Кристин Валла - Мускат Страница 4

Габриэль Анхелико обыкновенно сидел с газетой и, казалось, читал. На самом деле он пристальнейшим образом разглядывал ее из-за газеты, но очень следил, чтобы она не поймала его в тот момент, когда он переводит на нее взгляд. Для него это была единственная возможность рассмотреть ее получше, так как в классе он никогда не позволял себе подольше задерживаться взглядом на чьем-нибудь лице. День за днем он, как шпион, издали вел за ней эту любовную слежку, используя единственно доступные для него банальнейшие средства. Он изучал ее, как портретист изучает лицо модели, и уже заранее мог сказать, куда она сейчас переведет взгляд, сколько времени ей требуется, чтобы прочесть одну страницу и как она положит указательный палец на край переплета. Иногда кто-нибудь, проходя мимо нее, оборачивался к ней с улыбкой, обменивался несколькими словами. Больше всего на свете ему хотелось бы хоть на секунду оказаться на их месте, чтобы услышать ее дыхание, но он ни разу не подошел достаточно близко. Временами у него бывало ощущение, что она как бы здесь и в то же время где-то еще, что мысленно она перенеслась далеко за хрупкие пределы той сферы, где они обитали, и сейчас бродит в каких-то краях, о которых он не имеет ни малейшего представления. Ее взору открывался целый мир, отраженный зеркалом ее души со всеми его тончайшими оттенками, во всем многоцветье природных сил он раскрывался перед ней так, словно она была на «ты» со всем, что есть в мироздании.

В самые черные свои часы Габриэль Анхелико сомневался в том, что ему еще когда-нибудь доведется обменяться с ней теми случайными словами, которыми перебрасываются люди при нечаянной встрече. Но вот однажды после уроков, когда он был в библиотеке, туда вдруг вошла она, облаченная в мантию солнечных лучей. Он вздрогнул и ощутил вдруг, что ему стало трудно дышать и голову обдало жаром. Она подошла к библиотекарше и протянула ей книгу, которую держала в руке; библиотекарша прищурилась и поставила красный крестик в своем списке. Затем девушка бросила взгляд на Габриэля Анхелико и слегка улыбнулась ему, в этот миг прядь волос выбилась из туго завязанного хвоста и упала ей на плечо. Он осторожно кашлянул и чуть не опрокинулся навзничь, пропуская ее в тесноте мимо себя. Остановившись перед полкой с современными мексиканскими писателями, она провела пальцем по корешкам.

— Я посоветовал бы тебе начать с того, что стоит прямо перед тобой, — произнес он, решив обойтись без вежливого обращения.

Она обернулась к нему. Он показал на корешок:

— Это очень хорошая книга.

— Но грустная?

— Очень печальная.

— Прекрасно.

Потянувшись за книгой, она на секунду остановилась.

— Про что она? — спросила девушка.

— Про судьбу, — сказал он.

На лбу у нее обозначилась тоненькая морщинка.

— Про судьбу я мало что знаю, — сказала она словно бы про себя, взяла книгу под мышку и ушла.

А Габриэль Анхелико остался один, и в глазах его стояла вся безнадежность мировой скорби.

Девушки действительно шептались по коридорам о профессоре Анхелико. Не столько по поводу его внешности, в которой и впрямь не было ничего такого особенного, чтобы о ней шептаться, сколько потому, что у него был особый дар двигаться в такт музыке. Именно танцу нелюдимый профессор был обязан своей популярностью, танец его очеловечил. В детстве у Габриэля Анхелико походка была, как у жабы, и разговаривал он как-то не по-людски, так что никто на него и смотреть не хотел. Но потом его дядюшка по прозвищу Тио Гордо научил его танцевать сальсу. И тут вдруг Габриэль Анхелико завертел бедрами не хуже короля сальсы Оскара де Леона, он до упаду упражнялся в своей комнате под музыку фальшивящего плеера, пока не засыпал обессиленный. И вот когда он наконец решился показаться на люди с новым танцевальным шагом, все были поражены, увидев, как здорово профессор, оказывается, умеет двигаться под музыку. Как только на городской площади, выложенной брусчаткой, начинались танцы, все дамы, вереницей стоявшие по краям, смотрели на него пораженные и не могли отвести глаз. А Габриэль Анхелико отплясывал до полного изнеможения, пока у него не заходилось сердце. А затем, руки в брюки, брел домой через дремлющий парк.

