Девушка без прошлого. История украденного детства - Даймонд Шерил Страница 4

— Еще до моего рождения? — понимающе спрашиваю я.

— Да. — Папа задирает бороду. — Это были темные дни, Бхаджан, очень темные. А сейчас мы поедем в самый святой из городов, в золотой храм. Ты готова?

Я отказываюсь ехать, пока мы не найдем нашего любимого солдата и не отдадим ему мешок бананов. Но Фрэнк поднимает меня за лямки денгари, тащит к машине и сажает на заднее сиденье, невзирая на мои протесты. Отсутствие уважения — вторая причина, по которой я мечтаю скорее вырасти. Он что, не понимает, что я не младенец, а просто невысокий человек?

Машина мчится в Амритсар. Над нами бескрайнее звездное небо, ветер развевает наши волосы, и мы поем семейную песню:

Маленькие коробочки на склоне холма…

Сидя сзади, я размахиваю руками, будто дирижирую. Голос Фрэнка немного срывается на верхних нотах. Я смеюсь и зарабатываю укоризненный взгляд с переднего сиденья.

Маленькие коробочки на склоне холма,

Маленькие коробочки из дерьма…

— Просыпайся, малявка. — Фрэнк сжимает мою голую ногу, каким-то образом оказавшуюся у него за спиной. — Мы на месте.

Я открываю глаза и вижу, что все уже переоделись в традиционные для сикхов длинные белые шелковые туники с разрезами, а папа и Фрэнк намотали на головы тюрбаны.

— Давай я тебе помогу. — Кьяра расстегивает мой комбинезон и натягивает на мятую футболку специально сшитую тунику.

Выбравшись из машины в ночь, я пытаюсь вспомнить, что это за место. Мы идем по тихой улочке мимо мужчин в тюрбанах, а впереди высятся огромные открытые ворота. Я зеваю и чешу живот — почему-то я всегда так делаю, когда просыпаюсь. Бледно-желтая полная луна висит очень низко. Подошвы сандалий шлепают по земле.

Я обожаю, когда мы ходим вот так, все одинаковые. Все в белом. У Фрэнка и папы на поясе висят кирпаны — короткие изогнутые мечи, символ защиты тех, кому грозит беда. Их носят только мужчины.

Людей постепенно становится все больше, и они одеты так же, как и мы. Вокруг гордо вздымаются тюрбаны, длинные толстые косы змеятся по женским спинам. Многие оборачиваются на нас, но ведут себя вполне дружелюбно. Белые здесь редко бывают, даже одиночки, не то что целыми семьями.

У ворот служитель забирает наши сандалии, и мы моем ноги под краном, прежде чем перейти мелкий бассейн. Босые ноги скользят по мрамору, и я чуть не падаю. Мне кажется, что сверкающий дворец висит над огромным озером. Он отражается в водной глади, а вокруг него чернеет ночь. Я вижу и чувствую, что он огромен и что он не из этого мира. Золотой храм.

Мы идем по узкой дорожке, по сторонам плещется вода, и кажется, будто мы переходим в другой мир. Бархатный ночной воздух пахнет едкими благовониями. Я всего лишь девчонка с липкими от бананов руками и растрепанными хвостиками, но уже знаю, что не забуду это мгновение никогда, сколько бы ни прожила.

Высокие стены храма сходятся в позолоченный купол с яркими мозаиками и роскошными цветочными узорами. Я стою тихо, пытаясь справиться с сенсорной перегрузкой. Людей становится все больше, и все они выше меня. Громко и ритмично бухают барабаны-нагара. Фрэнк берет меня за руку.

— Пошли, Бхаджан, — улыбается он. — Подойдем поближе к Богу.

Мы залезаем на галерею, идущую вдоль второго этажа. Улыбающиеся люди освобождают нам место, и я устраиваюсь на скрещенных маминых ногах. Фрэнк и Кьяра садятся как можно дальше друг от друга. Здесь, наверху, тише, в больших арочных окнах нет стекол, и ветер свободно влетает внутрь. Я прижимаюсь к маме, слышу стук ее сердца и жду, когда начнется утренняя служба.

Снаружи поют, и голоса становятся громче. Проливается дождь розово-белых лепестков, и в храм торжественно вносят Сири Гуру Грантх Сахиб — священную книгу сикхов. Стоя под драгоценным пологом, жрец набирает в грудь воздуха и открывает книгу. Его длинная борода почти касается страниц, а сильный глубокий голос наполняет храм. Люди вокруг подхватывают его слова, и молитва делается все громче. У меня по коже бегут мурашки.

