Екатерина Мурашова - Одно чудо на всю жизнь Страница 4

«А вдруг маньяк?!» — по спине под свитером потекла неизвестно откуда взявшаяся струйка пота. Почему-то представилось, как он, Витёк, уходит от маньяка кувырком вперёд, вниз по лестнице. — «Ну, тогда-то точно конец», — мелькнула рассудительная мысль.

— Зачем ты куришь, если тебе это не нравится? — прозвучал сзади тоненький девчоночий голосок.

От облегчения и злости Витёк едва не выругался, но сдержался. Хотел было обернуться и одновременно вскочить на ноги, как делал кто-то из телевизионных героев. Не получилось. В результате оказался на четвереньках, да ещё и проклятое ведро опрокинулось и покатилось по ступенькам вниз.

Стоя на четвереньках и по-собачьи глядя снизу вверх, Витёк окинул взглядом тонкую, светлую даже в полумраке фигурку, стоящую сбоку от чердачной двери.

«Как же я её раньше-то не заметил?!» — удивился он, ожидая, почти слыша уже девчоночий язвительный смех. Но девочка не смеялась. И сразу же молоточками застучали в голове вопросы:

«Кто она такая, ведь у нас в парадной она не живёт? Что делает здесь одна, в девять часов вечера? Пришла с улицы? Но где её пальто или хотя бы куртка? На улице всего плюс три градуса… И что это за странный комбинезон на ней надет? Кто так одевается?»

Любопытство буквально разрывало Витька изнутри, но вместе с тем он понимал, что ни за что на свете не станет расспрашивать странную девочку. Не его это дело, кто она и что здесь забыла. Его дело — быстренько затушить сигарету, подобрать ведро и идти домой, пока мама не хватилась и не позвонила Борьке Антуфьеву, которому он якобы понёс тетрадь…

«Так мы сейчас и сделаем, — уговаривал себя Витёк. — Вот сигарета, вот ведро, и всё — прости-прощай, девочка в голубом комбинезоне…»

— Скажи, пожалуйста, у тебя поесть ничего нет?

Витьку, который уже начал спускаться по второму пролёту, словно поддых кто врезал. В Санкт-Петербурге много нищих, и бомжей, и как бы беженцев, и других всяких. Мама иногда бросала им какие-то монетки, папа — никогда, и Витьку не велел, потому что, по его словам, каждый человек сам строит свою судьбу. Витёк был с папой, в общем-то, согласен и никогда нищих и бомжей не жалел. Но девочка у чердачной двери не имела ко всему этому никакого отношения.

Витёк в несколько прыжков взбежал по лестнице и остановился прямо перед девочкой, стиснув в ладони ручку помойного ведра.

— Что ты здесь делаешь? Откуда ты?

— Не знаю. Я не могу ответить, — девочка виновато пожала узкими плечами.

— Ты… не помнишь? — в голове Витька промелькнули какие-то телевизионные истории про людей, потерявших память.

— Нет. Я помню. Но — не знаю.

— Так не бывает, — решительно возразил Витёк. — Вот где ты была вчера, позавчера, неделю назад — помнишь?

— Помню, — сразу же согласилась девочка. — Только не знаю. Неделю — это как?

Витёк закусил губу и выругал себя за то, что ввязался в эту историю. На сумасшедшую девочка не похожа, но, с другой стороны, откуда ему, Витьку, знать, как настоящие сумасшедшие выглядят. Он же в жизни ни одного не видел. Нет, надо было идти домой и… ну, в крайнем случае «скорую помощь» вызвать. Пусть бы врачи с ней разбирались, что она помнит, а что нет…

— Мне не нужен врач. Я здорова. Только очень есть хочется, — дружелюбно сказала девочка.

Витёк чуть не подпрыгнул: «Она что, мысли читает?!» И сразу же как обожгло: «Да она же инопланетянка!!! Всё сходится — появилась неизвестно откуда, и голубой комбинезон, и про неделю не знает… Где же её корабль? И что же ему-то делать? По идее, надо бы сбегать за мамой, и ещё кому-то сказать… ну, из Академии Наук, что ли, только как она-то на это посмотрит… возьмёт и исчезнет… или Витька с собой заберет (в каком-то журнале про такое писали!)… Что же делать-то?!»

— Ты не мог бы чего-нибудь принести из дома? Если тебе не трудно. Может быть, хлеба… — вежливо напомнила о себе девочка.

— Ты… Я догадался! Ты — с другой планеты! — выпалил Витёк.

— Ты так думаешь? Нет. Я, наверное, с этой планеты. Не с другой… нет, точно — нет.

Мысли в голове Витька гонялись друг за другом, как щенки, играющие в дворовой пыли. В конце концов ему удалось поймать одну, самую обыкновенную:

«Она же есть хочет! Надо её сначала чем-нибудь покормить, а потом уж дальше расспрашивать. Но как? Позвать домой? Но что скажет мама, если он в девять часов вечера приведёт с улицы эту странную девочку? А потом? Ей же, судя по всему, некуда идти… Знаешь, мама, я тут девочку на лестнице нашёл. Пусть она пока у нас поживёт… Бред!»

