Джейми Форд - Отель на перекрестке радости и горечи Страница 40

— Вон тот грузовик, видите? Он собирает посетителей. Приехали кого-то проведать, так ведь?

Генри указал на большой грузовик с низкими бортами и самодельными скамьями вдоль них.

— Вон тот?

— Да, поторопитесь, долго ждать он не будет.

Шелдон приподнял шляпу, схватил чемодан, подтолкнул Генри.

— Спасибо, мэм, вы нам очень помогли.

Они забрались в кузов, сели рядом с двумя монахинями и священником, которые переговаривались на странной смеси — латынь пополам с японским.

— Все проще, чем ты думал, — сказал Шелдон, пристраивая чемодан в ногах. — А лагерь больше, чем ты думал.

Всю дорогу Генри вглядывался вперед и лагерь заметил издалека. Исполинская каменная труба торчала над сухими, пыльными полями, а вскоре проступили и очертания строящегося городка. Даже издали Генри смог различить длинные ряды будущих зданий.

— Да здесь тысяча акров! — воскликнул Генри, не очень-то представляя, сколько это — тысяча акров, но лагерь казался необъятным.

— Ага! — подхватил Шелдон. — Будто целый город поднимается из пересохшей Змеиной реки. Здесь кругом бесплодная сушь, вот их сюда и сослали.

Генри смотрел на пустынный пейзаж. Ни деревьев, ни цветов, лишь редкие кустарники. Крытые толем бараки нарушали монотонность сухой равнины. И всюду люди. Тысячи людей, суетятся на стройке, возятся в поле — собирают кукурузу, картофель, сахарную свеклу. Даже дети и старики копошились в пыльных бороздах. Все тут было в движении.

Грузовик в последний раз подпрыгнул на ухабе и остановился. Пассажиры спрыгнули на землю и тут же разделились на две группы: на работников лагеря и гостей. Генри и Шелдон следом за гостевой группкой двинулись к приземистому каменному зданию, где была устроена приемная. Дул ветер, на зубах хрустел песок, пыль оседала на коже. Земля была иссушенная, в трещинах. Но в воздухе веяло чем-то особенным — медвяными травами и влагой. Генри, житель Сиэтла, не спутал бы этот запах ни с чем. На пустыню надвигалась гроза.

В приемной им объяснили, что можно и что нельзя привозить и вывозить из лагеря. Сигареты и спиртное разрешались, но понемногу, а некоторые безобидные мелочи, например пилки для ногтей, были под запретом. «Не говоря уж о кусачках», — шепнул Генри, и Шелдон ухмыльнулся.

На Генри никто и внимания не обратил, хотя он был готов к тому, что его сразу повяжут и швырнут за колючую проволоку, не успев разобраться, что он вовсе не японец. Но, похоже, никому не было дела до мальчишки с азиатской внешностью. Едва ли не каждый час прибывали автобусы с новыми партиями интернированных.

— Надеюсь, ты успел помыться перед отъездом. — Шелдон посмотрел в окно. — С водой тут туго. А канализацию только-только прокладывают, вон глянь.

Генри ткнулся носом в свой рукав, пахнувший потом и дорожной пылью.

Шелдон вытер платком лоб.

— Жить им тут без воды и без унитазов еще много месяцев.

Генри посмотрел в окно на японских рабочих, трудившихся на солнцепеке, и порадовался, что они с Шелдоном сидят в прохладной комнате, дожидаясь своей очереди. Только через полчаса их зарегистрировали как гостей. Наконец секретарша проверила по документам, прибыла ли в лагерь семья Окабэ.

— Квакеры, — объяснил Шелдон, кивком указав Генри на конторских служащих.

— Как парень с картинки на овсяных хлопьях?

— Вроде того. Они выступали против войны и все такое. А сейчас работают в лагерях учителями, медсестрами, секретарями — так я слышал. Почти все здешние белые — квакеры. Хотя здесь Айдахо, значит, есть и адвентисты. Невелика разница.

Генри покосился на белую женщину за письменным столом. Точь-в-точь девушка с рекламы полуфабрикатов — не красотка, но очень славная.

Девушка подняла голову от бумаг и улыбнулась:

— Окабэ? Они здесь. У нас больше десятка семей с такой фамилией, но я, кажется, знаю, кого вы ищете.

Шелдон потрепал Генри по плечу.

— Идите в зал для гостей, — велела девушка. — Там вам объяснят, что где. Здесь все как в городе — улицы, кварталы. Обычно о приезде гостей предупреждают письмом или звонком, можно позвонить из главной конторы. Или посылают на участок курьера, и он вешает объявление напротив барака, где живет семья.

Генри напряженно слушал.

— Обычно приходится ждать день, а то и больше, — пояснила девушка. — Потому что все дети в школе, а взрослые на работе.

— Что у них за работа? — спросил Генри.

