Денис Гуцко - Сборник рассказов Страница 4

На Восьмое марта, вечером, пришел Егор. Мальчишки в качестве трудового десанта были откомандированы к бабушке — намечалось крупное семейное застолье — о чем Егор, судя по всему, знал: незадолго до этого ходил с детьми на каток.

Пришел с большим желто-красным букетом роз. Портфель выразительно позвякивал.

— Бог мой, — удивилась Лилечка нелепому букету. — Это что за язык цветов, Карагозов? Переведи, не томи.

Заставив прежде принять у него цветы и поставить их в вазу, Егор усадил Лилечку на диван и рассказал, что уже больше месяца живет один, у своего интерна. От пловчихи ушел. Как отрезало. Все осознал. Во всем виноват. Был сволочью.

— И остаешься, — поправила его Лилечка.

— И остаюсь, — покорно согласился Егор. — А этот букет… красное — любовь, желтое — измены. Не сочетается, правда?

И, подойдя к вазе, Егор принялся вытаскивать оттуда желтые розы. Вынув все до одной, выбросил в холл.

— Егор! Нет слов! — всплеснула руками Лилечка. — Я отвечу тебе позже, ага? Мне нужно подготовиться. У вас, кстати, клумбы перед больницей не убрали?

Но было ясно, что Егор намеренно валял дурака. Решил потешить сентиментальной клоунадой. Для него это нечто. Как если бы знаменитый тореро в зените славы решился выскочить на арену в рыжем парике. Егор обычно возвращался без лишних слов. Подкупал подарками детей… «Ма, ну пусть папа сегодня переночует. Поможет мне самолет дособирать, нам еще долго…». Мог привезти новый холодильник и пробраться в дом вместе с грузчиками. Или его привозили друзья с загипсованными ногами: нырял со скалы, там мелко оказалось.

— И зачем ты мне рассказываешь о своей личной жизни, Карагозов? Хочешь дружить — зарегистрируйся в «Одноклассниках».

— Лиля, я не решаюсь просить прощения… Но я… В общем, другой человек… Как выяснилось.

— Так! — скомандовала Лилечка. — На выход!

Она почти его выпроводила. Стоя в дверях, Егор вспомнил:

— А Тима-то из-за нас подрался.

— Что?

— Да кто-то ляпнул, что у него родители шизанутые.

— Кто?

— Да какой-то пентюх во дворе. То ли Вова, то ли Валя.

И Лилечка его вернула. Усадила на кухне, принялась расспрашивать. Егор сначала рассказал ей о драке, о которой успел допытаться у Тимы. Потом намекнул, что видел Тишкину пассию. Незаметно на стол из портфеля перекочевала бутылка абсента, сироп.

Поговорили о мальчишках.

— Я в церковь ходил, — произнес вдруг Егор сипло, голосом смертельно раненного. — Насчет венчания.

Лилечка снова принялась его выпроваживать, потянула из кухни. Но, оказавшись в холле, посреди желтых роз, Егор сгреб Лилечку в охапку и утащил в спальню. Она расцарапала ему горло, но всерьез не сопротивлялась.

Кое-что навсегда. Есть в его неприкаянной брутальности чары, от которых Лилечка так и не нашла отворота.

Наутро все-таки прогнала.

К пловчихе Егор действительно не вернулся. От интерна съехал, снял квартиру в соседнем подъезде и, напичкав ее веб-камерами, соединил в сеть с домашним компьютером: аскетизм онлайн, никаких баб, покаянно жду прощения. Лилечка реалити-шоу «Егор-2» игнорировала, а мальчишки приняли с восторгом. Весь вечер только и слышно:

— Папа футбол смотрит. Папа на кухне. Папа мыться пошел.

На работе легче не стало. Больные лежали уже в коридорах, ремонт во второй кардиологии затягивался. Затягивалось и расследование по делу Павлика. Павлик путался в показаниях и на следственном эксперименте, когда его попросили продемонстрировать, как он шел на дело, умудрился ошибиться дверью. Марина добилась свидания, а по возвращении устроила жуткий разнос медсестрам: ляжки наружу, халаты не стираны. «Просил за Катей присмотреть, — поделилась она с Лилечкой наедине. — Лучше б удавить попросил, ей-богу. Рука б не дрогнула».

Первые робкие догадки мелькнули в начале апреля. «А вдруг?» — затаив дыхание, думала Лилечка и, как могла, старалась отвлечься от преждевременной радости. Отдежурила лишнюю смену. Сходила с мальчишками в кино. И вот уже пьяное счастье журчит по венам: беременна.

— Мама, мамочка! Я беременна!

Остальным не говорила, хотела оттянуть. Возраст, мало ли что. Но Марина догадалась сама: курить бросила, на лице такое выражение — будто голосам внимает.

— Лилька, ну ты ваще! Авантюристка.

