Валерий Винокуров - Небо над полем Страница 4

Вахтер не спешил открывать ворота и этой своей медлительностью привлек к Сергею внимание теснившихся у ворот болельщиков.

— Почетным зрителем, товарищ Катков? — с издевкой спросила, просовываясь в открытое окно машины, остроглазая, выбритая до блеска голова.

— Я бы его из города выселил, — пробасили с другой стороны, — а перед ним еще и ворота открывают.

— Помолчи ты! — огрызнулись сзади. — Он свое сделал. Пускай другие столько сделают.

Железные ворота поползли в стороны. Сергей поспешил оставить позади замершую в ожидании толпу. Однако и на стоянке тоже поджидали болельщики, они всегда перед матчем караулят футболистов, чтобы узнать последние новости из первых уст. Завидев Сергея, они переместились к его машине, словно никто другой уже не представлял для них интереса.

Сергей не мог не слышать голоса — и вялые, без надежды, и нервные, и раздраженные, оскорбленные в своей вере, и безразличные, примирившиеся со всем, что еще уготовано «Звезде». И нужно было собрать волю, чтобы не ввязаться в перепалку, потому что не все были справедливы к нему.

— Смотри — Серега Катков!

— Чего он тут!?

— Слушай, Катков! Как ногам твоим не стыдно на стадион ходить?

Сергей захлопнул дверцу машины, подергал ручку, направился под арку, к подъезду, за которым уже никто не смог бы приставать к нему.

— Катков! Вернулся он, что ли?

— Так без сумки же?

— Гордый… Ему на нас наплевать.

Сергей почувствовал, как холод охватывает тело.

— Смотри, Катков явился.

— Да? Я-то всегда знал, что он не выдержит: «Звезда» ему дороже Савельева.

Сергей оглянулся: кто это сказал? Тот — рыжеватый в очках? Или вот этот — черноглазый веселый блондин? А может, вон тот мальчишка нечесаный? Впрочем, какая разница? Холоду нет места: в его возвращение верили — и это главное.

Отвечать — бессмысленно. Как и благодарить. Но теперь Сергей не спешил к заветной двери, за которой гул этих голосов оборвется. Возле самого порога кто-то сказал:

— Сергей? Давно тебя тут не было. С чем пришел?

Контролер у двери пропустил без расспросов, лишь с сочувствием посмотрел ему вслед.

Сергей не мог не знать, что, появившись в подтрибунном помещении, привлечет всеобщее внимание, и потому снова заспешил. Но его задержал знакомый низковатый голос:

— Сережа, на пару минут.

Ни с чьим не спутаешь голос нынешнего тренера соперников Веретеева. И встреча эта не просто обрадовала Сергея, но и каким-то странным образом ободрила. А чувства свои приходилось прятать: слишком много глаз придирчиво и осуждающе следили за ними.

— Здравствуйте, — Сергей пожал протянутую руку. — Вы улетаете завтра?

— Нет, сегодня. Да и директор тут. — Веретеев устало поморщился, но вдруг ожил, немало удивив Сергея. — Ты прости мое нетерпение. Твое возвращение для меня пока что загадочно. Я знаю, что скажет по этому поводу тот же Савельев. Но прежде всего, хочу знать правду от тебя. Что ты задумал?

Сергей по достоинству оценил проницательность Веретеева. Оглядевшись по сторонам, оценил и обстановку: их — с какой-то простейшей жадностью — слушали.

— Вряд ли здесь место для признаний, — сказал Сергей.

— Мальчишка, в мои годы долго терпеть — сверх сил. Я не понял тебя. — Веретеев неумело лукавил, и Сергей его разгадал. — Я могу подозревать — как и все. Да еще старческое любопытство. Молодые должны прощать его старикам.

Веретеев даже развел руками, словно бороться против собственного вмешательства в чужую жизнь был не способен.

— Трудно ответить точно, — сказал Сергей.

— Да, конечно, — быстро согласился Веретеев, — трудно, но все-таки можно. И я слушаю тебя.

— Хорошо. Я был неправ.

Густые седые брови Веретеева взлетели: он-то знал, что никому еще не доводилось услышать от Сергея Каткова признания такого рода.

— Не в том не прав, — продолжал Сергей, — что Минина уравнял с собой, да и Савельева тоже. Не прав был в том, что хотел заставить сделать выбор между собой и Мининым, а вышло — между собой и «Звездой». Я тогда не продумал. Вопрос надо ставить не так. Между ним и «Звездой» — не иначе. Все остальное неправильно.

— Но ведь если твое возвращение окажется неудачным, тебе будет тяжелее вдвойне, — сказал Веретеев. — Не только за себя тяжело, но и за брата.