— Ek ong kar, sat nám, kartá purak, hnirbhau nirvair, jap, ád sac, jugád sac, hai bhi sac, nának hosi bhi sac. — Я выучила все молитвы год назад и пою вместе со всеми. — Он создатель всего сущего, Творец. Да никогда не забуду я сей истины: за всем кроется Он. Он длань всех дланей, око всех очей.

Я склоняю голову и пою слова гуру Нанака. Он основал религию, Бог которой — Истина, а еще он мой тезка. Ведь моя семья дала мне не одно имя, а целых три:

Харбхаджан Хальса Нанак.

Песнь Бога.

Чистота.

Истина.

Это не просто имя, это всё, ради чего мы живем. Мы уважаем свои законы, ищем правды и любим друг друга, что бы ни случилось.

Первые лучи рассвета окрашивают небо.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава 1

Погоня

Обычно попадаешься на самых простых ошибках. Нет никаких драматичных сцен, какие все воображают: автомобильной погони, кружащих вертолетов, выхватывающих тебя из темноты мощным лучом прожектора. Ничего такого. Чаще всего это бывает отпечаток пальца на краю конверта, звонок маме в день ее рождения, тайный визит домой. Даже самые умные беглецы попадались лишь потому, что разрешали себе на мгновение утратить бдительность и немного передохнуть.

Я узнала все это, путешествуя вместе с семьей, когда в течение многих лет мы переезжали из города в город, из страны в страну, с континента на континент без всяких видимых причин. Я выучила мантры сикхов, научилась складывать и вычитать на счетах и узнала, как работает двигатель внутреннего сгорания. Но самый сложный урок был совсем другим. Мне пришлось усвоить определенные правила.

Всегда имей легенду.

Затверди ее так, чтобы для тебя она стала реальной и ты могла ее рассказать не задумываясь.

Никогда не давай никому свой телефонный номер и не сообщай, где живешь. Никогда.

Купи автоответчик в другом городе, где люди смогут оставлять тебе сообщения. Проверяй их только из автоматов.

Вся почта должна попадать в абонентский ящик. Когда едешь на почту, делай резкие повороты, выбирай странные маршруты и смотри в зеркало заднего вида, чтобы не было хвоста.

Плати за все наличными. Никогда не заводи кредитки.

И самое главное: если ты откуда-то уезжаешь — неважно, насколько тебе там понравилось и сколько друзей ты успел завести, — возвращаться нельзя. Нельзя связываться с людьми, которых ты знал раньше. Отношения должны сгорать вместе со старыми документами.

Звучит несложно, но мало кто способен следовать этим правилам много лет подряд. Люди устают, теряют бдительность, начинают скучать по прошлому. А это значит, как любит напоминать нам папа, что ты уже покойник.

Странные ощущения, которые я испытала на рассвете в Золотом храме, слова гуру Нанака, срывающиеся с моих губ, вспоминаются как сон. Но при этом они не менее реальны, чем вчерашний день. Время, проведенное в Индии, теплая рука отца на моем плече, рассвет над Гималаями — мои первые воспоминания навсегда останутся в сердце. Они кажутся прекрасными, даже воспоминания о юных солдатах с винтовками или о кулаке брата, врезавшемся в стену. Все, что папа обещал, казалось очень простым и достижимым. Многого я не понимала — ни тогда, когда мы неслись с горы, ни позже, когда Фрэнк вдруг сделался чужим и непонятным, ни когда я видела его в последний раз. Ни даже сегодня.

Но почему мы бежали так быстро и так долго? Почему мы так рисковали?

Это очень просто: за нами охотились.

И все же моя семья продолжала петь и двигаться вперед на маленькой машине, детали которой удерживали на месте вера и проволока от загона для кур, даже когда разлад, вызванный темпераментом моего отца и постоянными ссорами Кьяры и Фрэнка, стал очевиден. В последующие годы мгновения красоты и радости случались все реже. За это время мы познакомились с якудза в Японии, видели хаос апартеида, любовались пирамидами и ели горячий сыр где-то в румынской глуши. К девяти годам я успела пожить в десяти с лишним странах на пяти континентах под шестью разными именами. Я узнала, как подделывать документы, как вести себя на допросах и, главное, как исчезать.