Александр Щёголев - Драма замкнутого пространства Страница 4

— О-о, вы здесь! Чего в коридоре топчетесь, не заходите? Стесняетесь?.. У меня что-то произошло, память вдруг очистилась. Напряжение упало, наверное. Шура, лампочка не мигала, не заметил?

Сказал все это — будто ничего такого.

— Сволочь! — закричал дежурный, косясь на студентку. — Чего дерешься-то? Обещал полчаса, а сам!

— Ошалел? — теперь удивился Лбов.

Студентка водила глазами — с одного сотрудника на другого. Дежурный продолжил крик:

— Катись в свой вычцентр! Или в свой сортир, куда хочешь! Приперся тут, жить мешаешь!

— Подожди, Шура, не ори, — очень спокойно сказал Лбов. — Не понимаю, чем я тебе мешаю? Сиди себе в отделе, дежурь, а лучше всего надуй матрац и спи.

Дежурный осекся.

— Какой матрац?

— Да ладно тебе, не бомба же в твоей сумище. Я сам такой притаскиваю, когда дежурю… Короче, чего ты бесишься, объясни?

— Думаешь, ты один умный? — высокомерно предположил дежурный, вновь отдаваясь клокочущей ярости. — Думаешь, ты один умеешь и любишь работать? Я между прочим специально напросился на ночь вне графика, чтобы…

— Не ори, дурак, — повторил Лбов.

— … чтобы начать, наконец, заниматься делом! Днем ведь к «Жуку» и таракан не подберется — отгородили, опечатали! Может я только и ждал десяти вечера, когда институт закроют, а потом — обход дурацкий, а теперь — ты!

Лбов заметно сузился. Будто сдулся. И стал тихим.

— Так, — сказал он. — Ясно, тебя тоже «Жук» интересует. Я чувствовал… Значит, ты разлюбил нормальные персоналки?

Он внимательно посмотрел на дежурного, затем на студентку — абсолютно пустым взглядом, — и снова на дежурного. С вязким, нехорошим любопытством. И задумался. Затем он посмотрел на дверь лаборатории, голодно и нетерпеливо.

— Тебя, кстати, девушка ждет, — заметил дежурный, уже вполне мирно.

— Инструкция по программированию знаешь где лежит? — с подозрительной покорностью спросил Лбов.

— А как же! У завлаба в столе. Я ее смотрел, там операционная система стандартная, — он взялся за дверную ручку, потянул дверь на себя.

Но тут случилось.

Лбов сгреб дежурного в охапку и потащил в конец тупика, хихикая басом, бормоча всякие глупости, что-то вроде: «А еще очки надел… а еще в шляпе…» Тот рвался, брыкался, впрочем, сопротивляться было бесполезно, потому что сил у спортсмена хватило бы на пяток подобных жеребцов. Он засунул дежурного в помещение отдела, навалился на дверь, всунул ключ в замок, провернул до упора. Со стороны это выглядело так, будто школьники резвятся на перемене. Глупо и трогательно.

— Пусти, придурок, я позвоню в охрану! — визгнул дежурный.

— Звони, — разрешил Лбов, доставая перочинный ножик. По стене не слишком высоко тянулась пара двужильных проводов — беззащитные, розовые — от местного и городского телефонов. Он аккуратно надрезал изоляцию, поле чего закоротил каждый провод канцелярской скрепкой. Как и дежурный, он был человек запасливый. Выцедил в дверь:

— Конкурент недоношенный. Конкурентишко. Подумаешь, герой, вне графика дежурит. А я вообще дома не ночую, понял! Жена бесится, стерва деревянная…

— Пошел ты на!!! — харкнула дверь.

Лбов пошел, ухмыляясь.

— Что с телефоном сделал, ты, лошадь! — заорала неугомонная дверь. И вновь настала тишина.

9.

Критическая статья о проституции под названием «Легкотрудницы». Очерк «Право голоса» — о молодом, но уже талантливом певце. Письмо школьников младших классов с требованием ввести прямые выборы руководящего состава Министерства образования… Я зевнул. Еще зевнул. И еще. Жутко хотелось спать… Буровая вышка установлена на Северном полюсе, в Выборге проходит первый чемпионат по спортивному программированию, полиция Нью-Йорка разоблачила очередную международную группу женщин-фанатиков, уничтожавших вычислительные машины… Проклятая зевота. Проклятая газета. Проклятое дежурство.

Газета была не моей. Когда те двое убрались в свою — то есть в мою! — лабораторию, я понял, что надо срочно успокоиться. И тогда я обшарил стол начальника отдела. Просто так. Ничего особенного не искал — ну там фотографии жены или любовницы секретного свойства, какие-нибудь интересненькие бумаги, или еще что-нибудь этакое. Некоторые мужчины хранят у себя на работе то, что не могут хранить дома, как я уже неоднократно убеждался. Да, понимаю, шарить по столам не интеллигентно. Но… Сидит у меня в крови какая-то поискомания, наверное, от мамы перешла.

