Андрей Данилов - Обретение девственности Страница 4

— Карты на переход готовы? — капитан доброжелательно смотрел на меня.

— Конечно. Готовы. В лучшем виде. В верхнем ящике стола. — ответил я.

— Вы вперед посмотрите, а я поработаю. Предварительную прокладочку сделаю. — Ну не капитан, а чистый мед.

Мое смотрение вперед было прервано криком оленя, потерявшего рога.

— Где, … твою мать карты? Где, б…, масштаб? Что это за х… заиндевелая?

Дело в том, что карты на этот район — секретные, получать их надо в спец. Оделе и т. п. и т. д. В предвкушении солнечной Италии об этом ни кто не вспомнил. А я этого не знал. Я был очень молодой и борзый. Третий помощник капитана.

— Ну третий, б…ь. Сейчас я тебе гланды буду рвать, через задний проход.

Капитан был настроен очень серьезно.

— Да будет вам, Василий Павлович. Разберемся как ни будь. Вон и второй говорит, что несколько раз бывал в Гремихе. Там все просто. Одни створы, прямо к причалу, глубины большие. Да и лоцман есть. На 5 канале. Упремся — разберемся.

— Сначала тебе упереться придется, что б не так больно было. — Капитан был в ярости. — Понасажали тут, цветы невского проспекта. (Надо отметить, что капитан Селиванов не любил Питерских, из трех штурманов двое у него были из Ленинграда) — Все перерой, все что есть по Гремихе — мне в каюту. Через час.

Короче, кое- как подготовились к заходу. Подошли к Гремихе на рассвете. Все бы зашибись. Да только туман. Не то, что створы, бака не видно. И лоцмана на 5 канале нет. И на других каналах то же нет. Вообще никого нет. Только мы и туман. Но потихоньку, по радару, по эхолоту, с матерком, подползли к причалу. Уперлись в него своим могучим носом. Стоим. Ждем, когда нас обслужат. На причале никого. Спустили с бака матроса на причал. Ошвартовались. Туман рассеялся. Никого. Полу развалившийся причал, мы и печальные северные сопки. Рация уже раскалилась. На всех каналах все окружающей тундре сообщили, что столь необходимый песок прибыл. А старпом рядом аж подпрыгивает. Уж очень в Италию хочется. Надо разгружаться. Вдруг на причале появился капитан–лейтенант. Военно–морской. И начал орать. Если отбросить матерные слова, которые он употреблял, то он ни чего не сказал. А если не отбросить… Смысл таков: нам нельзя здесь находится, это закрытый район, он имеет право стрелять, убирайтесь отсюда немедленно. И пропал. И тишина. Старпом перестал подпрыгивать и сказал, что нужно действовать. Он решил отправиться на разведку, найти кого–следует и организовать выгрузку этого долбанного песка.

Привезли его быстро. Два матросика с автоматами, на УАЗике и капитан–лейтенант. Тот самый. Я говорит его сейчас расстреляю. Властью, данной мне Союзом Советских Социалистических… ну и т. д. Ели спасли старпома. Опять стоим. Тишина. Часика через два подъехали три УАЗа. Колпаки на колесах серебряные, блестят. На шинах белые полоски, для понта. Из каждой машины вылезло по одному капитану первого ранга. Мордастые, толстые. И полезли по трапу к нам на борт.

— Ну, все, ховайся старпом. — говорю я. — По твою душу чрезвычайная тройка приехала. Плакало твое капитанство.

Старпом исчез.

— Ну, хлопче, где ваш капитан? — спросили меня перворанговые.

Через несколько минут из каюты капитана доносилось: где ж вы были, нам этот песок по зарез как нужон, где ж вас носило. Стоп, больше не лей, рано же еще. Банька? Да.

Через сорок минут на причале стояла очередь из военных грузовиков в кузова, которых мы начали перегружать песок. Матросов с лопатами было около дивизии. Песок аккуратно выгружался из грузовиков в 200 метрах от причала. Ближе к полуночи позвонил капитан.

— Третий, найди второго, пусть тащит бумаги на подпись. Они готовы подписать.

Рейс заканчивался. Один старпом испытывал огромное чувство не удовлетворения. Он долго искал предлог, что бы зайти к капитану. Пока там военно — морское начальство. Зашел и нажаловался большезвездым дядям на капитан–лейтенанта. Тот был извлечен из–за кучи с песком, доставлен на место и образцово–показательно выебан. Старпом был отомщен.

Утром следующего дня мы отошли. Без швартовщиков, без карт, без лоцмана, опять в тумане, без капитана (отдыхал в каюте). Под командой старпома. Через год Виктор Аркадьевич стал капитаном.

