Дзюнъити Сага - Исповедь якудзы Страница 4

Дядя всегда одевался на европейский манер — носил небольшие усики, твидовую кепку, пиджак с подкладными плечиками, бриджи — такие штаны для верховой езды, по колено длиной — и высокие кожаные ботинки. В кармане пиджака у дяди постоянно имелась небольшая тряпочка, которой он незамедлительно протирал ботинки, стоило им хоть немного запачкаться в пыли или грязи. Мой дядюшка вообще был редкий педант и аккуратист, помешанный на мелких деталях.

— Ох уж эти работнички, — вздыхал он, — обленились вконец, за ними нужен глаз да глаз! Нам от них одни убытки. Давай подсчитаем — если каждый работник за одну ходку с баржи на берег припишет себе лишних полкило [5] веса, которых он на самом деле не переносил, это уже двадцать пять килограммов на пятидесяти ходках — из расчета на одного работника. А для бригады в сто человек приписки составят колоссальный убыток размером в две с половиной тонны!

Я быстро уловил суть дядиных поучений и стал слушать назидания вполуха.

Итак, я приехал в Токио с надеждой разыскать девушку, но совершенно не представлял, с чего начать, и вдобавок мне приходилось работать — целыми днями сновать взад-вперед, как заведенному, и времени на поиски у меня просто не оставалось! Пора объяснить, в чем, собственно, заключалась моя первая работа.

Я записывал в учетную книгу, сколько каждый рабочий перегрузил угля за смену. На одну ходку у нас была установлена норма в шестьдесят пять килограммов. Когда разгружали баржу, грузчики таскали уголь в носилках. Загружались на барже, тащили носилки на берег и вываливали уголь на причале. На причале дежурил я и замерял количество угля.

— Давайте, пошевеливайтесь! Быстрее, быстрее! — покрикивал я на грузчиков.

И получал однообразные ответы:

— Нет таких людей, что работали бы быстрее нас!

Носилки разгружали, я подчеркивал имя работника в списке и выдавал ему бамбуковую палку. Эти бамбуковые палки называли мамбу, они были около тридцати сантиметров длиной и толщиной не более трех сантиметров.

Грузчики кое-как сваливали уголь на пристани и возвращались за новой партией на баржу. Там они отдавали мамбу такому же пареньку, как я, он тоже делал пометку в списке около имени работника. Итак, моя работа плотно свела меня с настоящим сбродом. Хотя, когда я познакомился с ними поближе, — большинство оказалось нормальными людьми, если они и пытались облегчить себе труд, иногда недогружая носилки углем, то делали это не по злобе, а потому что были физически слабыми и постоянно голодными. В остальном-то грузчики были неплохими ребятами! Я оказался самым молодым помощником на угольном дворе, и многие рабочие относились ко мне по-отечески — частенько спрашивали, сколько мне лет, почему я не хожу в школу, дружески похлопывали по плечу или подмигивали — скоро я обжился и стал чувствовать себя среди этих людей как дома!

Я отработал на новом месте около двух месяцев, когда меня впервые попросили посторожить игру в кости или, проще говоря, “постоять на стреме”.

В полдень на причале устраивали перерыв, и я заметил, что в это время все рабочие куда-то исчезают. Сперва я думал, они просто уходят пообедать. И все же некоторые сомнения у меня оставались — в поисках ответа я стал кружить по двору, между огромных груд угля.

Тогда на складе было то ли тридцать, то ли сорок груд угля, каждая высотой с двухэтажный дом, а может даже больше, и пробираться между ними было все равно что путешествовать по лабиринту. Я долго бродил, пока не наткнулся на группу людей, сбившихся в тесный кружок. Они играли в кости, но, заметив постороннего, дружно вскочили с мест и с криками кинулись врассыпную! А когда поняли, что это всего лишь мальчишка-учетчик, то испытали заметное облегчение и стали возвращаться обратно.

— Успокойтесь, ребята, это же Эйдзи! — обрадовался Синкити по прозвищу Шар. Так его прозвали из-за круглой головы, похожей на наполненный газом воздушный шар, он был совсем молодым парнем, хотя его лоб пересекали глубокие, как у древнего старца, морщины. Синкити-Шар продолжал, обращаясь ко мне:

— Слушай, держись подальше отсюда! Мотай по-быстрому и не вздумай разболтать боссу или еще кому-нибудь, что ты здесь видел. Погоди, — он украдкой сунул мне две монетки. — Возьми себе…

Вскоре после того случая меня остановил заводила любителей поиграть в кости и поманил следом за собой:

— Эйдзи, можно тебя на секунду? Идем со мной…

Мы подошли к основанию самой большой груды угля во всем складском дворе.

