Валерий Кислов - Экскурсия Страница 4

Вы, стало быть, совершенно голый, но в дырявых носках, ботинках и надетых поверх войлочных тапочках, выходите в коридор, проходите по заворачивающему коридору метров тридцать и оказываетесь в маленькой круглой зале. В центре залы уже стоит группа таких же, как и вы, совершенно голых, но в дырявых носках, ботинках и надетых поверх войлочных тапочках. Все смотрят на вас укоризненно, и тут вы понимаете, что все ждали только вас.

Ну-с, курсанты-экскурсанты, теперь все? Тогда приступим. Каталогов и буклетов у нас нет. Плана тоже нет, да он и не нужен, коли есть я. Да и заблудиться здесь невозможно. Шагай себе ногами вперед (ха-ха), и всё. Повторяться не буду, слушайте внимательно. Если будут вопросы, задавайте, только договоримся сразу, в щадящем режиме. Общее время осмотра — час. Да, и не удивляйтесь, что так грязно. Такой контингент (ха-ха). Шучу. Просто убирать некому. Да и кто пойдет? Вот вы бы сами пошли? В прошлом году ремонт делали, а двери покрасили поганенько. Все в подтеках. И ручки привинтили кое-как. Как в жэке каком-то. И лампы эти, врезанные в подвесной потолок. Дешево и пошло. Отсутствие средств и вкуса. Да и откуда ему вообще взяться? И эти мухи жирные, зелено-синие, все жужжат и жужжат. И откуда они вообще берутся? Окон-то нет. Не иначе как через вентиляцию. Хотя вентиляция как раз и не работает, летом жара адская (ха-ха).

Итак…

Да. Перед тем как начать, небольшая преамбула. То, что нам предстоит увидеть, различается по стилям, жанрам и техникам, но одинаково отражает крайний индивидуализм и радикальный субъективизм авторов, во всей красе являет, как один гений выразился, «морду модернизма» с ее звериным оскалом и гнилым нутром, другими словами, всю неприглядность ее (по марксизму и фрейдизму) оголтелого эго.

Во как.

Оголтелого эго.

Надо запомнить.

Итак, первая анфилада посвящена недействующим и трусоватым, так сказать, пентюхам. Развешанные на стенах аппликации и коллажи отражают идею робости, неуверенности, сомнения, опасения и уклонения. Различные чувства вызывают разные состояния и не всегда однозначную реакцию: обильное потение, нервозное потирание рук, шарканье ног, судорожное комканье носового платка, нервный тик, самопроизвольные гримасы и неприятный кислый запах изо рта. Техника — металлическая проволока, пластик, полиэтилен, ткань, шерсть, бумага, картон, клей. Вот взгляните. Здесь различные занятия, оттягивающие время и мешающие принятию решений: плевание в потолок и в воду, ковыряние в носу и в ушах, чесание в промежности, выдавливание прыщей, обкусывание ногтей аж до самых лунок, так что выступает кровь, протирка очков, завязывание шнурка и галстука, выяснения отношений с женами и детьми, а тут — кстати, весьма любопытный сюжет — выискивание второго носка после стирки в коммунальной стиральной машине. Занятие увлекательное, но совершенно бесполезное. Время в этом случае проходит, я бы даже сказал, пролетает на удивление быстро и бессодержательно. Как в социальных сетях. Как будто и не было. М-да… Как в сетях. Как будто и не… Это я не время тяну: это у нас получилась реприза такая, а точнее лексическая анафора, риторический прием для усиления эффекта. Гомон тяти. Тягомотина. А это, к слову сказать, получился другой риторический прием. Ну, какой?

Я понял, что не филологи…

Вторую анфиладу мы официально называем языческой, а меж собой, приватно, варварской; здесь у нас и слепое почитание времени, персонифицированного в виде иерархов и эдилов, и идеологическая зависимость, и спортивный фанатизм, и эстрадный тотемизм, и телевизионный анимизм, и прочие попытки забыться во времени, задержаться в нем надолго, а еще лучше навсегда. Здесь — на фабрике грез — каждый находит свое пережитое наваждение; вы вряд ли будете исключением. Фотографии большей частью цветные, печать разная; все под стеклом, потому что посетители в экзальтации иногда целуют или плюют. Вначале — властители дум, мудрецы и пророки, вожди и борцы. Кумиры бессрочные и безвременные; символы вечных идей и незыблемых истин. Затем — коронованные особы, президенты, лауреаты, призеры, чемпионы. Лидеры, вызывающие зависть и стремление сравняться. Далее — видные и заслуженные деятели, так сказать, популярных видов искусств, звезды, завлекающие, обольщающие и обвораживающие, насаждающие единовкусие и униформизацию чувств. Стоит ли объяснять, что изображения зачастую метафоричны. Наверное, не стоит. Наверное, нет. Нет.