Заметив живот, Егор вернулся без спроса, самозахватом — так же, как подарил ей третьего. Забавлял ее хозяйственными подвигами: надраивал полы, закупал продукты. Даже попытался готовить, но у Саши на отцовскую стряпню не хватало характера, и Егор из кухни отступил.

— Карагозов, ты так резко одомашнился, я за тебя боюсь. Хотя бы в боулинг со своими сходил. Или… не знаю… в бассейн.

Узнав о том, что мама родит ему брата или сестричку, Тима совершенно растерялся. Понимал, что должен теперь вести себя как-то особенно, но не мог придумать — как. Полы и посуда были уже заняты. Для начала, к радости Егора, принялся подтягиваться на турнике. Родители реагировали в том же ключе, что и Марина: «Авантюристка!», — но более развернуто. Один лишь Саша держался как ни в чем не бывало. Так же звонил на работу, льнул к Лилечке по вечерам, просил о чем-нибудь с ним поговорить, посмотреть вместе мультик. Подарил рисунок: папа, мама, он с братом — и огромный, как подъемный кран, аист опускает в их вытянутые руки белый сверток с жирной красной «тройкой» поперек.

Третий, показало узи, тоже мальчик.

Лилечка уединяется с ним в ванной. Растворяет морскую соль, капает на плошку со свечой ароматического масла. Персика. Или лаванды. И укладывается, внимательно наблюдая за погружением живота — будто живот может уплыть от нее или нырнуть слишком резво. Пускает тонкую струю воды, чтобы монотонным ее шумом отгородиться от звуков, долетающих из-за двери, и бережно гладит пальцами восхитительный розовый купол, сгоняя с него стайки вертлявых пузырьков. Лилечка разговаривает с ним о многом. О том, какие обои встретят его дома. Какую она купит ему кровать. О том, что будет зима. Ранняя, переменчивая. С ветром и мокрым снегом. Неприятно, зато проскочишь сразу, даже не запомнишь. Будешь наблюдать из теплой лоджии, сидя у мамы на руках, как рвется с цепи декабрьская непогода. Весной будет сквер, уложенный квадратными плитами, в стыки которых протиснулись коготки травы. Много детей вокруг, шумных, с игрушками наперевес. Потом будет лето. Зелень, жара, облака. Потом настанет осень.

У каждого из тех, что остались за дверью ванной, есть несколько вариантов имени для малыша. Лилечка просила каждое утро за завтраком называть ей по одному. Кто-нибудь из них произносит имя, Лилечка отхлебывает чай и прислушивается, как оно звучит. Выбирает.

Пальцы располнели, и подаренное Андреем колечко сидит как влитое. В прошлый четверг он прислал ей длинное нервное письмо, в котором объяснял, почему не может бросить жену, хотя любит Лилечку безумно, как никого никогда не любил. Лилечка пока не решила, что ему ответить.

Евгений Новиков. Любовница белого облака

От Иванкина всегда пахло оружием, потому что он был капитаном и частенько упражнялся в стрельбе из пистолета. Кроме того, Иванкин обожал скрипеть ремнями и сапогами и есть донельзя горячую пищу. На завтрак Вера раскаляла ему в железной миске щи, а к ужину подавала клокочущую на сковородке курицу.

Съев все поставленное перед ним, Иванкин опорожнял стакан смертельно горячего чая и короткими своими пальцами вытирал рыжие жесткие усы. Таким Иванкин был и пять, и десять лет назад, и даже пятнадцать, когда, еще будучи курсантом военного училища, начал встречаться с Верой. Уже тогда он пах оружием и обожал горячую пищу.

Обычно он приходил к Вере в маленький домик, где та жила с матерью, обедал, звал гулять по набережной или смотреть кино. После прогулок или просмотров фильмов Иванкин провожал Веру домой, а сам отправлялся на службу. Там он участвовал в маршах, совершенствовал шаг и пополнял голову знаниями, а походку — новыми скрипами.

Они расписались в мае, за месяц до выпуска Иванкина из училища. Через год Вера родила сына, через два Иванкину присвоили звание старшего лейтенанта.

Еще через год сын утонул в луже: в гарнизоне, где они жили, было много луж.

Прошло еще несколько лет, и Иванкину присвоили звание капитана. Он ожидал майорскую звездочку и требовал, чтобы Вера родила еще кого-нибудь. А ей это никак не удавалось.

Вообще, она была из тех, у которых все не как у людей. На работе она неизменно делала ошибки в бухгалтерских счетах, на улице умудрялась попасть под дождь, способный так жестоко облепить ее пухлое стареющее тело, что встречные мальчишки хихикали.

После смерти сына Вера все чаще стала замечать, что от Иванкина пахнет не только оружием, но и красными щеками полковничьей жены Елены Ивановны.