— Можно тебя попросить забраться на эту груду и приглядеть за округой? Если заметишь что-то неладное, дай нам знать…

— Зачем это вам? — не понял я.

— Я тебе объясню зачем — если сюда нагрянет полиция, нас всех переловят и посадят под замок! Только не слезай оттуда, пока я тебя не позову. Если заметишь неладное — просто брось вниз кусок угля…

— Он может упасть кому-то на голову.

— Пусть тебя не беспокоят такие мелочи!

— А что значит “неладное”?

— Ты и сам сразу поймешь, если неладное случится! Только не вздумай нам орать — просто тихонько брось вниз кусок угля.

Я сделал так, как он просил, — забрался на самую верхушку груды и очутился так высоко, что казалось, словно вся округа распростерлась у моих ног! В старом Токио из высотных сооружений имелись только корпуса фабрик да заводские трубы, так что с вершины угольной груды открывался впечатляющий обзор — весь город был как на ладони.

В тот раз обошлось без неприятностей, и на следующий день меня опять попросили нести вахту. Я наслаждался видами города — лодки скользили по речной глади, паровозный дым взлетал под самые облака и смешивался с фабричным. Кругом раздавался гомон людских голосов, скрип повозок и прочие разномастные звуки. Я испытывал странное чувство — казалось, мое тело впитывает звуки большого города, я растворяюсь в нем, становлюсь его частью.

Потом мне частенько приходилось дежурить подобным образом — что называется “стоять на стреме”.

Но по счастью, полиция ни разу и не нагрянула, и мне так и не довелось бросить вниз кусок угля.

Со временем я узнал, что в кости часто играют в малопригодных для этого местах. Однажды мне довелось наблюдать азартную игру на барже, превращенной в баню. Баржа была намертво пришвартована к пристани, а на нижней палубе, в трюме, устроили настоящую баню — семьи лодочников со всей округи приходили сюда, чтобы хорошенько помыться. Дрова для бани они добывали из реки, вылавливая куски дерева, да и вода была в их полном распоряжении. Место для игры в кости было устроено в самом банном помещении — перед тем как забраться в парилку, женщины и дети стаскивали с себя одежду прямо на глазах у игроков! Иногда они задерживались после купания и, вытирая волосы полотенцами, присаживались посмотреть, как мужчины играют. Это было летом — стоял такой зной, что все двери распахнуты настежь, и сквозь дверные проемы можно было любоваться, как полная луна отражается в черной воде…

Чтоб заручиться доверием дяди, мне пришлось еще целых полгода считать бамбуковые палки, и только потом он перевел меня на более ответственный участок работы. Сфера деловых интересов моего дяди охватывала не только оптовые поставки каменного угля, но и сбыт кокса, и мне поручили доставку кокса мелким заказчикам.

Кокс оказался дешевле и проще в обращении, чем древесный уголь, и большинство кузнецов и лудильщиков из квартала ремесленников Цукисима предпочитали использовать именно кокс.

Весь квартал был плотно застроен небольшими мастерскими, внутри которых день-деньской кипела работа. В каждой мастерской один рабочий занимался кузнечным мехом — стоял и докрасна раздувал горячие угли в горне, а трое или четверо других день и ночь ковали, превращая раскаленную сталь в горшки, гвозди, ножи, серпы, лемеха и прочий инструмент для селян и строителей.

Я разъезжал по кварталам мастеровых, вооружившись гроссбухом и кожаным портфелем — принимал заказы, выписывал счета, собирал деньги и конечно же — руководил доставкой кокса. Дядя полностью доверял мне по финансовой части и беспокоился только об одном — что я могу потерять дорогой портфель! Когда надо было доставить небольшое количество кокса, мы пользовались ручной тележкой. Один человек тащит ее за собой вперед, а другой подталкивает сзади. Особенно часто я доставлял заказы в компании двух рабочих — все того же Синкити по прозвищу Шар и его напарника Тарокити по прозвищу Солдат.

Тарокити был настоящий солдат — он воевал с русскими, его даже наградили медалью за храбрость. Вот только мне, к сожалению, не довелось увидеть эту медаль — когда мы познакомились, он уже успел заложить ее в ломбард.

Шар-Синкити еще лет пять назад был крестьянином и частенько рассказывал, как приезжал в городские районы за органическими удобрениями — по ночам собирал нечистоты, как золотарь, а потом отвозил на свои поля.