Редкая девушка объявляла вслух о том, что она без ума от профессора, и Габриэль Анхелико не подозревал о том, что является объектом обожания. Однако все же нашлась парочка исключений. Например, одна англичанка, некая Джоанна из Озерного края[2], не только втюрилась в профессора, но даже хотела во что бы то ни стало забрать его с собой в Англию. Джоанна была вполне симпатичная девушка, несмотря на слишком крупные зубы и вытатуированного на правом плече кролика. Вдобавок у нее было столько денег, что она просто не знала, куда их девать, и вот она надумала брать у Габриэля Анхелико частные уроки. Ни декан факультета, ни сам Габриэль Анхелико не усматривали в этом ничего подозрительного, тем более что у профессора вовсе не было репутации сердцееда и соблазнителя. Поэтому он принялся ежедневно вбивать в голову Джоанны Озерной неправильные глаголы, и поневоле вынужден был признать, что барышня миловидна, но не более того; никаких особенных чувств она в нем не возбуждала. Девушка не проявляла способностей к грамматическому анализу, а из книг отдавала предпочтение любовным романчикам самого расхожего толка. Время от времени они беседовали с нею в университетском дворе, но удивлению Габриэля Анхелико не было предела, когда в конце семестра она сунула ему авиабилет до Лондона и пообещала, что профессору будет предоставлено там жилье и работа в папенькиной фирме.

— Почему ты хочешь взять меня с собой в Англию, сеньорита Джоанна? — спросил ее Габриэль Анхелико.

— Потому что мне нравится, когда ты рядом, — ответила Джоанна Озерная.

Но Габриэль Анхелико, решив, что это еще не причина покидать свою семью, с несколько смущенной улыбкой вежливо поблагодарил ее и отказался. Несколько дней Джоанна Озерная ходила с разочарованным выражением, однако потом неожиданно скоро утешилась и перенесла свой интерес на кого-то другого. Скоро она уехала на свои северные озера, и Габриэль Анхелико остался в полном убеждении, что она выбросила из головы самую память об этом знакомстве. И только он сам вспоминал ее предложение, сидя на берегу реки и чувствуя, что окружающие горы все теснее сжимают вокруг него свое кольцо. В такие минуты он иногда думал о том, как почти держал однажды в руках этот билет, и в конце концов пришел к заключению, что это событие по крайней мере обогатило его жизнь. Теперь Габриэль Анхелико знал, что и для него существует путь, ведущий из плена этого каменного царства. И, чтобы вырваться из него, ему недоставало лишь достаточно убедительного повода.

Под сенью олив Габриэль Анхелико мечтал, как он отправился бы в путешествие с Кларой Йоргенсен. Однажды, когда он осмелился об этом спросить, секретарша декана сказала ему, что эта девушка — норвежка. Проходили недели, фантазии его все росли и наконец доросли до того, что профессор лишился спокойного сна. Он лежал в кровати, вяло вытянув руки по бокам, уставившись в трещины на потолке, из которых выползала очередная цикада. Он еще не понял, отчего так медленно стали тянуться вечерние часы. Время словно застыло в неподвижности, и душа его увязла в зыбучих песках. Утренние часы от этого не спасали, потому что на уроках она оставалась так далека от него, словно находилась за стеклом музейной витрины, как драгоценности британской короны. Он стал замечать в ней каждую мелочь: как она погружается в учебный материал, словно растворяясь в нем целиком, как одевается изо дня в день; особенно его восхищало на ней голубое платье. Тем не менее его совершенно сразило в одно прекрасное утро ее появление в вытертых джинсах с дырявыми штанинами, когда она вошла на университетский двор такая загорелая, овеянная теплыми ветрами, сверкая голыми коленками.

— Доброе утро! — сказала она отдышавшись и остановилась перед ним.

Габриэль Анхелико пришел в такое смятение, что чуть было не вытер вспотевший лоб газетой, которую держал в руке. Неужели она стоит перед ним и собирается с ним говорить?

— Сеньорита Клара! Да ты сегодня в джинсах!

— Да.

— Ты же никогда не носила брюки!

— Разве?

— Да нет. На тебе всегда была юбка.

— Так ты заметил?

— А как же!

Она покраснела, и это польстило его самолюбию.

— Я прочитала роман, который ты посоветовал.

— Ну и как он тебе понравился?

— Прекрасная книга!

— Вот видишь!

— Но мне кажется, что я не совсем его поняла.

— Так и должно быть. Магический реализм.

— Магия?

— Его и не нужно понимать, так это задумано.

Она склонила голову набок и устремила взор мимо его плеча, как всегда это делала.