Александр Кабаков - Сборник рассказов Страница 4

Теперь действительно ехал с трудом, глаза закрывались, в маленькой пробке у поворота к башне даже задремал на секунду. Не чувствовал абсолютно ничего.

Подъехал к воротам, тем не менее, совершенно свежим, физически бодрым, как будто впереди был обычный день. Аккуратно поставил машину, вышел, сделал два шага ко входу, все так же ничего не чувствуя, кроме некоторой озабоченности — впереди было трудное дело, а перед трудным, но понятным, определенным делом N. всегда чувствовал себя слегка озабоченным, но спокойным.

Делая третий шаг, N. увидел, что из-за угла, навстречу ему, к воротам поворачивает непропорционально длинный, как такса, «мерседес». На таком из всей «банды» ездил только X.

Не переставая говорить по телефону, X. высунул длинные ноги из проема задней, во всю ширину распахнувшейся двери и с некоторой натугой вылез весь. С крыльца уже спускался навстречу охранник, из остановившегося позади джипа выскочили еще двое.

Увидев его, X. на секунду остановился, на секунду же, видимо, забыв, что было.

Охранники ничего не успеют, подумал N., ни скрутить меня, ни выстрелить. Вот тебе и все планы, подумал N., мне помогает случай или кто-то там еще, значит, все правильно, я все правильно решил. N. сделал еще два шага по направлению к X.

X. теперь смотрел на него с раздражением, в котором было и ожидание неприятного разговора, и презрение к этому ничтожеству, способному еще выяснять отношения, и даже недовольство собой — тем, что допустил такую ситуацию…

Спокойно полезть в карман, будто за сигаретами, спокойно вытащить руку с пистолетом, выстрелить два раза и успеть сделать третий выстрел, когда они кинутся к X.

N. сделал еще один шаг.

Лицо X. изменилось, раздражение начало превращаться в недоумение.

И тут N. понял, что никто ему не помогает — наоборот, кто-то оставил его один на один с этой минутой.

Минута истекала.

«Прости меня, Витя, — сказал N. к концу минуты и обрадовался, услышав, что говорит именно то, что хочется сказать, — прости».

N. с удивлением посмотрел на вытащенный из кармана пистолет, разжал пальцы и услышал короткий стук от столкновения металла с асфальтом.

Ничего нельзя закончить, думал N., ничто не кончается так, не может быть, чтобы кончалось так просто. Не я это закончу, думал N., и не X., и никто из нас не может закончить, потому что не мы начали.

День был солнечный, но ветреный, тени веток и листьев быстро ползли по асфальту.

И казалось, что это мелкая вода плещется под ногами.

Роза Хуснутдинова. Рассказы из цикла «Семья Баяндур»

Памяти Анаит Баяндур

Есть люди, при упоминании которых возникает некий чудесный образ.

Анаит Баяндур была переводчицей, перевела на русский язык замечательных армянских писателей Гранта Матевосяна, Агаси Айвазяна, она была известной правозащитницей, в 1993 году в Швеции получила Премию мира имени Улофа Пальме — за миротворческую деятельность, за усилия в урегулировании конфликта в Нагорном Карабахе. И до последних дней продолжала заниматься правозащитными делами.

Она была смелой, щедрой, доброй, умной, восхищалась великими современниками — Матерью Терезой, Махатмой Ганди, дружила с писателями, артистами, президентами, с Католикосом всех армян Вазгеном Вторым, одаривала друзей щедрыми подарками: то преподносила изящный рисунок брата-художника, то шелковый платок, привезенный из Парижа, то редкую книгу, то кольцо с драгоценным камнем из недр Армении. Она любила Армению и весь мир, родных и друзей. Это было в реальной жизни.

Мне же она представлялась маленькой девочкой с копной кудрявых черных волос, с ярко-синими глазами, живущей в некоей пустынной местности, рядом с пещерой, в которой обитает чудовище. Это чудовище сторожит дорогу, по которой движется нескончаемый поток людей. Кто-то стремится за светлой мечтой, кто-то спешит на борьбу с могучим врагом, а кто-то ищет славы, богатства, простого человеческого счастья. Чудовище ненавидит людей, старается их погубить. И вот появляется крошечная девочка, зовет его поиграть, она прыгает, смеется, танцует перед ним, кричит: «Поймай меня!», «Догони меня!», загадывает загадки, которые чудовище не может отгадать. В конце концов, девочка обводит чудовище вокруг пальца, и оно на время забывает о дороге, по которой люди идут к счастью. Иногда с дороги к девочке сходят люди, удивляющиеся ее смелости, бесстрашию, они становятся ее друзьями, решают вместе бороться со страшным чудовищем. Надо погубить его, закрыть в пещере навсегда, завалить выход из пещеры камнями. Анаит восхищается друзьями, их смелостью, умом, благородством, подвигами, она счастлива. Но через какое-то время товарищи возвращаются на дорогу жизни, покидают Анаит, кто спешит за новой светлой мечтой, кто — на битву с новым, доселе неизвестным чудовищем, а кто просто устал бороться, хочет насладиться драгоценными днями остатка жизни. Анаит опять одна в пустыне, горько плачет, безутешна. Но когда слышит рычание подземного чудовища и видит его выходящим из пещеры, снова бежит к нему и кричит: «Поймай меня!», «Догони меня!». Игра с чудовищем возобновляется.

Серго (Зима 93-го)

Серго осторожно включил приемник. Диктор сообщил, что газопровод, подающий газ в Армению, взорванный на днях в Грузии неизвестными экстремистами, еще не починили.

Серго выключил приемник. Взглянул на гору одеял, под которой посапывала задремавшая лишь под утро Маро, на железную печку с раскрытой дверцей — внутри зияла черная пустота, от печки поднималась труба, не доходя до потолка, изгибалась под прямым углом и мимо стены, на которой висела картина Ашота, тянулась к окну, выходящему на улицу.

Ашот еще не появлялся. С утра ушел в свою мастерскую посмотреть, не осталось ли там муки, обещал достать дров, хотя бы на одну топку, но все еще не вернулся.

Серго с трудом натянул на плечи старое пальто, надвинул на голову вязаную шапку Ашота, шерстяные перчатки и вышел на лестницу.

Держась за перила плохо гнущейся правой рукой, стал осторожно спускаться.

На площадке второго этажа увидел Вазгена, заходящего домой с лавашом под мышкой. Интересно, где он его достал? В булочную не завозили хлеба вот уже неделю.

Когда Серго вышел из темного подъезда во двор, зажмурился от света. Потом замер в горестном изумлении. Красавица-орешина, стоявшая посреди двора — главное его украшение, была спилена, торчала безобразным обрубком.

Серго направился на улицу. Здесь было тихо, пустынно, ни одного живого существа. Хоть бы кошка какая пробежала.

Тротуар повсюду обледенел, шагать надо было очень осторожно.

Серго поднял голову. Оперный театр темной горной громадой высился сбоку. На миг улица представилась узким ущельем в горах — наверное, потому что дома стояли без света и быстро темнело. Да, здесь было как где-нибудь в горном ущелье под Дилижаном: поднимешь голову — и увидишь небо в алмазах, прислушаешься к тишине — и услышишь лепет горного ручья, топот мчащегося сквозь кустарник дикого кабана…

Из какой это далекой жизни! Прогулки по осенним горам, любование Севаном на закате, Оперный театр, освещенный яркими огнями, музыка Верди, Хачатуряна…

Серго вздохнул, открыл глаза и посмотрел прямо перед собой.

У платанов, тянущихся вдоль улицы Теряна, исчезли нижние ветки — видно, не один Серго вышел сегодня на добычу. Дровосеки — только не из чудесных армянских сказок, а из сегодняшней пугающей жизни — уже побывали здесь. Вон один из них. В десяти шагах от себя Серго увидел высокого старика в коротковатом пальто и фетровой шляпе, человек пытался маленькой пилой отсечь сломанную ветку платана.

В этом человеке Серго узнал академика Арама Манукяна. В последний раз они виделись, когда Араму вручали Государственную премию за заслуги в области астрофизики, кажется, Арам открыл новую туманность, назвал ее именем своей внучки Эстер.

Серго поздоровался с Манукяном. Тот сказал, что дома у них стало еще холоднее, чем неделю назад. У Эстер началось воспаление легких.

Арам поинтересовался, как здоровье Маро и пишет ли она стихи. И где их дочь Анаит?

Серго ответил, что Маро поправляется после простуды, стихов не пишет, Анаит, кажется, в Москве, вместе со своим сыном, а может, в Швеции, точно он не знает, телефон не работает.

Я слышал ее по радио, сказал Арам, кажется, она добивается, чтобы включился кто-то из ООН?

Да, кивнул Серго, баронесса фон Кокк уже включилась.

Арам допилил ветку, попытался взвалить ее на плечо, но ветка оказалась слишком тяжелой, и он просто поволок ее по тротуару.