Обратите внимание на пернатых, прыгающих под софитами, и чешуйчатых, переминающихся на трибунах; там бредут утыканные и проткнутые, тут ползут раскрашенные и татуированные по всему телу, включая детородные органы. Одни в белых одеждах возлежат с пережатыми членами и раздавленными ятрами, другие в черном блестящем кожзаменителе висят прикованные и исхлестанные в кровь, третьи сидят бритые и голые в наушниках с микрофонами перед экранами одного большого компьютера. Вот восхваляющие золотого тельца, а вот уповающие на царство зверя. А эти — вообще опуевшие и охиздиневшие, да, да, именно так, ведь они поклоняются своим и чужим гениталиям как идолам, приносят человеческие и нечеловеческие жертвы, делают ритуальные омовения, замывания, растирания, втирания и проч. А эти… существа… гм… генетически модифицированные: бесполые манекены, безмозглые мутанты, движимые непредсказуемыми сбоями в сцеплении молекул. Вы ведь про клинамен ничего не знаете… Есть многое на свете, посетитель, что вам не снилось никогда… Да. М-да.

Но иль фо де ту пур фэр ле монд, как — часто и не всегда понимая зачем — говорят французы. Перевести? Ну как хотите. Все упомянутые персонажи относятся ко времени с той или иной степенью слепого благоговения, граничащего с бездумным фанатизмом: время теряет всякий смысл, всякое рациональное обоснование и необходимость критического осмысления. Оно есть индивидуальный архаичный глиняный божок с несоразмерно огромным членом, на который адепты в полнолуние вешают записки с личными, чаще всего мелочными и несуразными просьбами.

Здесь у нас анфилада героическая; цель всех потуг и поползновений — одна: перескочить, перепрыгнуть через время, так сказать, его переехать, перейти, другими словами, форсировать и закрепиться на плацдарме будущего, дабы обрести там вечный покой и вечную славу. Здесь представлен ныне уже редкий (поскольку требующий не просто элементарных навыков работы с прикладными компьютерными программами, а умения и опыта в старом, мастерском, ремесленническом, смысле этого слова) жанр: живопись большей частью академическая или романтическая с величественными позами и эпическими жестами; все грандиозное, помпезное и захватывающее дух. Исключительно холст и масло. Триумфальные фрески, батальные панорамы, масштабность и величие. Порыв, рывок и прыжок. Воля, а там и власть с неминуемыми стягами и штандартами, наградами и почестями. Взятие альп, гималаев, кавказов, кордильеров, освоение африк, америк и евразий, глобальные проекты, великие стройки и глубинные переустройства вместе с сопутствующими массовыми человеческими и нечеловеческими жертвоприношениями. Пусть не все…

Кто у нас здесь рыгает? Некрасиво. Как это «не рыгал»? Я же слышал! Во-первых, не «блевать тянет», а «тошнит»; а во-вторых, для этого есть специальное место. Я вам покажу. А пока держитесь! Дышите глубже! Глубже!

Итак, не все изображенные здесь наполеоны пребывают в активизированном состоянии, зато каждый хоть раз да ощущал себя наполеоном гипотетическим, находил в себе наполеона виртуального, так сказать, наполеонисто примерялся и прикидывался, как мы говорим, «давал бонапарта». А значит, лелеял мечту, представлял себя победителем и покорителем, первопроходцем и основателем, то есть был латентным героем своего времени (понятно, что об острове позора никто не думал, да и герои, между нами, получались совсем негероические, но это уже другая тема). Вот этот, перепачканный сажей, но с незапятнанным боевым духом, сидит на башне танка после зачистки и как будто думает, я не тварь дрожащая и не петух ощипанный, а личность и посему право имею, а вдали снежные вершины в синеве воздушной, так сказать, купаются. Другой моет своей доблестной зубной щеткой кирзовые сапоги старшего боевого товарища в чужом теплом океане, дрожит, пришлепывает разбитыми в кровь губами и с тоской вспоминает о далекой подруге на далекой северной родине. Третьего, неподвижного и забинтованного, но с медалькой, торжественно выносят на носилках из вертолета; он уже ни о чем не думает и ни о чем не вспоминает, а на заднем фоне зеленая лужайка и белый дом с балконом. Четвертый, высунув язык, старательно обводит красным карандашиком населенные пункты на карте, втыкает в них разноцветные флажки, вычерчивает графики и вычеркивает написанные непонятными иероглифами фамилии в списках. А эти, связывая абсолютный идеализм с крайним прагматизмом, простукивают граждан ледяными молотками. Кузнецы будущего. Да мало ли великих кормчих. Да мало ли предводителей, покорителей, победителей.