— Подожди здесь, — принял решение Витёк. — Я сейчас попробую стырить чего-нибудь пожрать и принесу тебе. Подождёшь?

— Конечно, подожду, — согласилась девочка и рассудительно добавила: — Куда ж мне деваться-то?

— Ну как, отдал Боре тетрадку? — спросила мама, поднимая глаза от книги, которую читала.

— Да, да, — ответил Витёк, стоя к ней спиной и аккуратно выкладывая в секретер эту самую тетрадь, взятую на улицу для конспирации.

— А чего не раздеваешься?.. Витя! Почему ты пошёл в кухню в грязных сапогах?! Сколько раз я тебе говорила…

— Я, мам, это… — растерянно забормотал Витёк, заглядывая в холодильник и чувствуя, что его затея с треском проваливается. — Я проголодался очень… То есть кота хотел покормить… Котика… Там на лестнице. Жалко его…

Мама вошла на кухню вслед за сыном и остановилась возле стиральной машины, положив на неё раскрытую книгу обложкой вверх (так именно, как Витьку запрещали). На мамином лице застывали вечерний крем и неподдельное удивление — Витёк никогда не любил животных и не кормил бродячих котов.

«Всё пропало!» — подумал Витёк и поёжился при мысли о голодной девочке в холодном подъезде.

Однако на мамином лице неожиданно появилась педагогическая мысль, и к Витьку вновь вернулась покинувшая его надежда. Он знал, что, когда маму посещают педагогические мысли, возможно всё. Ему могут простить двойки по русскому и истории, купить абонемент в Филармонию на скучнейшие концерты, запретить видеться с лучшим другом или позволить одному поехать через весь город на день рождения к дачному приятелю. Всё зависело от направления мысли и той психологической книги, которую мама, серьёзно занимающаяся воспитанием сына, прочитала последней. Витёк искоса взглянул на книгу, лежащую на стиральной машине. На обложке длинноволосый красавец с резиновыми мускулами страстно обнимал пластмассовую блондинку, укутанную волосами и ещё чем-то прозрачным. Витёк вздохнул и стал ждать развития событий.

— Ну что ж, — сказала мама. — Я рада, что хоть чьи-то чувства стали тебя волновать. Пусть даже это не родители и не близкие люди, а всего лишь бродячий кот. Надо же с чего-то начинать… Возьми в морозилке обрезки от печёнки. Кот будет в восторге. Только не трогай его руками — у него вполне может быть лишай.

«Но я же не могу кормить эту девчонку мороженым мясом! — подумал Витёк, доставая из морозилки маленький заиндевевший мешочек. — И отказаться не могу, потому что мама сразу же что-нибудь заподозрит. Почему бы ей не уйти отсюда?»

— Спасибо, мама, — елейным голосом сказал Витёк. — Коту наверняка понравится… Там, кажется, твой сериал уже начался…

— Витя! — подозрения отчётливо нарисовались на мамином лице поверх крема и педагогической мысли. — У тебя всё в порядке? Что-то ты сегодня чересчур… заботливый…

— Нет, нет, всё в порядке! — быстро ответил Витёк и решительно открыл хлебницу. — Я вот ещё кусочек хлеба возьму. Мне кажется, он его любит.

— Кто — кот?! — всё больше недоумевала мама, но тут, на счастье Витька, слащавые позывные маминого сериала и вправду послышались из большой комнаты.

— Отдашь печёнку и сразу — назад, — скомандовала мама, уносясь мыслью куда-то в Аргентину. — Не больше минуты!

Прыгая по ступенькам, Витёк не увидел девочки и почему-то страшно испугался. Хотя чего, вроде, пугаться-то? Ушла и ушла, забот меньше… Но девочка никуда не ушла, просто присела на кошачий коврик, обхватив руками коленки, и в этой позе показалась Витьку совсем маленькой. Что-то странно ворохнулось у Витька под ложечкой.

«Заболела, что ли? — недовольно подумал мальчик. — Этого ещё не хватало!»

— Эй! — окликнул он съёжившуюся фигурку. — Я тут тебе хлеба принёс! Больше ничего не удалось спереть…

— Спасибо, — девочка подняла голову и снизу вверх взглянула на Витька. — Хлеб — это хорошо, — она медленно протянула руку, взяла обкрошившийся по краям кусок и начала аккуратно жевать.

Витьку было ужасно муторно, неудобно и хотелось на что-нибудь разозлиться. В конце концов он разозлился на медленно таявшую в кулаке печёнку — швырнул промокший мешочек на ступеньки с такой силой, что красные капельки забрызгали стену. Брезгливо, по-кошачьи отряхнул пальцы, потом вытер их об штаны.