— … возвращаясь к проблеме компьютерной преступности, компьютерного терроризма, вредительства в вычислительных сетях, необходимо добавить, что все это связано с неким страшным процессом, — скучно бубнило радио. — Дело в том, что в среде технической интеллигенции появилась новая прослойка, так сказать, романтиков с большой дороги. Доступность, «чистота» деятельности за дисплеем значительно сдвинули общепринятые границы безнравственного…

Итак, я продолжал нести героическую вахту. Только дверь в помещение отдела закрыта была теперь не изнутри, а снаружи. На двери два замка: верхний — обычный накладной, а нижний наглухо врезан в дерево, причем имеет отверстие для ключа только со стороны коридора. Дурацкая система. Нормальные люди нижним замком не пользуются.

Лбов закрыл на нижний.

— … прошу прощения, — продолжало радио. — Хотелось бы расставить точки. Разумеется, проблемы преступности существуют и сами по себе, но война, разразившаяся в сфере информационного бизнеса, придает им особую остроту. Вот примеры. Многочисленные организации компьютерных хулиганов и авантюристов, судя по сообщениям прессы, имеют централизованное управление. А управляющие нити, как ни странно, ведут либо в фирмы, производящие вычислительную технику, либо в правления сетей. Это раз. В фирмах существуют специальные отделы, занимающиеся изучением и разработкой компьютерных диверсий и готовящие соответствующих специалистов. Там же исследуются вредные воздействия работы за дисплеем, конечно, не только для их нейтрализации, изучаются и наиболее азартные компьютерные игры. В общем, примеров много. В сущности, информационная война сводится к яростной конкуренции по всевозможным направлениям, и формы ее традиционны — протекционизм, дискриминация, и как следствие — шпионаж и вредительство. В той или иной степени она велась всегда. Первопричина же нынешнего обострения, как все мы прекрасно понимаем, законы большого бизнеса. Следует упомянуть и о том, что до сих пор отсутствует надежная, единая система патентования алгоритмов, такая же бесспорная, как, например, принятая в отношении изобретений или промышленных образцов…

Лбов явно родился мускульно переразвитым — обратно пропорционально интеллекту. Охамевший, набухший силой мужик. Что ему на самом деле нужно в институте? Фиг его знает. Врет, ведет себя странно. А что нужно этой студентке? Ну, с ее-то желаниями полная ясность, достаточно хоть раз увидеть Лбова без рубашки… В общем, темная история. Ночь.

— А сейчас новости культуры. Людочка вышла замуж за бармена, ее дочка от третьего брака развелась с проректором столичной консерватории. На фирме «Аккомпанемент» выпущена пластинка Валериного племянника. В столице организована труппа бывших солистов Главного театра, по разным причинам не вернувшихся из зарубежных гастролей и впоследствии приехавших обратно. Труппа сразу отправилась в турне по Европе. Невиданным провалом закончились выступления бродвейского мюзик-холла в районах Сибири и Дальнего Востока. Небывалый успех сопутствовал мастерам отечественного брейк-данса в поездке по центрально-африканским странам…

Впрочем, возможно, вот этого как раз и не было сказано. Может быть, я сам это выдумал, чтобы взбодрить дух. Все может быть. Просто я сидел за чужим столом, читая чужую газету, я смотрелся в черное зеркало окна, размышляя, матерясь, слушая радио, а было уже — половина первого. Было уже «завтра».

10.

Из-под запертой двери в комнату вполз шорох. И зловещий вздох. Я лениво встал, приглушил радиоточку и гавкнул:

— Лбов, это ты?

— Это я, — донесся нежный шепоток.

Сюрприз. Я трусливо швырнул газету на место, задвинул торчащий ящик обратно в стол и сухо поинтересовался:

— Пришла пожелать спокойной ночи?

— Я уже давно стою в коридоре.

— Извини, не могу пригласить в гости.

Студентка изобразила целую серию вздохов.

— Саша, мне страшно.

Если честно, я не очень удивился. Лбов без рубашки, это в самом деле испытание не для впечатлительных натур.

— Ничем не могу помочь, — сказал я. — Ты же видишь.

Она не ответила — молча терлась о дверь.

А меня вдруг осенило. Я даже затрепетал от радости. Вытащил из кармана связку ключей, звеня на весь институт, отыскал требуемый и сорвал его с кольца. Хорошо быть таким находчивым.

— Держи ключ, — воскликнул я, стараясь унять в голосе триумфальные колокола. — Здесь, под дверью.