Мири Яникова - Форпост для всех Страница 4

Помехи и препятствия

С самого начала все пошло очень плохо. Все дело было в эпидемии гриппа. Она стала причиной того, что на уроки в воскресенье явилось, кроме него самого, все лишь девять учеников Йониного класса. И все было бы в порядке, если бы ему не нужно было позарез именно в это утро иметь в миньяне десять человек, недавно вернувшихся к религии.

Молитве ничто не мешало. Миньян набирался и так, десятым был он сам, а еще присутствовал их учитель. Был еще директор школы и ученики других классов. Но никто из них не был недавно вернувшимся к соблюдению традиций. Таковых насчитывалось в этот день во всей школе всего девять человек.

Йони отчаянно метался по школе в надежде увидеть кого-то, кто годится для дополнения миньяна раскаявшихся. Но его школа была обычной религиозной школой-ешивой, в которой только один класс состоял из нужного ему контингента…

Пробегая мимо учительской, он увидел внутри кого-то, кто показался ему знакомым, и резко затормозил. Вернулся. Заглянул в дверь и, убедившись, что зрение его не подвело, воспрял духом.

За столом сидел странный гость. Завуч угощал его чаем, и тот пил, неторопливо, дуя на горячий стакан.

Йони было не до церемоний – он должен был успеть решить свою проблему до начала утренней молитвы. Речь шла, в конце концов, о жизни и смерти. Поэтому он, не колеблясь, подошел к человеку, который неторопливо чаевничал в их учительской. Это был тот самый раввин из разрушенной синагоги в Неве-Дкалим. Тот, который не пожелал контактировать с солдатами и полицейскими, а вместо этого имел тогда беседу с таинственным незнакомцем, будто бы вышедшим из стены.

— Здравствуйте, — сказал ему Йони. – Вы знаете, мой брат сейчас находится…

— …в осажденной синагоге. Я знаю, — ответил спокойно его собеседник.

Йони удивился, но, поскольку он очень торопился, решил сейчас не выяснять, откуда этот раввин, имени которого он все еще не знал, знаком с его братом. Зато было очень здорово, что тот в курсе, и ничего не надо объяснять.

— Я приведу к тебе десятого, — продолжил между тем незнакомец. – Но говорить с ним ты будешь сам. Мои возможности вмешательства в данном случае ограничены, поскольку это твоя задача.

— Да… хорошо! – воскликнул Йони. Он мало что понял, что уже одно то, что ему обещана помощь, значило очень много.

За окном раздались голоса, и мальчик невольно отвлекся от своего собеседника. Один из голосов показался ему знакомым, и он произносил его имя. Это был грубый и неприятный голос, и говорил он о нем. Неудивительно, что Йони сделал несколько шагов к окну. И увидел там того самого полицейского, который вытаскивал его из неве-дкалимской синагоги.

Похоже, ему предстояли неприятности. Как не вовремя! Ему всего лишь надо организовать этот миньян. Любые его беды не значили ровным счетом ничего по сравнению со смертельной опасностью, в которой оказался его брат с друзьями, и от которой его мог сейчас спасти только он сам. Тем более, сейчас, когда пришла помощь, не хватало еще, чтобы этот тип забрал его в полицию. А видимо, он за этим и пришел – в последние дни уже нескольких его знакомых арестовали в связи с событиями прошлого лета. Арестовывали просто так, ненадолго, чтобы испугать. Он не очень этого боялся. Но только не сейчас! Только не сегодня!

Полицейский, приехавший за ним, уже входил в школьную дверь. Йони отвернулся от окна и обнаружил, что учительская пуста. Он вышел в коридор и лицом к лицу столкнулся со своим врагом.

— Йонатан Рогов? – грубым голосом спросил его полицейский.

«Наружу в буквальном смысле, то есть за стены синагоги», — прозвучал вдруг в его ушах глуховатый голос. И он понял, что пришла не беда, а помощь.

— Да, я Йонатан Рогов. А тебя как зовут? – обратился он к пришедшему его арестовывать громиле.

— Илан. Илан Коэн, — такой быстрый ответ со стороны полицейского можно было приписать влиянию неожиданности и тому, что голос Йонатана, находившегося в этот момент в критической ситуации, прозвучал очень убежденно. Но чем было объяснить то, что он вдруг протянул мальчику руку?