— Убирают сахарную свеклу или заняты на стройке. А для женщин хватает бумажной работы. — Она со вздохом вернулась к лежавшей перед ней стопке документов.

Генри заполнил анкету для встречи с Кейко, жившей в семнадцатом квартале. Желая устроить сюрприз, в графе «имя» Генри написал просто «гость». Курьер, пожилой японец, — будто бы в насмешку, хромой — взял анкету и заковылял прочь.

— Долго придется ждать, — вздохнул Генри.

Сидевший напротив него Шелдон кивнул, наблюдая за суетой вокруг. Генри посмотрел на него. Зажатый на жесткой скамье между стариком с коробкой на коленях и молодой парой с корзинами груш, тот отбивал пальцами ритм, явно тоскуя по своему саксофону.

— Спасибо, что поехал со мной, Шелдон.

Тот подался вперед, похлопал Генри по колену:

— А разве я мог не поехать? Надо — значит, надо. Твой отец знает, что ты здесь?

Генри покачал головой.

— Я сказал маме, что уезжаю на выходные. Она все поняла. Вряд ли обрадовалась, но возражать не стала и ни о чем не спрашивала. А мне больше ничего и не нужно, это самая лучшая помощь. Мама волнуется, конечно, но со мной ничего не случится. Я должен был поехать. Вдруг мы с Кейко больше не увидимся и я не смогу сказать то, что не сказал тогда, в «Гармонии»?

— Ты, Генри, главное, надейся. И жди. Надежда, она всегда есть. Так что жди.

Ждать пришлось шесть часов. Генри и Шелдон то сидели в зале для гостей, то выходили прогуляться во двор. Небо затянуло тучами, потемнело, хотя до вечера было далеко.

Генри в который раз взглянул на часы, потом на табличку: «Часы посещений до 17:30».

— Придется ехать в город. Наверное, Кейко еще не получила записку. Но завтра мы снова приедем.

На пересохшую землю упали крупные, тяжелые капли. И через минуту дождь уже барабанил по жестяным крышам времянок и недостроенных бараков, и работавшие японцы врассыпную бросились под укрытия. Генри вспомнил о крышах из толя и недостроенных домиках. Хорошо, если их еще не заселили.

— Вон автобус для гостей! — крикнул Шелдон, чемодан он держал над головой на манер зонтика.

Торопясь за Шелдоном, Генри размышлял о том, чем занята сейчас Кейко. Возвращается из школы? Разношерстная у нее, наверное, компания: одни говорят только по-английски, другие — только по-японски. Генри представил комнатушку, в которой ютится семья Кейко, как они жмутся к печке с железной трубой, а дождь капает сквозь дырявую крышу в подставленные миски. Представил, как Кейко слушает пластинку Оскара Холдена. Думает ли она о нем? Вспоминает ли его так же часто, как он ее? Возможно ли это? Вряд ли. Ведь он думает о ней постоянно, он даже видит ее иногда, слышит ее голос. Тихий, чистый, без акцента. Вот и сейчас сквозь раскаты грома ему почудилось, будто Кейко зовет его по имени. Словно она рядом. Словно никуда не уезжала. До чего же ему всегда нравилось, как она произносит его имя!

— Генри!

С первого же дня их знакомства на школьной кухне.

— Генри!

И до того ужасного дня, когда он беспомощно смотрел, как она садится в поезд.

— Генри!

И наконец, когда она сказала «до свидания» сдержанно, с опаской, незнакомым, чужим голосом, — а он отпустил ее, желая остаться хорошим сыном.

Все это время он слышал ее голос.

— Генри!

Она была рядом. Стояла под дождем, по ту сторону колючей проволоки. Все в том же желтом платье и мокром сером свитере. Еще миг — и она уже неслась по лужам к разделявшей их ограде.

— Генри!

В руке она держала записку — мокрую, смятую.

Генри кинулся навстречу. Вытирая рукавом залитое дождем лицо, он потянулся к ней сквозь колючую проволоку, сжал тонкие пальцы.

Уткнувшись лбом в железные колючки, Генри смотрел на нее, не замечая холодных струй, проникающих под одежду.

— Как ты здесь очутился?

Кейко сморгнула капли, стекавшие в глаза с мокрых волос.

— Мне… мне уже тринадцать. — Генри не знал, что еще сказать. — Я сбежал. Приехал тебя повидать. Я уже взрослый, сам за себя в ответе, и мы с Шелдоном сели в автобус… мне нужно тебе сказать…

Кейко молчала.

— Прости меня…

— За что?

— За то, что не попрощался с тобой.

— Но ты попрощался…

— Плохо попрощался. Я испугался. Запутался. Я не знал, чего хочу. Не знал, как надо прощаться.

— И ты приехал, чтобы попрощаться? — удивилась Кейко.

— Нет! — крикнул Генри. — Нет!