Сатша попыталась вырваться, однако я еще сильней сдавил, а затем вывернул ее запястье.