ЧАСТЬ 3

Полицейский Илан Коэн

Илан Коэн не любил слишком заморачиваться. Но он не любил также, когда его начинало грызть изнутри нечто, что он сам никак не мог определить. Человек более утонченный, чем он, назвал бы это «нечто» совестью. Илан таких слов не употреблял, но от неприятного чувства очень страдал. Оно время от времени посещало его в детстве, когда он обижал брата, отнимая у него мороженое и игрушки. Затем оно стало приходить все реже и реже, и в последнее время он о нем уже благополучно забыл.

Но затем это чувство почему-то вернулось прошлым летом, и вернулось надолго. После той нелегкой работы в Гуш-Катифе, после этих разоренных им синагог, его почти все время мучило что-то неопределимое, но такое же неприятное, как и в детстве. Напрягшись, он уловил, что это неопределимое было чувством, говорившим ему, что он неправ. «Ну и что? – искренне удивился Илан, сделав это открытие. – Разве я сам придумал эту историю? Разве я отдал приказ крушить дома и синагоги и выставлять из них этих мальчишек и девчонок? Почему же я должен страдать?»

И еще кое-что мучило его. Вообще-то, ему обычно было наплевать, что кто-то из окружающих умнее, красивее или богаче его. Его житье его вполне устраивало. Илан Коэн не было завистливым. А тут вдруг он впервые в жизни испытал новое для него чувство, которое он сам не смог определить иначе, как зависть. Он понял, что завидует этим самым «мальчишкам и девчонкам». Самый первый острый укол зависти он испытал, когда только ворвался тогда в эту самую синагогу в Неве-Дкалим. Дети и взрослые, находившиеся там, имели чистые, как будто омытые молитвой лица, которые делало еще чище выражение трагедии, осенявшее их. И Илан понял, что они имели нечто, чего у него не было.

Как уже говорилось выше, он не завидовал чужим богатствам. Но то богатство, о котором шла речь в данном случае, измерялось не золотом и не серебром. Он чувствовал, что это настоящее богатство, и что богатство такого рода ему очень-очень хочется иметь самому.

Впервые в жизни ему захотелось что-то иметь. Он ощутил сильное желание войти в ряды этих людей и раствориться в них, стать здесь своим и, как следствие, получить свою долю только что обнаруженного им богатства. Поэтому резкой болью в сердце кольнул его неприязненный взгляд этого мальчика, которого ему пришлось вытаскивать первым. Этот взгляд вдруг поставил его на его собственное место, и он понял, насколько же ему далеко до того, о чем он вдруг начал мечтать…

Потом он не раз еще заходил в эту синагогу и помогал солдатам вытаскивать других юношей и взрослых. И каждый раз, переступая порог, он пытался на одно только мгновение вообразить, что он – на другой стороне. Что это и его синагога… Но тут же он принимался за выполнение своих обязанностей, и проклятия тех, кого он тащил наружу, ставили все на свое место.

Он ничего не говорил им, а только делал свою работу. Он не очень понимал, что именно он должен им сказать. Разве что, может быть, рассказать курьезную историю о том, как, когда он был маленьким, его отец с мамой надумали однажды переехать в один из поселков, подобных Неве-Дкалим, но их почему-то туда не пустили. «Приемная комиссия не пропустила», — говорили взрослые дома друг другу. И они остались жить в пыльном городе. Илан тогда не принял это близко к сердцу. А теперь вдруг ощутил обиду. И эта обида помогла ему справиться с неприятным чувством в сердце и закончить свою работу.

А сейчас он стоял напротив мальчика, который первым одернул его в тот день – одернул, не сказав ни слова, просто неприязненно взглянув. И этот мальчик протягивал ему руку.

Десятый

Йонатан сжал протянутую ему в ответ руку. Каково бы ни было прошлое, какие бы отношения не связывали его прежде с тем, кто стоял перед ним, сейчас это был тот единственный человек, который мог спасти от смертельной опасности его брата.

— Ты пришел меня арестовывать? – спросил он.

— Да, — ответил Илан.

— Все в порядке. Я пойду с тобой. Но после молитвы.

— Хорошо. Я подожду. Иди и молись, — миролюбиво предложил Илан.

— Нет, ты не понял. Мы с тобой пойдем сейчас молиться вместе. В нашем миньяне, с моим классом.

В душе Илана Коэна все запело. Но он решил действовать осторожно, поскольку понимал, что сейчас в его жизни происходят самые-самые главные события.

— Я бы с удовольствием, парень, но я не умею молиться, — ответил он.

— Это не страшно, — подбодрил его Йони. – Я сейчас все объясню. Пошли.

Они пошли, почти что побежали, по направлению к школьной синагоге, и Йони на бегу принялся давать инструкции: