Си Джей Уотсон - Прежде чем я засну (ЛП) Страница 40

- Извини. Я...

- Но ничего. Омлет подойдёт. Если ты так хочешь.

Я чувствовала, что разговор сворачивает в ту плоскость, в которой я не хотела оказаться. Он смотрел на разделочною доску, над которой висла моя рука, сжимающая нож.

- Нет,- сказала я и засмеялась, но он не засмеялся со мной. - Это не имеет значения. Я не знала. Я всегда могу...

- Ты же уже нарезала лук, - безжизненно произнёс он. Просто констатируя факт без всяких украшений.

- Я знаю, но... мы всё равно можем сделать отбивные?

- Как хочешь, - сказал он и повернулся, чтобы выйти. - Я накрою на стол.

Я не ответила. Я не поняла, что это было, что я сделала и сделала ли что вообще. Я вернулась к луку.

Мы сидели друг напротив друга. И ели в тишине. Я спросила его, всё ли в порядке, но он пожал плечами и ответил, что да.

- Просто долгий день, - это всё, что он мне сказал, добавив лишь, в ответ на мой ждущий продолжения взгляд. - На работе.

Обсуждение закончилось прежде, чем начаться. И я подумала, что лучше рассказать ему о дневнике и докторе Нэше. Я начала неохотно есть, стараясь не волноваться. "В конце концов, - говорила я себе. - Он тоже имеет право на плохие дни". Но тревога всё равно грызла меня. Я чувствовала возможность улизнуть от разговора и не знала, проснусь ли я завтра с той же убеждённостью, что это правильный поступок. В конечном итоге я не смогла больше выносить этого.

- Но мы хотели детей? - спросила я.

Он вздохнул.

- Кристина, а мы должны были?

- Извини.

Я до сих пор не знала, что говорить и говорить ли вообще. Может быть, лучше просто пустить всё на самотёк. Но я поняла, что не могу сделать этого.

- Просто сегодня произошло кое-что очень странное.

Я пыталась придать голосу легкомысленности, беззаботности, которой у меня не было и в помине.

- Я кое-что вспомнила.

- Кое-что?

- Да. Я не знаю...

- Продолжай, - сказал он и наклонился вперёд неожиданно напряжённый. - Что ты вспомнила?

Мои глаза были направлены на стену позади него, на фотографию, висящую на ней. Чёрно-белое изображение. Крупным планом лепестки цветов с каплями воды на них. Она выглядела дёшево. Как будто ей место в каком-нибудь универмаге, а не в доме, где живут люди.

- Я вспомнила, что у меня был ребёнок.

Он откинулся на спинку стула. Его глаза сначала широко раскрылись, а затем закрылись. Он набрал в лёгкие воздух и долго его выдыхал.

- Это правда? У нас был ребёнок?

"Если он сейчас соврёт, - подумала я. - То я даже не знаю, что делать дальше". Наверное, буду спорить с ним. Расскажу ему всё в неконтролируемом порыве излияния. Он открыл глаза и посмотрел в мои.

- Да, - ответил он. - Это правда.

Он рассказал мне об Адаме, и на меня нахлынуло облегчение. Облегчение, граничащее с болью. Все эти годы потеряны навсегда. Все эти моменты, о которых я не помню, уже никогда не вернутся. Я почувствовала, как внутри меня нарастает возбуждение, пока не выросло до таких размеров, что было способно поглотить меня.

Бен рассказал мне о дне рождение Адама, о его детстве, его жизни. Куда он ходил в школе, в каких рождественских пьесах играл. О его способностям к футболу и лёгкой атлетике, о его разочаровании в результатах экзаменов. О его девушках. О плохой компании, с которой он по ошибке связался. Я задавала вопросы, а он отвечал на них. Кажется, он был счастлив поговорить о сыне, его плохое настроение, словно смыло воспоминаниями.

Я поняла, что сижу с закрытыми глазами, а он говорит. Картинки нахлынули на меня, изображения Адама, меня, Бена, но я не могу сказать, были ли они воспоминаниями или воображением.

Когда он закончил, я открыла глаза и какое-то время пребывала в шоке, оттого, кто сидит передо мной, оттого, каким старым он стал, насколько он отличается от того молодого отца, которого я представляла.

- Но здесь нет его фотографий, - сказала я. - Нигде.

Ему было не по себе.

- Я знаю. Ты расстроишься.

- Расстроюсь?

Он ничего не ответил. Возможно, ему не хватало сил рассказать мне о смерти Адама. Он выглядел разбитым. Опустошённым. Я почувствовала себя виноватой за то, что сделала с ним, за то, что продолжаю делать с ним каждый день.

- Ничего. Я знаю, что он мёртв.

Он выглядел удивлённым. Сбитым с толку.

- Ты... знаешь?

- Да, - сказала я и уже собиралась рассказать ему о своём дневнике, о том, что он уже всё мне рассказывал, но не сделала этого. Его настроение всё ещё было хрупким, в воздухе висело напряжение. Это могло подождать.

- Я просто чувствую это.

- В этом есть смысл. Я тебе уже рассказывал об этом.

Конечно же, это было правдой. Как и то, что он уже рассказывал мне о жизни Адама. И всё же, я поняла, что одна история мне кажется настоящей, а вторая - нет. Я поняла, что не верю, что мой сын мёртв.

- Расскажи мне ещё раз, - попросила я.

Он рассказал о войне, о дорожной мине. Я слушала настолько спокойно, насколько могла. Он рассказал о похоронах Адама, о залпе выстрелов над гробом, покрытым британским флагом. Я попыталась выдавить воспоминания, пусть даже такие тяжёлые, такие ужасные, как эти. Но ничего не вышло.

- Я хочу пойти туда. Я хочу увидеть его могилу.

- Крис, я не уверен...

Я поняла, что поскольку у меня нет воспоминаний, мне нужно увидеть доказательство того, что он мёртв или я так и буду носить в себе надежду, что он жив.

- Но я хочу. Я должна.

Я думала, что он может сказать, нет. Может сказать мне, что он думает, что это не очень хорошая идея, что это может слишком сильно меня расстроить. И что мне тогда делать? Как я могу его заставить? Но он ничего такого не сказал.

- Пойдём на выходных. Обещаю.

Облегчение, смешанное с ужасом, заставило меня онеметь.

Мы убрали тарелки. Я стояла возле раковины, опускала блюда, которые он передавал мне, в горячую мыльную воду, натирала их, передавала ему обратно, чтобы он их вытер. Всё это время я избегала смотреть на отражение в окне.

Я заставляла себя думать о похоронах Адама, представить, как я стою на траве в пасмурный день, рядом с земляной насыпью, глядя на гроб, подвешенный над дырой в земле. Я попыталась представить залп выстрелов, игру одинокого трубача, и нас, семью, его друзей, всхлипывающих в тишине. Но не смогла. Это было не так давно, и всё же, я ничего не увидела. Я попыталась представить, что я должна была чувствовать. В тот день я бы проснулась, даже не зная, что я мать, поэтому Бену сначала пришлось бы меня убедить, что у меня есть сын, и что оставшуюся часть дня мы будем хоронить его. Я представила не ужас даже, а онемение, неверие. Ощущение нереальности происходящего. Разум может принять многое, но вряд ли справится с таким, уж точно не мой. Я представила, как мне говорят, что надеть, ведут из дома к ожидающей машине, усаживают на заднее сидение. Возможно, пока мы ехали, меня мучил вопрос, на чьи похороны мы едем. Вероятно, я чувствовала себя так, как будто на свои.

Я посмотрела на отражение Бена в окне. А ведь ему пришлось со всем этим справляться, в то время как его собственное горе было невыносимо. Наверное, было бы лучше для всех нас, если бы он не взял меня вообще на похороны. По коже пробежал холодок. Может быть, он так и сделал?

Я так до сих пор и не решила, рассказать ли ему про доктора Нэша. Теперь он снова выглядел уставшим, подавленным. Он улыбнулся только тогда, когда я поймала его взгляд и улыбнулась ему. "Возможно, позже, - подумала я, - хотя может и не быть более подходящего времени". Я не могла не чувствовать, что то, что я сделала или не сделала, является причиной его нынешнего состояния.

Теперь я поняла, как беспокоюсь за этого мужчину. Не знаю, люблю ли, до сих пор не знаю, но это лишь потому, что я вообще не знаю, что такое любовь. Несмотря на смутные воспоминания об Адаме, я чувствую любовь к нему, желание защитить его, желание дать ему всё, ощущение, что он часть меня и без него я неполная. К маме, когда вспоминала её, я тоже чувствовала любовь, но другого рода. Это более сложная связь, с оговорками. Я её не совсем понимала.

Но Бен? Он кажется мне привлекательным. Я доверяю ему, несмотря на его ложь, потому что я знаю, что он от чистого сердца хотел, как лучше, но могу ли я сказать, что люблю его, ведь я лишь отдалённо осознаю, что знаю его больше, чем несколько часов? Не знаю. Но я хочу, чтобы он был счастлив. И где-то в глубине души, я понимаю, что хочу быть тем человеком, который сделает его таким.

Я решила, что должна приложить больше усилий. Взять всё под контроль. Этот дневник - это тот инструмент, который может улучшить наши жизни, а не только мою.

Я уже собиралась спросить, как он справлялся, когда это случилось, но, должно быть, я отпустила тарелку раньше, чем он успел взять её. Бен сказал "Чёрт!", и она с грохотом упала на пол, разлетевшись на сотни мелких кусочков.

- Извини! - сказала я, но Бен даже не посмотрел на меня. Он опустился на пол, чертыхаясь под нос.