— Свят и сам не пропадет. А если говорить только обо мне, то, наверное, есть что-то большее в нашем деле, о чем мы почему-то стесняемся говорить вслух.

Веретеев неожиданно — и опять неловко, смущенно — обнял Сергея за плечи, повернул лицом к раздевалке.

— Для кого-то есть, для кого-то еще будет, а для кое-кого только было, как для меня, например. Иди. Тебя ждут. Нельзя заставлять ждать.

— Вы думаете, они меня ждали? Несмотря на все — ждали, простив или даже все забыв?

— Не знаю, — уклонился Веретеев.

— Все вы знаете. Вы же сами верили, что я вернусь.

— Наверное, так было. Ждал возвращения. Но я тебя к себе ждал. Еще осенью. Ждал, как ребенок ждет новогоднюю елку.

— Нет, этого не могло быть. Или — «Звезда», или — конец моему футболу.

— И это я тоже знал. Иди. Будь здоров, — помедлив, Веретеев добавил: — Удачи тебе во всем, что ты задумал.

По пути в раздевалку, у самой двери, Сергей обернулся: чей-то пристальный взгляд вынудил его замедлить шаг. В холле появилась Ирина в сопровождении молчаливого Збарского, за которым, что-то рассказывая, бодрячком шел Минин.

Она была в долгу перед Мининым. В долгу, который ничем не могла возместить.

Разрыв с Сергеем поразил ее прежде всего своей нелепостью. Нелепостью, которая не поддавалась никаким объяснениям. Казалось, что еще какой-то один день — и она сменит фамилию. Весь мир был шумным и сверкающим, все пылало вокруг солнцем. И вдруг весь этот мир в один миг рухнул.

Сперва — словно Минина и не существовало никогда — гнетущая пустота.

Ее брат был ни при чем. Его скрытая война с Катковым оставалась достоянием лишь двоих — брата и Сергея. Виноват был Святослав, мальчишка с пытливым и безжалостным взглядом, по-юношески колючий и наделенный удивительной, не по годам, твердостью характера.

Собственно, последнее объяснение было вовсе не с самим Сергеем, а с его братом. В присутствии упорно молчавшего Сергея.

Да и не объяснение вовсе.

Этот мальчишка приехал с какого-то юношеского турнира — его без конца включали во всякие юношеские сборные. Приехал и застал брата, прикованного жесточайшим гриппом к постели. Команда улетела на очередные игры без своего капитана, а Ирина и не шила о болезни Сергея, полагала, что он уехал добывать голы для «Звезды».

Ситуация оказалась нелепой: Ирина узнала о болезни Сергея буквально за полчаса до возвращения домой Свята

Сергей не винил ее в отсутствии внимания — он и не ждал объяснений. А мальчишка возмутился. Вскипел, когда Ирина, прибежавшая к Катковым, сказала, что посидит возле Сергея, пока Свят сбегает в магазин за продуктами. Вскипел, нисколько не утеряв внутренней твердости, о которой Ирина до той минуты не подозревала.

Она до сих пор слышит этот возмущенный возглас: «Почему — вы? Он три дня обходился и без меня и без вас, час еще потерпит!»

Вот и все объяснение. Она неотрывно смотрела в осунувшееся небритое лицо Сергея, измученного лихорадкой, но ничего в его лице не отвечало ей…

Оставалось уйти, и она ушла. Никто не задерживал ее.

Гнетущую пустоту заполнил Минин. Внимательный, добрый, но такой гордый и самолюбивый. Потому она и была в долгу перед ним.

Знакомая раздевалка встретила Сергея беспокойной тишиной — каждый был занят своим нехитрым делом. Знакомый запах заставил Сергея закрыть глаза и сжать губы. Что сегодня придумал массажист? Опять випратокс. Мог бы что-нибудь и поновее…

Сергей подумал о том, что преждевременным уходом вычеркнул из своей жизни самое главное. И еще одна мысль пришла тут же: возвращает ли он, вернувшись, то самое главное, без чего чувствовал себя одиноко и порой страдал?

— Сережа, вот твоя сумка, — прошептал брат, освобождая Сергею кресло.

В знак братской признательности Сергей лишь взъерошил тщательно уложенные волосы на голове Свята.

Матч был заурядным — и по качеству игры, и по отношению футболистов к борьбе. Да и от тренерских замыслов больше попахивало жонглированием случайностями, чем предвидением и тонким расчетом. Впрочем, если от Савельева нельзя было и ожидать блестящих идей, то игра веретеевской команды меня расстроила: не сразу я сообразил, что любой веретеевский план так или иначе подвергается начальственной редакции, — но когда я понял, что питомцы Веретеева больше думают о том, как бы понравиться начальству, прилетевшему на матч, чем выполняют установки тренера, интерес к команде гостей у меня пропал совершенно.