12.03.2009

«Битва с железным ящиком»

Штивало так, что «пионер» почти задевал своими рогами воду. Везли удобрения из турецкой Бандермы в английский Ливерпуль. Февраль в Средиземке встречал 8 бальным штормом. Качало восьмой день. Спать могли только самые стойкие.

Я проснулся от не знакомого звука. Что–то сильно гремело на корме.

— Старпом, закрепите же этот ящик — донесся голос капитана из коридора.

Ага, понятно. Вот что грохочет. Оторвало помойный бак на корме. Он такой же, как и те, что стоят у нас во дворах, для мусора. Только в морском исполнении он был приварен к леерам. И мог опрокидываться. За борт. Когда никто не видит. На часах было 06.30. Сон на сегодня закончен. Я оделся и вышел на шлюпочную палубу. Ниже меня, на жилой палубе стояли боцман и колобаха (плотник) и печально смотрели, как волны гоняют мусорный бак по корме. Спуститься вниз и закрепить его они не решались. Заливало. Появился старпом, решительный и целеустремленный.

— Так, что стоим. Надо крепить. Пока он нам все на корме не раскурочил.

— Так сильно заливает, Виктор Аркадьевич. Смоет еще. — в глазах боцмана светилась пенсионная тоска.

— Эх… — старпом махнул рукой и полез вниз.

В этот момент огромная волна подошла с левого борта и с ласковым шипеньем накрыла корму.

— Все, пиздец старпому — боцман занервничал.

Вода с шумом ушла. На трапе, вытаращив глаза и набрав в рот воды, висел старпом. Живой и здоровый. Одним прыжком оказался рядом с боцманом и плотником. Он уже собрался открыть рот и сказать, что думает о дальнейшей судьбе колобахи и боцмана. Но не стал. Прислушался. Волна, едва не угробившая старпома, чудесным образом расклинила мусорный контейнер между леерами и кнехтами правого борта. Старпом свысока глянул на боцмана:

— Ни хера не можете. Все приходится самому.

Он тут же зашел в каюту капитана и доложил:

— Имущество закреплено, Александр Васильевич. Я схожу, переоденусь в сухое?

Со старпома стекало. На капитанском ковре образовалось огромное мокрое пятно.

С любовью и нежность, глядя на старпома, капитан произнес:

— Идите, идете. Переоденьтесь. — и, помолчав, добавил:

И берегите себя.

12.11.2009

«Огни святого Эльма»

Вахта третьего помощника — самое безобидное время на пароходе. Даже, если чего захочешь натворить — не дадут. В 21.00 по судовому на баке появились вспышки холодного, голубого цвета. Темно, встречный шторм, 5–6 баллов, средний вперед. Как судно залезет носом в волну — так на баке сияние. Я не долго думал — звоню в красный уголок, где весь экипаж кино смотрит. Прошу капитана подняться на мостик.

— Что случилось? — спрашивает.

Объясняю. В этот момент судно клюет носом в волну. На баке — мерцающая иллюминация. Что за хрень?

— Вызовите на мостик электромеханика.

Вызываю. Приходит наш электормен, пожилой уже и очень на Вини Пуха похож.

— Объясните, что это? — капитан рукой показывает на бак, где опять начинается мерцание голубого цвета.

— Это, это … огни святого Эльма, наверное — уверенно отвечает электромен.

— Так, огни говоришь. Оба одевайтесь и пиздуйте на бак, проверьте, что там. В машине, сейчас дам малый, люди будут на палубе.

На палубе было не уютно. Бак заливало и когда вода попадала под фальшборт, два оголенных провода начинали коротить. Вспышками и с треском. Электромен подошел к проводам и давай хватать их рукой в драной рабочей рукавице. Я мгновенно вспомнил правила оказания первой помощи при поражении электрическим током. Встал на одну ногу и шарил глазами в поисках деревянной палки. Электромен добился своего. Его шарахнуло током. Он отскочил. Рукавица дымилась.

— Хуйня, Андрюха, 220. Пошли, я отключу на ГРЩ.

С тех пор я уважаю электромехаников. Ведь они определяют напряжение на ощупь.

11.11.2009

«Боцман и Маргарита»

Когда пароход заходит в порт с названием Кандалакша — жди чего угодно.

Северное лето стояло в своем оглушающем разгаре. Штиль. Легкое марево над водой. Тучи летающих и кусающихся насекомых. После рабочего дня — звенящая тишина. Я стою на вахте. У трапа. Подменил вахтенного матроса, отправив его заниматься какой- то хренью. Лениво так, что шевелиться не хочется. Со мной у трапа стоит боцман. Яковлевич. Старый. У него в каюте дембельский календарь. Он на нем дни зачеркивает. Сколько до пенсии осталось. Иногда окликнешь его:

— Яковлевич. Сколько до пенсии?

— Пять месяцев и четыре дня! — улыбаясь во все лицо, бодро отвечает будущий пенсионер.